Петрушевская: сочинение

Сочинение по рассказу Петрушевской «Страна»

Перед нами главная героиня рассказа: одинокая, спившаяся, «со следами былой красоты на лице» женщина. Она – «никому не видимая» мать той уже вроде бы никому не нужной вялой, белой, крупной девочке, играющей в старые игрушки. Потеряла прошлое, потеряла счастье. Замкнулась в нынешнем мире повседневности, только тихо существуя в своей однокомнатной квартире. «Всё не ладится в этой квартире. » – пишет Дмитрий Быков.

Несмотря на все невзгоды, женщина пытается вернуть своё прошлое. Особенно ждёт ту пару дней в году, чтобы выбраться в гости и ощутить себя среди людей, оживиться, пожить хотя бы некоторый момент прежней жизнью. Действительно, в гостях у старых знакомых к женщине возвращается ее прошлая жизнь, хоть к ней уже не относятся так же, как относились раньше, когда «блондин ходил у нее в мужьях».

Во мне этот самый «яркий блондин» с женскими чертами внешности вызывает отталкивающее чувство. А его новая избранница «жёсткого склада», как я считаю, является полной противоположностью его прежней жене. Но мне кажется, что мать всё-таки ждёт возвращения отца её дочери, каждый раз ожидая «пока решится там у них, на том конце телефонного провода». И снова в безысходности «бежит в гастроном за очередной бутылкой».

Подобные события, полные безнравственности, могли бы произойти с кем угодно и где угодно. Однако, как сказал один римский философ Сенека, «пока человек жив, он никогда не должен терять надежды». У каждого есть своя «страна», в которую он может окунуться «в минуты душевной невзгоды». У матери с дочерью же этой единственной страной является сон, который, к сожалению, когда-то прервётся «чтобы бежать по тёмной, морозной улице куда-то и зачем-то, в то время как нужно было бы никогда не просыпаться».

Людмилу Петрушевскую долго не печатали, так как ее рассказы считали слишком мрачными. В одном рассказе — самоубийство («Грипп»), в другом — помешательство («Бессмертная любовь»), в третьем — проституция («Дочь Ксении»), в четвертом — прозябание несчастной семьи запрещенного и забытого писателя («Козел Ваня»).

Рассказы, о которых пойдет речь, были написаны в конце шестидесятых—начале восьмидесятых годов. В своих произведениях Петрушевская описывает современную жизнь, далекую от благополучных квартир и официальных приемных.

Ее герои — незаметные, замученные жизнью люди, тихо или скандально страдающие в своих коммунальных квартирах и неприглядных дворах. Автор приглашает нас в ничем не примечательные служебные конторы и на лестничные клетки, знакомит с разнообразными несчастьями, с безнравственностью и отсутствием смысла существования.

Невозможно не сказать о своеобразном языке Петрушевской. Писательница на каждом шагу пренебрегает литературной нормой, и если у Зощенко, например, автор выступает от имени внелитературного рассказчика, а Платонов создал собственный язык на основе общенародного, то тут мы имеем дело с вариантом той же задачи. Петрушевская при отсутствии рассказчика пользуется языковыми нарушениями, встречающимися в разговорной речи. Они не принадлежат ни рассказчику, ни персонажу. У них своя роль. Они воссоздают ту ситуацию, при которой возникают в разговоре. На таком необычном построении и звучании и держится ее проза.

Петрушевская пишет короткие рассказы. Среди них есть такие, что занимают две-три странички. Но это не миниатюры, не этюды или зарисовки, это рассказы, которые и короткими-то не назовешь, если учесть объем входящего в них жизненного материала.

Рассказ «Дядя Гриша» написан от первого лица. Молодая женщина снимает на лето часть сарая в подмосковном поселке и невольно наблюдает жизнь своих хозяев: дяди Гриши, тети Симы и их взрослых детей. И вот странность — она о них не рассказывает, а только упоминает. Может быть, потому не рассказывает, что ничего не происходит? Да нет, происходит, еще как происходит — дядю Гришу убивают. Но об убийстве мы узнаем от нее почти случайно, из попутного, сделанного вскользь замечания.

Чуть ли не в каждом абзаце обсуждается опасность одинокого проживания на отшибе, вступающая в противоречие с чувством безопасности, которое испытывает героиня и которому, удивляясь, она придает какое-то преувеличенное значение. Мотив опасности (безопасности) звучит на протяжении всего рассказа. Так основательно исследуется этот вопрос, что вырастает почти в проблему. Зачем — не сразу разберешь, но именно он формирует сюжет, который сам по себе на удивление мало о чем говорит: кто находится в опасности, остался невредим, а тот, кто ее не ждал, сражен своенравным роком. Что-то водевильное, анекдотическое содержится в капризе обстоятельств, несмотря на убийство.

А рассказ-то грустный. Что именно вызывает горькое чувство? Смысл складывается из разнородных элементов, из обмолвок и повторов, топтания на месте, проходных сценок и отступлений, сплошного, можно сказать, отступления, ибо отсутствует сюжетная линейность. На что это похоже? На стихи. Сюжет в поэзии строится иначе, чем в прозе, — свободно, ассоциативно, непоследовательно.

Вместо того чтобы развиваться, сюжет у Петрушевской концентрируется вокруг какого-то одного момента или эпизода. Например, «Удар грома». Само название концентрирует внимание на одном моменте. Внезапное вмешательство в телефонный разговор третьего лица, очевидно по параллельному телефону, было воспринято героиней как удар грома и положило конец и телефонному разговору, и вообще знакомству. Между делом выясняется характер восьмилетних отношений действующих лиц — некоего Зубова и его приятельницы Марины, их семейные обстоятельства и служебное положение, но согласно строению сюжета все эти сведения предстают как дополнительный материал к минутной ситуации телефонного разговора.

В рассказе «Милая дама» описан момент отъезда. Человек сидит в такси на заднем сиденье и посылает прощальную улыбку снизу вверх, адресованную молодой женщине, «милой даме», с которой расстается навсегда. То, что читателю сообщается о нем и о ней, пристегнуто к этому моменту: в центре сюжета — одна прощальная сцена.

Не развертывая, а, наоборот, сворачивая жизненное событие, Петрушевская выделяет в нем проходной эпизод, не итоговый результат: телефонный разговор, отъезд в такси.

Автор, и это еще одно свойство прозы Петрушевской, всеми силами скрывает, подавляет и сдерживает свои чувства. Огромную роль в своеобразии ее рассказов играют повторы, создающие впечатление упорной сосредоточенности, которая владеет автором до забвения формы, до пренебрежения «правилами хорошего стиля».

Например, в рассказе «Удар грома» только в одном абзаце четыре раза повторяется слово «факт» и три раза — «плоскости». Видно, заинтересованность в предмете совершенно переключила внимание рассказчика с формы речи на суть дела. Не будет преувеличением сказать, что весь текст буквально прошит повторяющимися словами и словосочетаниями, которые изредка разбавлены выпадающими из стиля и потому особенно красноречивыми выражениями вроде «нежные лепестки» — о люстре.

Страстное разбирательство — вот что такое жизнь в рассказах Петрушевской. Она — лирик, и, как во многих лирических стихах, в ее прозе нет лирического героя и не важен сюжет. Ее речь, как речь поэта, сразу о многом. Конечно, не всегда сюжет ее рассказа незначителен, но главное в ее прозе — всепоглощающее чувство, создаваемое потоком авторской речи.

В литературе шестидесятых—восьмидесятых годов Л. Петрушевская не осталась не замеченной благодаря ее способности соединять поэзию и прозу, которая придает ей особую, необычайную манеру повествования.

Рецензия на рассказ Л. С. Петрушевской “Удар грома”

Школьное сочинение

Людмила Петрушевская — ярчайшая из писательниц конца XX века, произведения которой длительное время не издавали, отыскивая всевозможные поводы для бесчисленных отказов. Однако истинный мастер все равно когда-нибудь отыщет путь к умам и сердцам своих читателей. Собственно потому в наше время рассказы Петрушевской часто выходят на страницах журналов. Уже в магазинах продаются некоторые публикации ее произведений. С каждым днем растет число поклонников творчества Петрушевской. Нынешняя критика именует ее рассказы “прозой новой волны”, потому что в них есть композиционная и стилистическая странность, переосмысление знаменитых классических творений. Непреложным проблемам писательница дает своеобразную интерпретацию. Но не только заинтересованность литературоведов доказывает повысившееся признание Л. Петрушевской. Она давным-давно снискала любовь читателей. Чем же интересны ее произведения?

Темы для своих рассказов автор берет из череды повседневных событий. Писательница показывает мир, далекий от благополучных квартир и официальных приемных. Ее герои — незаметные, замученные бытом люди, тихо страдающие в своих неприглядных дворах и коммунальных квартирах. Писательница показывает нескладную жизнь, в которой отсутствует какой-либо смысл. Привычные для каждого читателя картины не мешают автору поднимать и решать серьезные нравственные проблемы.

Петрушевская пишет небольшие по объему рассказы, занимающие две-три странички. Они столь необычны, что после первого прочтения могут вызвать недоумение: о чем же все-таки идет речь? Такой вопрос возник и у меня после прочтения рассказа “Удар грома”. Само название концентрирует наше внимание на одном моменте. Вмешательство в разговор третьего лица, очевидно, по параллельному телефону, было воспринято героиней как удар грома и положило конец не только очередному телефонному общению, но и вообще знакомству. Вот, собственно, и весь сюжет, будто застывший на своей кульминационной точке. Однако попутно выясняется масса подробностей, составляющих предысторию и характеризующих общую картину действия. Получается, что смежные обстоятельства влияют на наше понимание происходящего в гораздо большей степени, чем эпизод, оказавшийся в центре внимания. Как бы между делом мы узнаем о восьмилетних отношениях действующих лиц — некоего Зубова и его приятельницы Марины. Нам становятся ясны их семейная жизнь и служебное положение. Но композиционно все эти сведения даются как дополнительный материал к минутной ситуации телефонного разговора. Не развертывая, а сворачивая событие, Петрушевская выделяет в нем как бы несущественный эпизод — телефонный разговор. Но детали, дорисовывающие ситуацию, создают ощущение полноты жизни.

По жанру рассказы писательницы напоминают миниатюры, этюды, зарисовки, но сама Петрушевская настаивает на том, что это рассказы, которые нельзя назвать короткими, если задуматься над глубиной их проблематики и объемом жизненного материала. Свернутость сюжета, на мой взгляд, говорит об огромном напряжении душевных сил автора. Да и как можно оставаться спокойными, когда речь идет об одиночестве среди людей, о бесприютности, неустроенности человеческих судеб, о драматических стечениях обстоятельств, ломающих устоявшийся порядок жизни. Л. Петрушевская, как и ее великий предшественник А. Чехов, видит и изображает трагизм мелочей, угнетающую власть повседневности, непросветленную надеждой, искажающую сознание человека.

Говоря о несчастье героев, писательница как бы сдерживает свои чувства. В этом легко убедиться, проанализировав стилистику ее рассказов. В прозе Петрушевской пересекаются два языка — протокольно-канцелярский и разговорно-бытовой. Они образуют устную речь, немного угловатую, иногда алогичную, но точно воспроизводящую абсурд, ставший законом жизни. Автор говорит беспорядочно и странно, с одной стороны, прикрываясь канцеляризмами (“трудности финансового и жилищного характера”, “с разрешения руководства”, “очередной приход”), с другой — впадая в смешные нелепости разговорной речи (“никто в мире не взялся бы за это дело, говорит, что все это плохо кончится”).

Язык рассказов Петрушевской позволяет точно передать “больное” сознание героев, иногда не замечающих, что срывается с их уст. Сталкиваясь с враждебными обстоятельствами, пытаясь противостоять официозу, они “заговаривают ему зубы” его же языком, путаясь, теряясь, “корчась в корявых оборотах”. Независимо от содержания рассказа автор с помощью грамматических средств разворачивает перед нами печальную тяжбу героя с судьбой. Так происходит и в “Ударе грома”. В одном абзаце шесть раз появляется вводное слово “может быть”. В нем и неопределенность ситуации, и неуверенность в себе, и стремление уйти от решения проблем.

Заблудившийся в себе самом и в окружающем мире человек — самый драматический символ нашего времени. Это результат трепета перед жизнью, жажды укрыться в “футляре” из шаблонных фраз, избитых обещаний, невыразительных размышлений, бесполезных дел. По представлению самой Петрушевской, от каждого человека зависит, сможет он победить агрессивность и бездушность судьбы или склонится под ее потрясениями. Писательница сохраняет за своими героями право на “прозрение”, грезит о духовном их “распрямлении”; о реставрации гордости и достоинства. Мрачная и туманная развязка рассказа диктуется жаждой “разбудить” человека, вынудить его вести борьбу за собственное счастье, противиться складывающимся ситуациям, не страшиться “ударов грома”.

Сочинение по произведению на тему: Короткие рассказы Петрушевской

Но нет пощады у судьбы
Тому, чей благородный гений
Стал обличителем толпы,
Ее страстей и заблуждений.
Питая ненавистью грудь,
Уста вооружив сатирой,
Проходит он тернистый путь
С своей карающею лирой. Н. А. Некрасов
Отрицательные стороны действительности, описанные достоверно и талантливо, содержат активный заряд гуманности и сострадания, побуждают пересмотреть образ жизни. Так всегда было в русской классической литературе.
Людмилу Петрушевскую долго не печатали. “Слишком мрачно”, — говорили в редакциях журналов. В одном рассказе — самоубийство (“Грипп”), в другом — помешательство (“Бессмертная любовь”), в третьем — проституция (“Дочь Ксении”), в четвертом — прозябание несчастной семьи запрещенного писателя (“Козел Ваня”).
Действительно, Петрушевская описывает современную жизнь, далекую от благополучных квартир и официальных приемных. Ее герои — незаметные, замученные жизнью люди, тихо или скандально страдающие в своих коммунальных квартирах в неприглядных дворах. Автор приглашает нас в служебные конторы и на лестничные клетки, знакомит с разнообразными несчастьями, с безнравственностью и отсутствием смысла существования.
Настоящее искусство не бывает безнравственным. Художник не может быть свободен от совести, но должен быть свободен в выборе ситуации, сюжета, характеров и метода — иначе он не художник. Проза Людмилы Петрушевской представляется мне именно таким случаем.
Известно, что писатель должен писать грамотно; плохим стилем не пишутся хорошие вещи. Но и литературно правильная речь, построенная в соответствии с нормативной стилистикой, не обеспечивает еще качество прозы. Норма — лишь эталон, от которого отталкивается писатель. Более того, по словам языковеда Л. В Щербы, художественные достоинства таятся в обоснованных отступлениях от нормы.
Петрушевская на каждом шагу пренебрегает литературной нормой. У Зощенко, например, автор выступает от имени внелитературного рассказчика. Андрей Платонов создал собственный язык на основе общенародного. Петрушевская при отсутствии рассказчика пользуется языковыми нарушениями, встречающимися в разговорной речи. Они не принадлежат ни рассказчику, ни персонажу. У них своя роль. Они воссоздают ту ситуацию, при которой возникают в разговоре.
Ее проза держится на необычном построении и звучании. Практически то, как написано произведение, как звучит фраза, предложение, как они построены, выпадает из поля зрения читателя. Внимание на этом не задерживается, оно спешит скорее достать смысл. А ведь именно смысл передается стилистическими средствами и приемами построения повествования. Нельзя ни прибавить, ни убавить слова, чтобы не изменить смысл предложения.
Петрушевская пишет короткие рассказы. Среди них есть такие, что занимают две-три машинописных странички. Но это не миниатюры, не этюды или зарисовки. Эти рассказы столь необычны, что некоторые из них при первом прочтении могут вызвать недоумение: неясно, о чем они написаны. Только лирические стихи непересказуемы. Сюжет прозаического произведения чаще всего нетрудно пересказать.
Рассказ “Дядя Гриша” написан от первого лица. Молодая женщина снимает на лето часть сарая в подмосковном поселке и невольно наблюдает жизнь своих хозяев: дяди Гриши, тети Симы и их взрослых детей. И вот странность — она о них не рассказывает, а только упоминает, Может быть, потому не рассказывает, что ничего не происходит? Какое там — ведь дядю Гришу убивают. Но об убийстве мы узнаем от нее почти случайно, из попутного, сделанного вскользь замечания. О чем же ведется речь?
Задавшись этим вопросом, с любопытством обнаруживаем, что чуть ли не в каждом абзаце обсуждается опасность одинокого проживания на отшибе. “Множество опасностей подстерегало одинокую женщину на пути от станции до дому, по улице без фонарей. Позднее именно в нашем закоулке и погиб мой хозяин, дядя Гриша, но я всегда странным образом верила в безопасность и в то, что никогда и никто в конечном счете меня не тронет”. Мотив опасности звучит на протяжении всего рассказа. Так основательно исследуется этот вопрос, что вырастает почти в проблему. Зачем — не сразу разберешь, но именно он формирует сюжет.
Фабула подается как нечто маловажное: не рассказывается, а выясняется попутно, по частям, непоследовательно и беспорядочно. Но и сюжет сам по себе на удивление мало о чем говорит: кто находился в опасности, остался невредим, а тот, кто ее не ждал, сражен своенравным роком. Что-то водевильное, анекдотическое содержится в капризе обстоятельств, несмотря на убийство. Коварство судьбы, впервые явившееся человеку, вероятно, поразило его ум. Слишком известное, чтобы служить темой для размышлений, оно привычно становится объектом насмешки. Отсюда устойчивые иронические словосочетания вроде “игра фортуны”, “причуды судьбы” и т. д.
А рассказ грустный. Не покидает горькое чувство безысходности. Невесть откуда пришедшее, оно возникает как-то вне фабулы и сюжета. Дядю Гришу убивают, но мы узнаем об этом так, что смерть не возбуждает ни страха, ни жалости, как бы “из равнодушных уст”. И мы равнодушно ей внимаем.
У Чехова есть рассказ “По делам службы”, где главное событие (самоубийство) вынесено на периферию сюжета, а иллюзию действия производит душевное состояние персонажа. Все же последовательно, один за другим в рассказе сменяются моменты фабулы: приезд следователя в деревню, его пребывание на месте происшествия, поездка в гости к помещику фон Тауницу и возвращение назад. Последовательность этих событий, не важная в сюжетном плане, тем не менее соблюдена. Она определяет характер повествования, делает его развернутым во времени. Читатель имеет возможность как бы участвовать в описываемом, сопереживать.
Сюжет в рассказах Петрушевской возникает из неупорядоченных частей фабулы, события и факты предстают в разрозненном виде, непоследовательно. Смысл складывается из разнородных элементов, из обмолвок и повторов, топтания на месте, проходных сценок и отступлений, сплошного, можно сказать, отступления. Мне кажется, это похоже на стихи. “В стихах сверкает смысл, как будто перестрелка”. Поэтическая мысль — алогическая мысль. Ритм устанавливает в стихах перекрестные связи. Сюжет в поэзии строится иначе, чем в прозе, — свободно, ассоциативно, непоследовательно. Начиная стихотворение, поэт может не знать, о чем пойдет речь в следующий миг. Смысл возникает по подсказке ритма и рифмы.
Автор рассказа обычно с самого начала представляет себе предмет описания. И Петрушевская, конечно же, во всех рассказах заранее знает, что она будет описывать. Она знает это, но. не описывает! Она обходится без описания так, будто пишет стихи. Эта разорванная фабула, читаемая по складам, собираемая по клочкам.
Сюжет у Петрушевской, вместо того чтобы развиваться, концентрируется вокруг какого-то одного момента или эпизода. Обычно у нее к началу рассказа действие уже завершилось и ситуация получила определенность. Но так как рассказывать надо постепенно, хотя и не обязательно последовательно, автор сосредоточивается на какой-то одной точке, не самой важной, и подтягивает к ней все, что относится к данной ситуации. В рассказе “Дядя Гриша” эта боковая точка ситуации, ставшая центральной точкой сюжета, — проблема опасности-безопасности.
Рассказы писательницы обычно посвящены коллизии, замершей при разглядывании, с прилепившейся к ней предысторией и массой попутных подробностей. Например, “Удар грома”. Само название концентрирует внимание на одном моменте. Внезапное вмешательство в телефонный разговор третьего лица, очевидно, по параллельному телефону, было воспринято героиней как удар грома и положило конец и телефонному разговору и вообще знакомству. Между делом выясняется характер восьмилетних отношений действующих лиц — некоего Зубова и его приятельницы Марины. Но согласно строению сюжета все эти сведения предстают как дополнительный материал к минутной ситуации телефонного разговора.
В рассказе “Милая дама” описан момент отъезда. Человек сидит в такси на заднем сиденье и посылает прощальную улыбку снизу вверх, адресованную молодой женщине, “милой даме”, с которой расстается навсегда. То, что читателю сообщается о нем и о ней, пристегнуто к этому моменту: в центре сюжета — одна прощальная сцена.
Не развертывая, а, наоборот, сворачивая жизненное событие, Петрушевская вычленяет в нем проходной эпизод: телефонный разговор, отъезд в такси. Но в сочетании с подброшенными деталями, дорисовывающими ситуацию, создается ощущение всей полноты жизни. И по прочтении рассказа с внезапной счастливой ясностью мы постигаем сжатое жизненное пространство в сопровождении яркого эмоционального порыва.
Так и бывает в стихах. У читателя лирики нет условий для обдумывания и переживания смысла речи. Он сразу при помощи ритма подключается к авторскому лирическому волнению.
Свернутость сюжетов Петрушевской объясняется необычно сильным для прозаика волнением души, ее “тяжелым напряженьем”. Словно оно не позволяет вести последовательный рассказ, не дает возможности спокойно излагать вещи по порядку. В прозе Петрушевской душевным волнением сжата каждая неподвижная ситуация, каждый на бегу застывший сюжет.
Автор, и это еще одно свойство прозы Петрушевской, всеми силами скрывает, подавляет и сдерживает свои чувства. Как будто в выражении их есть что-то сомнительное, чего нельзя допустить. Эта проза представляет собой сказ особого вида с характерными чертами внелитературного рассказчика. Два языка — протокольно-канцелярский и разговорно-бытовой — образуют устную, с неправильными оборотами речь, прикрепленную к деловой ситуации.
Авторская эмоция находится в строгих рамках, давая о себе знать лишь речевым напором, выражающимся грамматически: всеми этими “именно”, “таким образом”, “самое главное” и т. п. Огромную роль тут играют повторы, создающие впечатление упорной сосредоточенности, которая владеет автором до забвения формы, до пренебрежения “правилами хорошего стиля”.
Вот пример из рассказа “Удар грома”: “Затем эти странные отношения продолжались уже совсем неизвестно по какому поводу, поскольку факт переезда исчерпал себя, исчерпали себя другие факты, такие, как смерть древней матери Зубова, на похороны которой Марина пошла по собственной инициативе; а других существенных фактов не было — то есть у Марины и Зубова были какие-то факты, но принадлежащие уже к другой плоскости, не к плоскости отношений Марины с ее бывшим мужем и не к плоскости вопроса приобретения мебели для зубовской квартиры”.
Заметим, что здесь четыре раза встречается слово “факт” и три раза — “плоскости”. И это в одном абзаце! Видно, заинтересованность в предмете речи совершенно переключила внимание рассказчика с формы речи на суть дела. Надо сказать, что в предыдущих трех абзацах шесть раз фигурирует слово “люотра”. В следующем же — протяженностью в семь строк — трижды употреблено слово “квартира” и трижды слово “беседовали”. В начале этого абзаца встречаем знакомое слово “пустовать”, на которое мы наталкивались несколько раз прежде. Не будет преувеличением сказать, что весь текст буквально прошит повторяющимися словами и словосочетаниями.
Так выдает себя волнение. Автор говорит путано и страстно. Говорит, с одной стороны, прикрываясь канцеляризмами вроде: “трудности финансового и жилищного характера”; “с разрешения руководства”, “очередной приход”; “как и в предыдущем месте”. С другой — впадая в смешные нелепости разговорной речи: “в особенности знаменательной была в этом отношении жена”; “никто бы в мире не взялся за такое дело, говорить, что все это плохо кончится” и т. п. Эта речь напоминает выступление на собрании месткома, разбирающего персональное дело, она ограничена пределами официальной ситуации и окрылена чисто человеческими страстями, стоящими за мероприятиями такого рода.
Нет, не кого-то, смеясь над ним, изображает Петрушевская, Это мы так говорим. Нас и себя имеет она в виду. Мы сами не знаем, что вырывается из наших уст, когда обстоятельства берут за горло. Если не дома, то на работе, применяясь к казенному этикету, бьемся мы, домогаясь истины и справедливости. В надежде договориться с враждебным официозом заговариваем ему зубы на его языке. О, как спотыкается тогда, корчась в корявых оборотах, наше уязвленное достоинство и “продрогшая честь”, которые хотят непременно по правилам, как положено, не выдав тайного жара души, догнать, достичь, доказать, уличить, настоять на своем и добиться!
А разве не то же самое происходит в частных, внеслужебных отношениях? Разве не тот же трепет в тисках неблагоприятных условий, при отсутствии проезжих путей друг к другу, даже среди близких людей? Страстное разбирательство — вот что такое жизнь в рассказах Петрушевской. Претерпевшие наказание ищут состав преступления и не находят.
Конечно, не всегда сюжет рассказа Петрушевской непересказуем, но главное в ее прозе — всепоглощающее чувство, создаваемое потоком авторской речи. Сюжет оказывается погружен в него и полностью в нем растворен. Волнение автора возбуждается жизненными перипетиями, далекими от того, что принято спросмотреть поэтическим.
Поэзия давно обращается к прозе за материалом. С тех пор как Пушкин шутя просил современников простить ему “ненужный прозаизм”, она далеко продвинулась навстречу прозе, не забывая, однако, откуда явилась, помня свое родство с заклинанием, заговором, молитвой.
В свою очередь проза тянулась к поэзии, одалживая у нее атрибуты: ритм, метр, даже рифму и, конечно, метафору. Но заходя на чужую территорию, проза увлекалась несвойственными ей забавами и по этой причине изменяла своей природе — особому, неметафоричному характеру мысли. Соединить поэзию с прозой удавалось только большим художникам. Старания в этом направлении шли по двум путям: вовлечения поэтического предмета в сферу прозы и заимствования формальных поэтических средств. Петрушевская подошла к задаче с неожиданной стороны. Она внесла в современную прозу присущее лирике волнение, препоручив его вспомогательным средствам — грамматическим и сюжетно-композиционным.
Особый синтез поэзии и прозы создает новое качество письма Петрушевской, ее необычную манеру. Ее рассказы можно пробежать глазами, ничего в них не заметив, и даже вовсе не понять. В том-то и дело, что неожиданная лирическая проза, или, лучше сказать, прозаическая лирика Петрушевской требует от читателя встречного движения мысли и чувств.

Сочинение по произведениям Петрушевской

Как я понимаю сказку Петрушевской «Пуськи бятые»
«Пуськи бятые» — это очень смешная и маленькая сказка. Ее тяжело перевести, хотя она написана русскими буквами, но смысл уловить очень трудно. Вот о чем говорится в сказке:

Вариант 1
Шла курица по Опушке и несла букашку.
И говорит:
— Цыплята, цыпляточки! Букашка!
Цыплята пришли и букашку съели.
. А курица говорит:
— Ой, ой! Букашка-то невкусная!
Цыплята букашку и выплюнули.
Букашка встрепенулась и убежала с опушки. А курица и говорит:
Букашек не кушают. Букашки добрые и очень-очень невкусные.
ОТ букашек плохо будет.
А букашка за опушкой говорит:
Цыплята плохие! Цыплята плохие! Очень нехорошие.
Автор использовал очень интересные слова, например «стрямкали», «зюма-зюма некузявые», «пуськи бятые» и т. д. Некоторые предложения невозможно расшифровать. Стиль сказки очень оригинальный. Писательница хотела донести до детей то, что, прежде чем что-то сделать, надо подумать и послушать, что скажут взрослые.
Вариант 2
Шла лягушка с лягушатами по опушке леса. Вдруг увидела она козявку и начала кричать:
_ Лягушата! Лягушаточки! Смотрите, козявка!
лягушата прискакали и съели козявку. И начали прыгать. А лягушка увидела, что козявка не та, и начала припросмотреть:
Ой! ой! Козявка-то невкусная!
Тут лягушата и выплюнули козявку.
Козявка выскочила, отряхнулась и убежала с опушки. А лягушка кричит лягушатам:
Лягушаточки! Не кушайте козявочек, козявки добрые и совершенно невкусные, от козявок прыгать хочется.
А козявка кричит за опушкой:
Лягушата! Мы очень невкусные! Вы — разбойники!

Вариант 3

Однажды шла лягушка с лягушатами по опушке леса. Вдруг лягушка увидела свою подружку букашку. Закричала лягушка:
Лягушата! Лягушата! Смотрите, букашечка!
Лягушата прискакали и быстро проглотили букашку. И у них начали болеть животы.
А лягушка скачет вокруг них и кричит:
Оее! Оее! Букашка-то невкусная!
Тут лягушата и выплюнули букашку.
Букашка выскочила, отряхнулась и бросилась бежать с опушки. Испугалась букашка!
А лягушка кричит своим лягушатам:
Лягушаточки! Не ешьте букашек. Букашки очень добрые и совсем
невкусные! От букашек будут у вас животы болеть!
А букашка боится подойти к лягушке и кричит за опушкой:
Что, лягушата, заболели? Хотели съесть меня, такую невкусную?
Вот такое вышло недоразумение.

Почему рассказ Петрушевской называется «Все непонятливые»? (Вариант 1)
Шла курица по дороге и увидела червячка. Тут она и схватила его. Ведь куры питаются червяками. А червяк упирается, не хочет быть съеденным, А курица еще ему и говорит: «Пойдем со мной, тебя на обеде ждут». Взяла курица червяка в клюв и пытается его домой утащить. Тут им встречается грузовик. Видит он, что червячка выручать надо. И начал с курицей разговаривать. А курица никак не хочет червяка изо рта выпускать. Тут грузовик пустился на хитрость. Вызвали к курице врача. А врач видит, что курица хочет червячка съесть, и говорит: «Давайте сделаю вам укол». А курица, видно, боится укола. Она мотает головой, что ей укол не нужен. Тогда врач предлагает ей поставить два укола. Курица выплюнула червяка и говорит: «Какие вы все непонятливые!» А грузовик с врачом только
улыбнулись. А червяк уже был дома и спокойно пришивал воротник, который оторвала курица.
Врач и грузовик притворялись, что не понимали курицу. Они хотели спасти жизнь маленького червячка.

Почему рассказ Петрушевской называется «Все непонятливые»? (Вариант 2)
В рассказе Петрушевской четыре героя. Это курица, которая хотела съесть червячка, червячок, который не хотел быть съеденным, а еще грузовик и врач, которые помогли червячку избежать смерти. Курица хитрая. Она вроде бы пригласила червячка к себе на обед. Но мне кажется, что она забыла предупредить червячка, что обедом будет он сам. Когда подъехал грузовик, он увидел, что курица тащит червячка с собой, а червячок идти не хочет. Тут курица опять схитрила. Она сказала, что хочет очистить дорогу, чтобы грузовик мог спокойно проехать.
Грузовик решил помочь червячку. Ведь все мы должны помогать тем, кто попал в беду. Грузовик притворился, что не понимает, о чем говорит курица. В конце концов он поехал за врачом. Грузовик предупредил врача, как надо вести себя с курицей. Врач говорит курице: «Скажите «А!»» Но у курицы получается только «М-м-м». Она же не хочет выпускать червячка из клюва! Но врач оказался хитрее курицы. Он захотел поставить ей сначала один укол, а потом целых два! Курица испугал ась укола и говорит: «Какие вы все непонятливые!» В это время червячок и выпал у нее из клюва и пополз домой. А врач с грузовиком только улыбнулись. Ведь они сделали доброе дело: спасли жизнь маленького червячка.

Сочинение по рассказу Петрушевской “Новые Робинзоны”

Людмила Петрушевская среди современных писателей стоит особняком. Ее пьесы и рассказы не могут не заставить человека думать о жизни, о смысле и цели существования. Она пишет прежде всего о проблемах, волнующих людей, о наиболее важных вопросах, интересующих человека.
В рассказе “Новые Робинзоны” писательница рисует картину бегства, бегства главных героев от действительности, от мира, в котором живут и мучаются миллионы людей. Жизнь невозможна в такой бесчеловечной цивилизации. Жестокость, голод, бессмысленность существования –

“Тайна дома” Перед вами необычная книга о людях, написанная самими людьми. Автор как бы “выхватывает” из общего “хора жизни” голоса отдельных людей – их переживания, ощущения, размышления. Особенно ярко эта особенность творчества.

Рецензия на сборник рассказов Л. Петрушевской Людмилу Петрушевскую долго не печатали, так как ее рассказы считали слишком мрачными. В одном рассказе – самоубийство (“Грипп”), в другом – помешательство (“Бессмертная любовь”), в третьем – проституция (“Дочь Ксении”).

Главная тема рассказа-антиутопии “Новые Робинзоны” Главная тема этого рассказа-антиутопии – тема бегства от цивилизации, самоизоляции от царящего тоталитарного режима, от лжи, жестокости и насилия – трех главных столпов, на которых и держится это государство, в.

Мифы в творчестве Петрушевской И у Пушкина, и у Петрушевской в данном случае мы имеем дело с литературными мистификациями, цель которых создать такие произведения, где, по словам Г. П. Макогоненко, “народ свободно рассказывал бы.

Главная суть авторской позиции в пьесах Петрушевской В цикле “Песни восточных славян” налицо отталкивание от пушкинских “Песен западных славян”. Но речь здесь, видимо, следует вести не столько о влиянии и тематической перекличке, хотя и это имеет место.

Художественное своеобразие пьес Петрушевской Пьесы Петрушевской густо заселены героями как сценическими, так и внесценическими. Однако у нее есть и пьесы-диалоги (“Стакан воды”, 1978; “Изолированный бокс”, 1988), и пьеса-монолог (“Песни XXвека”), давшая название сборнику ее.

Творчество Петрушевской и “эпос катастрофы” XX века Петрушевская пишет “эпос катастрофы” XX в. Поэтому абсурд в ее произведениях явлен двояко: взятый из самой жизни, фактический, с легко узнаваемыми героями-современниками, и условный, основанный на смещении реальных плоскостей, нарушении.

Драматургия пьесы Петрушевской Примечательно, что перечень драматургов “новой волны” открывается женским именем. Кому как не женщине было под силу пристальней вглядеться в семейно-бытовой уклад современного человека, болезненно остро ощутить все неблагополучие этого уклада.

Анализируя творчество Людмилы Петрушевской Если критик, налегая плечом, пытается пошатнуть устойчивую писательскую известность, это воспринимается как его нормальная работа. Критик в этом случае имеет право на частичную безличность, поскольку позиция его – хотя бы.

Авторская позиция в произведениях Петрушевской Вместе с другими представителями драматургии “новой волны” – А. Галиным, В. Славкиным, В. Мережко, Л. Разумовской – писательница продолжает развитие принципов театра А. Вампилова, сумевшего на уровне быта отразить драму.

Образ женщины в современной русской литературе по рассказу Л. Петрушевской “Свой круг” Людмила Петрушевская среди современных писателей стоит особняком. Своими пьесами и рассказами она создала совершенно автономный, по своим законам существующий мир, часто страшный от бедственного и безнадежного положения внутри этого мира.

Рецензия на рассказ Л. Петрушевской “Новые Робинзоны” (2) (II вариант) Главная тема этого рассказа-антиутопии – тема бегства от цивилизации, самоизоляции от царящего тоталитарного режима, ото лжи, жестокости и насилия – трех главных столпов, на которых и держится это.

“Незрелые ягоды крыжовника” Людмила Петрушевская – наша современница. Автор множества пьес, повестей и рассказов, прожила богатую литературную жизнь. Среди прочих Л. Петрушевская создала рассказ Незрелые ягоды крыжовника. Конечно, сразу интригует название, которое ни.

“Невинные глаза” Наша современница, великолепная писательница Людмила Петрушевская создала много интереснейших произведений. Подробней хочется остановиться на произведении Невинные глаза. Главные герои – дети, два брата, Тиша и Тоша. Разница в возрасте между.

Образ матери в рассказах Петрушевской Заметная фигура среди прочих женских персонажей Петрушевской – женщина-мать. Материнство – это и поиски как бы в потемках невидимых, но желанных связей с родным человеком (“Случай Богородицы”), и нередко неумелые.

Рассказ Л. Петрушевской “Страна” Именно этими строчками из стихотворения А. Блока представился для меня мир рассказа Людмилы Петрушевской “Страна”. Перед нами главная героиня рассказа: одинокая, спившаяся, “со следами былой красоты на лице” женщина. Она.

“Никогда” Произведение Людмилы Петрушевской “Никогда”Героиня шокирована. Всю ночь за окном гудят какие-то голоса, шумит молодежь, ругается. По раме бьют палкой. Лена выглядывает с топором, который нашла в сенях, и кричит, что.

Рецензия на рассказ Л. С. Петрушевской “Удар грома” Л. Петрушевская – одна из самых ярких писательниц конца XX века. Ее рассказы долго не публиковали, находя различные предлоги для многочисленных отказов. Но подлинный художник все равно рано или поздно.

Сочинение Л. Петрушевская Никогда Произведение Людмилы Петрушевской Никогда повествует читателю об одном из дней жизни обычной современной женщины. Сюжет произведения основывается на столкновении героини с разнообразием деревенской жизни. Героиня отправляет ребенка на лето в.

“Эпос катастрофы” и абсурд XX века в повестях Петрушевской Петрушевская смотрит на абсурд жизни по-женски, а значит, в первую очередь по-матерински. Ну разве не нелепость, если отец завидует талантам и внешности приятелей дочери, а на собственного неталантливого, гнилозубого и.

Сейчас вы читаете: Сочинение по рассказу Петрушевской “Новые Робинзоны”

Образ женщины в современной русской литературе по рассказу Л. Петрушевской >

Людмила Петрушевская среди современных писателей стоит особняком. Своими пьесами и рассказами она создала совершенно автономный, по своим законам существующий мир, часто страшный от бедственного и безнадежного положения внутри этого мира его жильцов. Как правило, Петрушевская пишет о женщинах. Вернее, так: пишет она и о мужчинах, и о детях, но всегда — с женской точки зрения. Ее героиня часто даже выступает в роли рассказчицы, как это происходит и в рассказе “Свой круг”.
Что прежде всего бросается в глаза в характере и облике ее героини? Пожалуй, то, что она ни на кого не полагается и не рассчитывает ни на чью помощь, поддержку, сочувствие. Она заранее уверена, что в любой ее просьбе ей откажут, что ее не любят, что если она чего-то и сможет добиться от окружающих ее людей, так только хитростью, только обходным маневром, основанным на ее знании слабостей этих людей. Можно сказать, что она самостоятельна и независима. Можно сказать, что она одинока.
Из-за своей убежденности в том, что ее никто не любит, она не упускает случая сказать в глаза какую-нибудь противную и неприятную правду, из-за которой ее, конечно, тут же невзлюбят еще сильнее. Она считает, что очень умна и язвительна и что именно поэтому ее и не любят: “Я человек жесткий, — начинает она рассказ, — жестокий, всегда с улыбкой на полных, румяных губах, всегда ко всем с насмешкой”.
Для нее характерно пронизывающее, “жесткое” зрение, заранее лишающее человека возможности высоких чувств, искренности и истинности. Сознательно или бессознательно, но она как бы провоцирует унижающие человека импульсы: унижающие и того, в ком, как предполагает героиня, они возникают, и того, на кого направлены, и того, кто их замечает. Чувство, граничащее с отвращением, которое она внушает всем членам “своего круга”, она пытается внушить читателям своим отношением к каждому из героев рассказа. Ее уверенность в несуществовании или неискренности высоких чувств тем страннее, что именно на этих чувствах решает она в конце концов “сыграть”, дабы обеспечить счастливое существование своего сына Алеши после своей смерти.
Героиня поставлена автором в ситуацию экстремальную, когда все человеческие качества должны проявиться в своем истинном виде. Она обнаруживает у себя симптомы болезни, от которой недавно скончалась ее мать, причем симптомы эти быстро прогрессируют. Муж, как это часто случается, ушел к другой женщине, ее подруге, а значит, и маленький сын должен после ее смерти остаться одиноким и беспомощным. И вот здесь проявляется такое самоотвержение, какому могут позавидовать герои древних трагедий. Они, умирая, надеялись на добрую память потомков. Наша героиня жертвует доброй памятью о себе, даже в глазах собственного сына (хотя и надеется, что когда-нибудь он поймет ее), чтобы обеспечить для Алеши жизнь в семье, его будущее.
Она не надеется на жалость своего бывшего мужа и своей подруги к ребенку. Но может быть, она все же вызовет жалость к своему сыну за счет ненависти против себя? Вот почему собирает она в опустошенной смертью и семейным неблагополучием квартире в пасхальную ночь “свой круг” — общих, еще со студенческой молодости, друзей своих и своего мужа. “Свой круг”, уже в общем-то распавшийся, чтобы вновь соединить его в ненависти против себя. Избив до крови на глазах у всех Алешу, она покупает этой ценой ему вечное сочувствие и поддержку. Заявлением о том, что отдает Алешу в детский дом, она отводит от него опасность попасть туда немедленно после ее смерти. Она знает, что эти люди никогда не повторят поступка, совершенного ею, злодейкой, знает, что теперь ее муж не ударит Алешу, которого раньше награждал пощечинами. Она создает “свой круг” для Алеши ценой отторжения от себя единственного оставшегося родного человека. Как бы ни относиться к этой героине Петрушевской, вряд ли можно сказать, что женские характеры в современной литературе мелки и незанимательны.

В нашей базе:

Сочинений: 4132
Биографий: 283
Изложений: 432

Петрушевская: сочинениеСсылка на основную публикацию