Галич: сочинение

Сочинение: Галич а. а. – Песни а. галича как исторический источник

Галич а. а. – Песни а. галича как исторический источник

Источником информации о прошлом может быть практически все: и осколок кувшина, и обглоданная кость, и надпись, высеченная на камне. Хранят в себе память о минувшем и песни. Важна и тема, на которую они написаны, и образы, созданные поэтом, и сам его язык.
Тому, кого интересует недавнее прошлое нашей страны, очень много могут рассказать песни Александра Галича. Годы его жизни – 1918-1977. Он родился, когда Россия была охвачена пламенем гражданской войны, юношей пережил Великую Отечественную, хорошо помнил сталинское время, в годы “оттепели” стал известным драматургом и сценаристом, в период так называемого “застоя” эмигрировал из СССР. Он не понаслышке знал советскую историю и писал о ней – писал правду. Именно потому расходились по всей стране его песни на магнитофонных кассетах. Именно потому его ненавидели высокие начальники. Они сначала исключили его из Союза писателей, а потом изгнали из страны.
Что же мы узнаём о русской истории XX века и о современной поэту советской действительности, когда слушаем песни Галича?
Мы вспоминаем погибших солдат Великой Отечественной:

Где полегла в сорок третьем пехота,
Пехота, пехота,
Где полегла в сорок третьем пехота
Без толку, зазря,
Там по пороше гуляет охота.
Трубят егеря!
( “Ошибка”)

Мы оказываемся в стране, где чуть не каждый второй – бывший узник:

Я подковой вмерз в санный след,
В лед, что я кайлом ковырял!
Ведь недаром я двадцать лет
Протрубил по тем лагерям.
(“Облака”)

Но и послевоенная, послесталинская жизнь оказывается вовсе не веселой. Трудно поэту в мире, где личную жизнь граждан “разбирают” на собраниях (“А из зала мне кричат: “Давай подробности!”), касса взаимопомощи не дает человеку денег, потому что “каждый рупь – идет на стройку”, а на столе у палачей “икра и балычок”.
В песнях Галича пьют водку, играют в домино, скандалят из-за жилплощади – ведут убогую и тусклую жизнь. И эти же люди получают какие-то почетные звания, выступают на собраниях, знают наизусть лозунги. Они окружены, задушены официальной ложью.

Время сеет ветры, мечет молнии,
Создает советы и комиссии,
Что ни день – фанфарное безмолвие
Славит многодумное безмыслие.

Здесь завидуют и сплетничают:

И в кино я не ходил: “Ясно, немец!”
И на танцах не бывал: “Академик!”
И в палатке я купил чай и перец:
“Эко денег у него, эко денег!”
(“Баллада о стариках и старухах.
с которыми я вместе жил
и лечился в санатории
областного совета. ”)

Здесь подслушивают и пишут доносы:

. Я сижу, гитарой тренькаю.
Хохот, грохот, гогот, звон.
И сосед-стукач за стенкою
Прячет в стол магнитофон.
(“Желание славы”)

Но сквозь “фанфарное безмолвие” прорывается голос, который говорит, выкрикивает правду. О себе самом, о своих единомышленниках, писавших “в стол”, публиковавшихся в “самиздате” и за границей, о них, рисковавших свободой, но сохранивших совесть и честь, пел Александр Галич:

Я выбираю Свободу, –
Но не из боя, а в бой,
Я выбираю Свободу
Быть просто самим собой.
(“Я выбираю Свободу”)

И это тоже правда о недавней истории России: одни выбрали ложь и сытость, другие – внутреннюю свободу – и судьбу узников и изгнанников.
Чтобы открыть книгу Галича, поставить в магнитофон его кассету, нужно мужество. Будет стыдно и горько. Ведь это не чужая, а наша история и наша боль. Чтобы излечиться, надо знать правду. “Спрашивайте, мальчики!” – призывал Александр Галич. И мы продолжаем спрашивать, читая его стихи и слушая песни.

Сочинение: Александр Галич Биография

Александр Галич. Биография.

Галич Александр Аркадьевич (р. 19.октября 1918, в городе Екатеринослав), драматург, поэт, бард, кончил театральное училище и Литературный институт им М.Горького. Перед войной был актером Московской театральной студии, возглавляемой А.Арбузовым и В.Плучеком, принял участие в создании и постановке ставшего популярным спектакля «Город на заре» (1941). Во время Отечественной войны работал во фронтовом театре.

В послевоенные годы написал ряд пьес «Улица мальчиков» (1946), «Вас вызывает Таймыр» (в соавторстве с К. Исаевым, 1948), «Пути, которые мы выбираем»(1954; другое название «Под счастливой звездой»), Походный марш («За час до рассвета”, 1957), „Пароход зовут “Орлёнок» (1958), «Матросская тишина» и др. Написал также сценарии кинофильмов «Верные друзья» (Совместно с К. Исаевым, режиссёр М. Калатозов), «На семи ветрах» (режиссёр С Ростоцкий), «Государственный преступник», «Дайте жалобную книгу», совместный советско-французский «Третья молодость» о Мариусе Петипа, «Беженцы ХХ века» (Норвегия) и др. ГАЛИЧ — автор стихов, прозы и песен.

«А всё-таки я поэт…» — сказал как-то незадолго до своего отъезда Александр Аркадьевич в разговоре с близкими. Казалось, никто с этим не собирался спорить, но сам он долго шёл не к осмыслению, а скорее, к констатации этого факта: если в молодости, выбирая между Литературным институтом (в который легко поступил) и оперно-драматической Студией Станиславского, Галич остановился именно на Студии, но позднее вернулся к тому, с чего начал — к поэзии.

Многие стихи Галича возникали как песни, а многие песни рождались из стихотворений. Знание мелодии несомненно позволяет читателю воспринимать их более глубоко и полно. Это существенно ещё и потому, что, исполняя свои песни, Галич вносил в мелодию характерные интонационные изменения. Посмотрите, очень многие из этих сочинений заключают в себе точный сюжет, практически каждая песня несёт совершенно определённый характер главного действующего лица или, так сказать, лирического героя.

Первый сборник стихотворений «Песни» выходит во Франкфурте-на-Майне, затем — новая подборка — «Поколение обреченных» (1972). В 1974 публикует сборник «Генеральная репетиция», в 1977 — «Когда я вернусь».

В то время зарождалось такое явление, как авторская песня. Вместе с песнями Галича звучали голоса Окуджавы и Визбора. Отличие Галича от них в «злободневности, сегодняшности, неприкрашенности» (В. Ардов), в чёткой политической направленности его песен. Но с окончанием хрущёвской оттепели назрела необходимость выбора: оставаться ли вопреки своим убеждениям в «обойме» признанных и популярных или вступать в борьбу, отстаивая свою позицию. Галич выбирает последнее. Впоследствии он говорил в одной из бесед: «Мне всё-таки уже было под пятьдесят. Я уже всё видел. Я уже был благополучным сценаристом, благополучным драматургом, благополучным советским холуем. И я понял, что я так больше не могу. Что я должен наконец-то заговорить в полный голос, заговорить правду».

Вместе с Андреем Сахаровым, Галич выступает в Комитете защиты прав человека. Новые песни в многочисленных магнитофонных копиях расходятся по всей стране. В силу особой популярности «бардовской песни», они становятся едва ли не опасней прозы Солженицына, Войновича, Шаламова…

Давление нарастало. Галича пытаются лишить и той мизерной пенсии по инвалидности, на которую он вынужден был существовать в те годы.

29 декабря 1971 года Московская писательская организация исключает Галича из своих рядов. «Среди выдвинутых против Галича обвинений, сообщает „Посев“, — было опубликование его песен за границей… сотрудничество в Комитете прав человека академика Сахарова, стремление широко распространять в Советском Союзе свою точку зрения…»

С ним расторгаются уже заключенные ранее договоры, с вежливым отказом возвращаются уже казалось бы одобренные заявки… Вскоре Галич перестаёт быть членом Союза кинематографистов и Литфонда.

В силу сложившихся обстоятельств и под давлением «компетентных органов» поэт вынужден в 1974 году навсегда покинуть Родину. Это сейчас мы знаем, что он уехал навсегда, но сам Галич был совершенно уверен, что ещё обязательно вернётся обратно.

«Добровольность этого отъезда, она номинальная”, — эти слова Галича опубликованы 31 октября 1988 года в газете „Правда. — Но всё равно. Это земля, на которой я родился. Это мир, который я люблю больше всего на свете… Это всё равно то небо, тот клочок неба, который мой клочок. И поэтому единственная моя мечта, надежда, вера, счастье, удовлетворение в том, что я всё время буду возвращаться на эту землю. А уж мёртвый-то я вернусь в неё наверняка…“

Смерть Галича была неожиданна и нелепа. Он умер 15 декабря 1977 года от удара электрическим током в тот момент, когда подсоединял антенну к только что купленной стереосистеме. Не выдержало сердце, перенесшее к этому времени уже три инфаркта. Похороны состоялись на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа близ Парижа (Франция). Рядом могилы Ивана Бунина, Дмитрия Мережковского, Зинаиды Гиппиус, Надежды Тэффи… уже позже появилась могила Андрея Тарковского

В 1988 году по ходатайству дочери поэта оба творческих союза отменили решения об исключении А.А. Галича из своих рядов.

»Его песни пела вся страна, от безусого мальчишки до старого пьяницы-шахтёра, от городского подъезда до тюремной камеры… Эти песни записывали, переписывали, пели… И пели все… А все — это значит много, много миллионов… Можно назвать это славой, но это больше, чем слава — это любовь”.

Облака плывут, облака,

Не спеша плывут, как в кино.

А я цыпленка ем «табака»

Я коньячку принял полкило.

Облака плывут в Абакан,

Не спеша плывут облака.

Им тепло, небось, облакам,

А я продрог насквозь, на века!

Я подковой вмерз в санный след,

В лед, что я кайлом ковырял!

Ведь недаром я двадцать лет

Протрубил по тем лагерям.

До сих пор в глазах снега наст!

До сих пор в ушах шмона гам.

Эй, подайте ж мне ананас

И коньячку еще двести грамм!

Облака плывут, облака,

В милый край плывут, в Колыму,

И не нужен им адвокат,

Им амнистии — ни к чему.

Я и сам живу — первый сорт!

Двадцать лет, как день, разменял!

Я в пивной сижу, словно лорд,

И даже зубы есть у меня!

Облака плывут на восход,

Им ни пенсии, ни хлопот.

А мне четвертого — перевод,

И двадцать третьего — перевод.

И по этим дням, как и я,

Полстраны сидит в кабаках!

И нашей памятью в те края

Облака плывут, облака.

C нашей памятью в те края

Облака плывут, облака.

ПЕСНЯ ПРО ОСТРОВА

Говорят, что есть на свете острова,

Где растет на берегу забудь — трава,

Забудь о гордости, забудь про горести,

Забудь о подлости! Забудь про хворости!

Вот какие есть на свете острова!

Говорят, что где-то есть острова,

Где с похмелья не болит голова,

А сколько есть вина, пей все без просыпу,

А после по морю ходи, как по-суху!

Вот какие есть на свете острова!

Говорят, что где-то есть острова,

Где четыре не всегда дважды два,

Считай хоть до слепу — одна испарина,

Лишь то, что по сердцу, лишь то и правильно.

К 100-летию со дня рождения Александра Галича (Сочинение на свободную тему)

И память, болью отзываясь, живет в сердцах, в тебе и мне.

Листая сайт аудиокниг, я нашла одну поразительную вещь. Что-то заставило меня сделать именно этот выбор. Александр Галич. Радиоспектакль. «За час до рассвета». Случайно найденная книга сразу стала родной, понятной. И вот я уже мысленно беседую с героями. Я слушаю пронзительное произведение о войне, которое меня потрясло и заставило задуматься о прошлом моей родины. С первых и до последних минут прослушивания я не могла оторваться, я погрузилась в книгу с головой.

За час до рассвета, за час до расстрела молодые люди придумали себе жизнь. Жизнь, которой у них никогда не будет. Чудовищная несправедливость! Ведь они так молоды и отчаянно верят в будущее. А война.

Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ
ОТПРАВИТЬ НА ПРОВЕРКУ

Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.

Она там, за пределами разумного.

Невероятно тяжело слушать радиоспектакль “За час до рассвета”, следить за развитием событий в непрожитой жизни тех ребят. Ведь все время в голове свербит мысль: этого не будет! До расстрела осталось “не более сотни шагов”.

Счастливого финала в этой драме не случилось. Война – это всегда горе, личное, общее.

И все же я слушала, затаив дыхание, стараясь не пропустить ни единого слова. Особенно стихотворную часть пьесы. Александр Галич выстроил текст произведения особым образом: всё, происходящее с главными героями в настоящем времени, описано в стихах, а их выдуманная жизнь – в прозе.

И это не какая-то далекая фантастика, не современные бравадные фильмы о том, как молодые люди попадают в 1941-42 год. Как в фильме “Мы из будущего”. Это другое! Это живые души, кричащие нам из прошлого, непридуманные судьбы, разрушенные войной.

Навсегда врезаются в память их имена: Варя. Илья Левитин. Глеб Украинцев. И вот перед нами мелькают разные лица, новые люди. Варя, Глеб, Илья – все живы, все рядом. У них появляются новые знакомые, вокруг много людей, жизнь бурлит.

Люди мечтают, о чем-то спорят, смеются и плачут, влюбляются и ревнуют. Они придумали себе жизнь после войны, как будут восстанавливать разрушенные бомбёжками города и строить новые. Они молоды, полны сил. Там, в своей придуманной жизни, они влюбляются, создают семьи, рождают детей. И эту неслучившуюся жизнь они с таким сердечным усердием продумывают до мельчайших деталей, что просто мурашки пробегают по коже. Такая фантазия, на мой взгляд, граничит с безумством. Как же это чудовищно страшно – придумывать себе жизнь за час до смерти.

Читаю, как Варя собирается замуж, читаю, как Глеб получил диплом, и с ужасом понимаю: “ведь этого не будет. ” И еще тяжелее осознавать, что не только я, но и они там понимают – ничего уже не будет. Ничего не изменить. Но они молоды, а потому они продолжают верить! И там, на краю обрыва, за час до рассвета у них на всех одно желание – долго жить!

И я бегу вместе с ними в этот мир – придуманный, послевоенный, свободный, счастливый.

Мир, который они нам подарили. Мир, за который они заплатили страшной ценой. И память об этой плате возвращает нас мысленно в те страшные годы. И уже трудно отделить меня, сегодняшнюю, от тех ребят. Я начинаю мечтать вместе с ними, жить вместе с ними. Только мы с ними забываем про войну, и тут опять – ночь, жуткая очередь, обрыв… Он здесь, он страшит своей чернотой, обрыв в никуда… Как страшно! Мечтать, скорее мечтать! Убежать от близкой смерти хотя бы в мыслях… Варя, Илья и Глеб вновь возвращаются в мир без войны. Все это так тяжело понять – как они там, за час до рассвета, придумывают себе будущую жизнь? Неужели они могут отвлекаться от всего того, что происходит вокруг них, и мечтать?

Самым пронзительным моментом в пьесе для меня стало появление новорожденной девочки Машеньки. Я с ужасом представляла, что это та самая Машенька, которая никогда не родится. Помните, как в повести “А зори здесь тихие. ” у Бориса Васильева: “Детишек могла бы нарожать. И не оборвалась бы ниточка. “

Там, в своей мечте, в своей придуманной жизни, они склонились на колыбелькой новорожденной Машеньки. Здесь, в своем трагичном настоящем, они шаг за шагом медленно движутся к обрыву в очереди на расстрел. Какая-то чудовищная фантасмагория.

Пьеса Александра Галича особенна тем, что она не касается войны напрямую, в ней нет описания боя, атаки, бомбежки. Но она не менее трагична, чем произведения других писателей-фронтовиков о войне.

Поистине верно изречение: “жив человек, пока жива память о нем”. Ровно сто лет прошло со дня рождения Александра Галича (Гинзбурга). Сто долгих лет кровопролитного двадцатого века. Судьбой было предначертано Александру Галичу стать великим поэтом.

Сто лет – не срок для Вечности. Александр Галич вписал свои строки в страницы русской литературы. И вот они дошли до меня, разбередили душу, заставили страдать мое сердце. Не в этом ли ценность книги, прожившей много лет?! Скорее всего, он писал для поколения, пережившего войну. И вот я, девочка 21-го века, слушаю аудиокнигу и понимаю: это теперь со мной навсегда.

“Подождите, пока не поздно, не забудьте, как это было. ” – призывает нас Александр Галич.

Мы не забываем, не имеем на это морального права. Нас не отпускает боль за все непрожитые жизни.

Пьеса Александра Галича завершается картиной бегущей девушки. Сквозь предрассветный туман она бежит от смерти к будущему, она спасает жизнь. “Вселенную несет на своих плечах не Атлант, а женщина. ” – писал когда-то Генрик Сенкевич. И спустя многие десятилетия доносится до нас тоненький голос Вари:

-Вы запомните, мальчики?

-Никогда не забудете?

Все они живут в стихах и песнях Александра Галича. “И сто, и двести лет пройдет – Никто войны забыть не сможет”, – писал Константин Симонов.

Поэт давно нашел ответ на вопрос Горация “Хотел бы я знать, какая давность придает сочинению ценность. ” Попробую и я включиться в диалог веков. Полагаю, что не сроком давности измеряется ценность сочинения. А тем, насколько глубоко удалось писателю проникнуть в читательское сердце, насколько удалось его растревожить или даже ранить.

Пьеса Александра Галича “За час до рассвета” навсегда стала для меня важной, значимой в осознании ценности человеческой жизни. Несмотря на всю трагичность сюжета, это очень жизнеутверждающее произведение. Пьеса учит жить, по-настоящему жить! С надеждой смотреть в свое будущее, далекое ли, близкое ли, – неважно. Главное – верить в свои силы. И никогда не смотреть вниз, даже находясь на краю пропасти, – только вперед. Жить надеждой и мечтой. Александр Галич писал, выражаясь метафорично, сердцем, раненным войной. Разве возможно определить ценность таких книг?! Ни время, ни забвение не властны над ними.

Посмотреть все сочинения без рекламы можно в нашем

Чтобы вывести это сочинение введите команду /id68122

Биография Галич А. А.

Александр Галич (наст. фамилия Гинзбург) родился 19 октября 1918 г. в Екатеринославе (ныне Днепропетровск) в еврейской интеллигентной семье. Отец — Арон Самойлович, экономист, мать — Фанни Борисовна Векслер, работала в консерватории. В 1920-м году семья Галича переехала в Севастополь. В 1923-м году они переехали в Москву, где поселились в доме Веневитинова в Кривоколенном переулке. В этом доме когда-то Пушкин впервые читал свою трагедию «Борис Годунов».

После девятого класса Галич почти одновременно поступил в Литературный институт им. А. М. Горького и в Оперно-драматическую студию К. Станиславского. Но Литературный институт бросил. Через три года Галич оставил и Оперно-драматическую студию.

Он перешёл в Театр-студию А. Арбузова и В. Плучека (1939). В феврале 1940-го года студия дебютировала спектаклем «Город на заре», авторство которого было коллективным. Одним из авторов пьесы стал Галич. Это был его дебют в драматургии.

Когда началась война, Галича призвали в армию. Но медицинская комиссия обнаружила у него врождённый порок сердца и освободила от службы. Галич устроился в геологоразведочную партию и отправился на юг. На юге, в Грозном, он попадает в театр, в котом работает до декабря 1941-го года. Отсюда Галич уезжает в Ташкент, где Арбузов начал формировать театральную группу из своих бывших студийцев. В ранний период своего творчества Галич написал несколько пьес для театра — «Вас вызывает Таймыр» (в соавторстве с К. Исаевым), «Пути, которые мы выбираем», «Под счастливой звездой», «Походный марш», «За час до рассвета», «Пароход зовут „Орлёнок“», «Много ли человеку надо», а также сценарии фильмов «Верные друзья» (совместно с К. Исаевым), «На семи ветрах», «Дайте жалобную книгу», «Третья молодость», «Бегущая по волнам».

С конца 1950-х Галич начинает сочинять песни, исполняя их под собственный аккомпанемент на семиструнной гитаре. Отталкиваясь в какой-то мере от романсовой традиции и искусства А. Н. Вертинского, Галич стал одним из самых ярких представителей жанра русской авторской песни (наряду с В. C. Высоцким и Б. Ш. Окуджавой), который вскоре развили барды и который с появлением магнитофонов приобрёл огромную популярность. В этом жанре Галич сформировал свое направление. Первые песни — «Леночка» (1959), «Про маляров, истопника и теорию относительности» и «Закон природы» (обе 1962) — будучи относительно безобидными в политическом отношении, тем не менее резко диссонировали с официальной советской эстетикой.

Так начался перелом в творчестве Галича. Перелому в творчестве весьма благополучного советского литератора способствовала и история с несостоявшейся премьерой пьесы Галича «Матросская Тишина», написанной для создававшегося театра «Современник». Уже отрепетированную пьесу запретили показывать, заявив автору, что он искажённо представляет роль евреев в Великой отечественной войне.

Этот эпизод Галич потом описал в повести «Генеральная репетиция». В дальнейшем его песни становились всё более глубокими и политически острыми, что привело к конфликту с властью. Галичу было запрещено давать публичные концерты. Его не печатали, и не позволяли выпустить пластинку. Его собирались слушать по домам, его песни передавали друг другу в записях.

Несмотря на запреты, он был популярен, известен, любим. Именно это послужило причиной его последующего исключения из Союза писателей и Союза кинематографистов[источник?]. В 1969 г. в издательстве «Посев» вышла книга его песен.

В 1971 г. Галич был исключён из Союза писателей СССР, членом которого он был с 1955 г. (этому посвящена песня «От беды моей пустяковой»), а в 1972 г. — из Союза кинематографистов, в котором состоял с 1958 г. Фактически после этого он был доведён до состояния нищенства (он — привыкший к достатку и комфорту). Его не принимали на высокооплачиваемую работу, и он был лишён возможности заработать себе на хлеб. Первое время Галич продавал редкие книги из своей библиотеки, потом стал подрабатывать «литературным негром» — подправлять чужие сценарии. Но денег всё равно не хватало, тем более, что кормить приходилось не только себя и жену, но и матерей обоих, и семью своего внебрачного сына Гриши, рождённого в 1967-м году. В 1972-м году, после третьего инфаркта, Галич получает вторую группу инвалидности и пенсию в 54 рубля в месяц.

Галич был вынужден эмигрировать; 22 октября 1974 года постановлением Главлита по согласованию с ЦК КПСС все его ранее изданные произведения были запрещены в СССР. Первым его пристанищем за рубежом стала Норвегия, затем он переехал в Мюнхен, где некоторое время работал на американской радиостанции «Свобода». Потом Галич поселился в Париже, где погиб 15 декабря 1977 г. от удара электрическим током от радиоаппаратуры.

Существует также версия, что это было убийство, причём версии о том, кто именно убил Галича, разнятся до противоположности: согласно одним, Галича убили агенты КГБ, мстившие ему за антисоветскую деятельность; согласно другим — Галича убили агенты ЦРУ, которые боялись, что Галич, которого мучала ностальгия, решит вернуться в Советский Союз и этим существенно подорвёт имидж диссидентского движения. Между тем, парижские знакомые Галича (Владимир Максимов, Василий Бетаки) заявляли, что причиной его смерти стал именно несчастный случай: Я, Василий Бетаки, пришёл вместе с В. Максимовым, редактором журнала «Континент» в квартиру Галича минут через 20 после его смерти. В квартире были пожарники и врач. Врач показал мне и В. Максимову чёрные полосы на руках от антенны (двурогой) которую Галич стал поправлять, предварительно воткнув её вилку в гнездо под напряжением, причём он не заметил нужного гнезда, и чтобы воткнуть антенну, он плоскогубцами сдавил контакты вилки, и таким образом воткнул вилку в запрещённое для неё гнездо. Таков был вывод врача-реаниматора.

Все прочие утверждения о причине смерти А. А. Галича, на мой взгляд, являются домыслами.

Галич: сочинение

Когда я был студентом, а за окном царила всякая перестроечная лабуда, у нас на факультете по курсу “Марксистско-ленинская эстетика” тетка, которая все это дело преподавала, устроила семинар в виде диспута на тему, кажется, “Нужен ли нам Высоцкий?”. В то время как раз из Высоцкого начали делать икону и “борца с режимом”. В общем, все шло по-накатанному: вставали мальчики и девочки, говорили, что Высоцкий “пел правду”, “критиковал недостатки” и т.п. Вдруг, по ассоциации, речь зашла о еще полузапрещенном тогда Галиче, которого знали далеко не все (Высоцкого-то хоть раз слышал каждый). Естественно, мой курс проявил “политическую зрелость” – и Галича обзывали антисоветчиком, антикоммунистом, которого скоро забудут, а вот Высоцкий останется в русской поэзии навсегда.

Самое смешное, что мне и тогда Галич очень нравился, я предпочитал его Высоцкому, но почему-то был убежден, что наши диспутанты правы. Мол, Галич просто “хаял советскую власть”, а вот когда она изменится и реформируется (демократизируется), его песни утратят актуальность. И вроде бы все к этому шло. Можно сказать, что в бурной борьбе за выживание 90-х гг. я про Галича как-то забыл.

Но вот, через несколько лет, оказавшись на работе в Вильне, я приучился делать по утрам зарядку, включая себе всякие кассеты, чтобы было не так нудно махать гантелями. Сначала я слушал лекции Дугина, потом всякую классико-музыкальную чушь, а потом как-то решил поставить сборник Галича и вдруг услышал стихи, которые оказались очень актуальными (мы с женой тогда только что приехали из Варшавы, где провели отпуск):

Землю отмыли дочиста,
Нет ни холмов, ни кочек,
Гранитные обелиски кричат о бессмертной славе,
Но ваши дела забыты, поймите это, пан Корчак,
И не возвращайтесь в Варшаву,
Вы будете чужеземцем в вашей родной Варшаве!

Паясничают гомункулюсы,
Геройские рожи корчат,
Рвется к бесчестной власти орава нечистой швали,
Не возвращайтесь в Варшаву, я очень прошу вас, Корчак,
Вам будет страшно в ЭТОЙ Варшаве!

Именно такие чувства наблюдались после отпуска и у меня. Я сравнивал две Варшавы – разбитной, пыльный, по-провинциальному грязный город времен “круглого стола” (переговоров Ярузельского с оппозицией) 1989 г. и Варшаву мая 1998 г., где все было чисто, вымыто и ломилось от изобилия – и понимал, что за десять лет поляки, как ни странно, реально что-то утратили. В 1989 г. здесь было веселее и уютнее, и хотя жили тогда бедно, в воздухе присутствовал какой-то шарм. Теперь город внешне прямо-таки расцвел, но на его улицах было разлито какое-то чувство непонятного беспокойства, какой-то подавленной внутренней тоски. Галич оказался пророком: поляки ставили всякие памятники, отмывали и чистили фасады, а политическая жизнь действительно напоминала показательные выступления гомункулюсов (то, что тогда Галич имел в виду конкретного Владислава Гомулку, “товарища Веслава”, не играло никакой роли). И это странное “пророчество” меня сильно удивило.

Тогда-то я и задумался о Галиче и его поэзии. Я послушал все, что у меня было, прочитал сборник и вдруг до меня дошло – Александр Аркадьевич был не “бардом”, а действительно хорошим поэтом. Он изо всех сил пытался писать не о “конкретной ситуации” и “плохой советской власти”, а как бы о “вечных русских темах”, о вечных настроениях. Не всегда это ему удавалось. Он был вынужден отдать дань своему еврейству, иногда срывался на русофобские нотки, но в целом оказалось, что это серьезный поэт, который куда лучше каких-нибудь Евтушенко с Вознесенским. Он очень многое смог уловить в русской жизни такого, что, вероятно, будет всегда.

Тогда я придумал для себя игру: просмотреть стихи Галича так, как будто они написаны в наше время. И оказалось, что таких “актуальных” стихов у него полным-полно. Более того, за подобные вирши наши либеральные жандармы неминуемо записали бы его в “консерваторы”, “фашисты” и “враги прогресса”. Поэтому здесь я просто с минимальными комментариями приведу несколько его произведений, которые мне кажется удачными.

Вот стихотворение, можно сказать, о нашем времени. Галич писал об эмиграции, но нигде этого прямо не говорит, а тема взята очень мощная – состояние человека в эпоху “перемен” (“Старая песня”):

Бились стрелки часов на слепой стене,
Рвался к сумеркам белый свет.
Но, как в старой песне,
Спина к спине
Мы стояли – и ваших нет!
Мы доподлинно знали –
В какие дни
Нам – напасти, а им – почет.
Ибо, мы – были мы,
А они – они,
А другие – так те не в счет!

И когда нам на головы шквал атак
(То с похмелья, а то спьяна),
Мы опять-таки знали:
За что и как,
И прикрыта была спина.

Ну, а здесь,
Среди пламенной этой тьмы,
Где и тени живут в тени,
Мы порою теряемся:
Где же Мы?
И с какой стороны Они?

И кому подслащенной пилюли срам,
А кому – поминальный звон?
И стоим мы,
Открытые всем ветрам
С четырех, так сказать, сторон!

Вы скажете, что это неактуально? Я с вами не соглашусь.

Другое стихотворение сейчас вообще могло бы быть опубликовано разве что в “Завтра”, к очередной годовщине расстрела “Белого дома”. Если предположить, что Галич написал это, скажем, в 1999 г., то окажется, что тут проведена замечательная, “неполиткорректная” аналогия. Для особо разучившихся просмотреть некоторые места выделяю курсивом:

Памяти Живаго

Эпиграф: “. Два вола, впряженные в арбу, медленно
поднимались на крутой холм. Несколько грузин
сопровождали арбу. “Откуда вы?” — спросил я
их.– “Из Тегерана”. — “Что везете?” —
“Грибоеда”.

А. Пушкин, “Путешествие в Эрзерум”

Опять над Москвою пожары,
И грязная наледь в крови.
И это уже не татары,
Похуже Мамая — свои!

В предчувствии гибели низкой
Октябрь разыгрался с утра,
Цепочкой, по Малой Никитской
Прорваться хотят юнкера.

Не надо, оставьте, отставить!
Мы загодя знаем итог!
А снегу придется растаять
И с кровью уплыть в водосток.

Но катится снова и снова
— Ура! — сквозь глухую пальбу.
И челка московского сноба
Под выстрелы пляшет на лбу!

Из окон, ворот, подворотен
Глядит, притаясь, дребедень.
А суть мы потом наворотим
И тень наведем на плетень!

И станет далекое близким,
И кровь притворится водой,
Когда по Ямским и Грузинским
Покой обернется бедой!

И станет преступное дерзким,
И будет обидно, хоть плачь,
Когда протрусит Камергерским
В испарине страха лихач!

Свернет на Тверскую, к Страстному,
Трясясь, матерясь и дрожа,
И это положат в основу
Рассказа о днях мятежа.

А ты до беспамятства рада,
У Иверской купишь цветы,
Сидельцев Охотного ряда
Поздравишь с победою ты.

Ты скажешь — пахнуло озоном,
Трудящимся дали права!
И город малиновым звоном
Ответит на эти слова.

О, Боже мой, Боже мой, Боже!
Кто выдумал эту игру!
И снова погода, похоже,
Испортиться хочет к утру.

Предвестьем Всевышнего гнева,
Посыплется с неба крупа,
У церкви Бориса и Глеба
Сойдется в молчаньи толпа.

И тут ты заплачешь. И даже
Пригнешься от боли тупой.
А кто-то, нахальный и ражий,
Взмахнет картузом над толпой!

Нахальный, воинственый, ражий
Пойдет баламутить народ.

Повозки с кровавой поклажей
Скрипят у Никитских ворот.

Так вот она, ваша победа!
“Заря долгожданного дня!”

Процитирую целиком еще одно неожиданное сочинение, которое, на мой взгляд, вполне верно характеризует нынешнее состояние нашей литературы и культуры вообще. По-моему, очень живо:

Так жили поэты

В майский вечер, пронзительно дымный,
Всех побегов герой, всех погонь,
Как он мчал, бесноватый и дивный,
С золотыми копытами конь.

И металась могучая грива,
На ветру языками огня,
И звенела цыганская гривна,
Заплетенная в гриву коня.

Воплощенье веселого гнева,
Не крещенный позорным кнутом,
Как он мчал — все налево, налево.
И скрывался из виду потом.

Он, бывало, нам снился ночами,
Как живой — от копыт до седла.
Впрочем, все это было в начале,
А начало прекрасно всегда.

Но приходит с годами прозренье,
И томит наши души оно,
Словно горькое, трезвое зелье
Подливает в хмельное вино.

Постарели мы и полысели,
И погашен волшебный огонь.
Лишь кружит на своей карусели
Сам себе опостылевший конь !

Ни печали не зная, ни гнева,
По-собачьи виляя хвостом,
Он кружит все налево, налево,
И направо, направо потом.

И унылый сморчок-бедолага,
Медяками в кармане звеня,
Карусельщик — майор из ГУЛАГа,
Знай, гоняет по кругу коня !

В круглый мир, намалеванный кругло,
Круглый вход охраняет конвой.
И топочет дурацкая кукла,
И кружит деревянная кукла,
Притворяясь живой.

Я долго думал, почему мне все это нравится. И смог прийти только к такому выводу: Галич не был “советским поэтом”. Мне уже не раз приходилось говорить о том, как я вижу историю русской литературы в только что прошедшем веке. Повторюсь: было две совершенно противоположные тенденции – русская национал-имперская поэзия и “поэзия советская”, о которой я как-то в 1992 г. прочитал лекцию немногочисленным слушателям.

1900-е гг. и весь “серебряный век” прошли под знаком национал-имперской поэзии. Это были вирши великих предчувствий. Весь “серебряный набор” – Гумилев, Ахматова, Мандельштам (ставший, кстати, популярным лишь после 1917 г.) и т.д. и т.п., в сущности, были поэтами грядущего супергосударства, “Блистающей Империи” (“национальной альтернативы”), которой должна была стать Россия. Это были потенциальные певцы колониальной экспансии, национального превосходства, мировой гегемонии. “Фашисты”, одним словом. Но случилась мировая война, рухнуло государство Романовых, и все стало развиваться совсем в другую сторону. Однако поэты остались и кое-как просуществовали до 50-х гг., а потом вымерли, практически не оставив наследников. Вся здоровая литература 20-30-х гг. создана именно этим слоем (я пытался показать это в своей старой статье о Багрицком).

К концу 50-х режим таки смог вырастить “советского человека”, с его специфическим мировосприятием, которое и выразилось в “советской поэзии” (Евтушенко, Вознесенский, Окуджава, Высоцкий, Ахмадулина. ). Тут совершенно иные настроения. Вместо жизнерадостности, любви к жизни, экспансионизма – упадок, смерть, подчинение чуждым силам, которые “влекут”, как кони у Высоцкого, примитивная русофобия, дебилизированный мещанский стиль (“возьмемся за руки, друзья”), перескоки от болезненной экзальтации к необоснованному куражу. Эта поэзия и уничтожила “нерушимый советский союз”. Она развивалась, как язва, как раковая опухоль, и была поэзией великого разочарования – ведь проект “Блистающей Империи” не состоялся.

Так вот, Галич оказался человеком, который, как адепт тайного учения, получил маленькую долю посвящения от тех, кто готовил Национальную Альтернативу. Вспомним: Гумилев был фактическим учителем Багрицкого, Багрицкий одобрил стихи Саши Галича. Традиция передалась через три звена, естественно, утончаясь и распыляясь. Отсюда и кажущаяся “русофобия” Александра Аркадьевича. Багрицкий уже не был последовательным поэтом Национальной Альтернативы, тем более им не мог стать и Галич. Он оказался “арьегардным бойцом Русской Империи”, уже потерявшим все карты местности, забывшим о целях войны, утратившим все связи с командованием, но упорно продолжающим отстаивать какие-то давно утраченные идеалы. “Сова” поняла, что этот безумный партизан слишком бросается в глаза, и выкинула его за границу. Тем временем Окуджава, попивая шартрез и куря кальян, сочинял песенки про веселых барабанщиков и ту единственную гражданскую (а ведь совершенно зверская песня: кем бы ни был ее герой, красным или белым, мечтать погибнуть на братоубийственной войне – это уж слишком. Александр Тиняков, этот русский Лотреамон, которого всегда обвиняют в безнравственности, по сравнению с Окуджавой был просто текстуальным святым). Высоцкий пел про охоту на волков начальничкам из аппарата ЦК. Визбор, как поэт, мне вообще мало понятен: ну, написал с десяток неплохих лирических песенок, а в остальном так – уровень провинциального КСП.

Собственно говоря, почему мы должны отдавать Галича “либералам”? Потому что он еврей? Это слишком смешно, чтобы быть причиной. Владимир Жаботинский, несомненно, гениальный русский поэт и, не менее несомненно, “фашист” – еврей. Есть хорошие стихи у Бродского, которого в “патриотической” среде принято ругать. Почему, на каких основаниях мы выкидываем из своей культуры огромный пласт из-за каких-то внешних факторов? Почему не сказать себе, что все лучшее принадлежит нам. Это НАШЕ наследство. И гнать пинками следует от него подальше всех этих патентованных “литературоведов”. Не отдадим!

Может быть, Галича следует отвергнуть за неоднократные приступы русофобии? Но это ведь именно русская национальная черта, наша особенность, и с ней ничего не поделаешь.

Да, единственное, что могу хоть как-то признать в качестве причины – Галич, конечно, наносил уколы “советской империи”, по которой теперь многие плачут (хотя раньше я за ними этого не наблюдал – и это странно). Но он слишком хорошо понимал, что русскому человеку коммунизм всегда стоял поперек горла. И он единственный смог придать приемлемую стихотворную форму тому настроению, которое зрело в бывших русских, украинских, белорусских крестьянах, бывших торговцах и конторщиках, чиновниках и приказчиках, потерявших все в один день, загнанных на окраины монстров индустрии, за колючую проволоку северных бараков, обреченных на вечный голод, унижения и грызню с “окружающей средой”, тому желанию, которое неожиданно вырвалось в военном, будто бы “антигитлеровском” плакате – “Не забудем. Не простим”. В конечном счете, в этом и был мессадж Александра Аркадьевича, главная тема, которую он так и не смог до конца выразить – то ли из-за происхождения, то ли из-за некоторой трусости, случавшейся с ним до эмиграции. Но для миллионов людей надежда на то, что когда-нибудь все на Руси “перевернется обратно”, что игру удастся переиграть и все кончится хорошо, была спасительной (в сущности, все мы до сих пор на это надеемся, часто даже не отдавая себе отчета в таких мыслях; русский человек – подсознательный оптимист):

Все наладится, образуется,
Так что нечего зря тревожиться,
Все безумные образумятся,
Все итоги непременно подытожатся.

Но главная тема Галича, в сущности, – плач об утраченной Родине, о русской России (пусть даже он сам и не всегда верил в свои слова; с другой стороны, в 60-70-е это был идеальный подпольный товар для распространения вне еврейских диссидентских кругов). И она, эта мелодия глухой надежды, мрачными аккордами звучала сквозь советский вокзально-ресторанный балаган, через весь этот танец на костях, сквозь радостные вопли убийц исторической России (впрочем, что изменилось?). Наступали длинные вечера, светились неоновые вывески “Мясо-рыба”, что-то монотонно бубнили дикторы “Времени” – над этим развороченным кладбищем, над кровавым вечным покоем, “над мрачным пиром недострелянных лакеев, над перевалами обглоданных костей”. А мы, внуки русских “кулаков”, отрезанные от всего, лишенные всякой надежды, чувствовавшие свое метафизическое “опоздание во времени”, через весь этот бедлам слышали одно:

А по вечерам все так же играет музыка.

Музыка, музыка, как ни в чем не бывало:

Сэн-Луи блюз – ты во мне как боль, как ожог,
Сэн-Луи блюз – захлебывается рожок!

На пластинках моно и стерео,
Горячей признанья в любви,
И поет мой рожок про дерево
Там, на родине, в Сэн-Луи.

Над землей моей отчей выстрелы
Пыльной ночью все бах да бах!
Но гоните монету, мистеры,
И за выпивку, и за баб!

А еще – ну прямо комедия,
А еще – за вами должок –
Выкладывайте последнее
За то, что поет рожок!

А вы сидите и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
Вы платите деньги и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
Вы жрете, пьете и слушаете,
И с меня не сводите глаз,

И поет мой рожок про дерево,
На котором я вздерну вас!

И добавить мне тут совершенно нечего. Хоть это и печально, и не выставляет меня лично в “позитивном свете”. Впрочем, мне на это давно наплевать. И на саму “позитивность” тоже.

А либералам мы Галича не отдадим. И вообще не отдадим им ничего. Так-то, пожалуй, лучше будет.

Произведение Галича “Теория красноречия для всех родов прозаических сочинений”

Произведение А.И. Галича “Теория красноречия для всех родов прозаических сочинений”

1. “Теория красноречия для всех родов прозаических сочинений”

1.3. Основные материалы произведения.

2. “Совершенный” язык.

2.4. Определенность и точность.

3. Ораторские периоды и фигуры.

3.1. Ораторские периоды.

3.2. Ораторские и поэтические фигуры.

5. Деловые бумаги.

6. Ораторское искусство.

7. Витийство телесное.

1. “Теория красноречия для всех родов прозаических сочинений”

1.1. А.И. Галич.

Галич (Говоров, Никифоров) Александр Иванович (1783 – 1848) – русский психолог и философ-идеалист, яркий представитель русского просветительства.

С 1819 г. преподаватель философской кафедры Петербургского университета.

С 1825 г. преподаватель латинского языка в Царскосельском лицее, один из учителей Пушкина.

В 1830 г. написал произведение под названием “Теория красноречия для всех родов прозаических сочинений, извлеченная из немецкой библиотеки словесных наук”.

Произведение А.И. Галича состоит из 195 страниц теоретического текста, в которых представлено две раздела “Словесное витийство” и “Витийство телесное”.

1.2. Красноречие.

Красноречие для автора – это наука, определяющая принципы организации прозаических текстов, как письменных, так и устных.

“Теория красноречия, риторика научает стилистически обрабатывать сочинения на письме и предлагает изустно так, чтобы они и со стороны материи, и со стороны формы, т.е и по содержанию и по отделке, нравились читателю и слушателю, производя в его душе убеждение, растроганность и решимость удачным выбором и размещением мыслей, а равно и приличным выражением мыслей, с помощью слов и движений телесных”.

Выделяют четыре момента красноречия: счастливое изобретение мысли привычных предметов, благоразумное расположение мысли, выражение мыслей словами, произнесение.

Необходимость в красноречии доказывается:

• естественной склонностью человека облагораживать все свои произведения, а тем более произведения слова, в которых изливается все богатство души;
• потребностью ясных и живых созерцаний, которым преимущественно и способствуют все риторические украшения, разительные картины, приятные обороты, оригинальные сравнения, хитрые намеки, а не менее и самые доводы;
• необходимостью вразумлять человека в сомнительных и запутанных положениях жизни;
• властью победительного слова над движениями страстей, кои содержат наши души в неослабной деятельности и влекут к новым идеям, к смелым предприятиям.

1.3. Основные материалы произведения.

Раздел произведения “Словесное витийство” представляет собой глубокое, разностороннее теоретическое исследование.

Особое место в разделе занимают рассуждения автора об ораторских периодах.

Отдельная глава посвящена ораторскому изобретению.

В “Части особенной или прикладной” раскрываются основные характеристики видов произведений прозы, предлагаются определенные рекомендации к их созданию.

В специальной главе рассматриваются особенности и своеобразие деловой прозы, “деловых бумаг”.

Специальная глава посвящена истории, “Об историческом слоге вообще”.

Последняя глава произведения освещает вопросы, относящиеся к собственно ораторству.

2. “Совершенный” язык.

А.И. Галич в своем произведении выделяет семь признаков “совершенного” языка. Это чистота, правильность, ясность, определенность и точность, единство, сила и выразительность, благозвучие.

Эти признаки “совершенного” языка – теоретическое обращение к основным категориям и принципам, определяющим и характеризующим образцовый язык.

Определение и выделение основных категорий и признаков “совершенного” языка, его свойств, регламентируется стремлением к смысловой точности и выразительности.

2.1. Чистота.

Чистота речи основывается на соответствии и подчиненности речевых единиц действующим в языке закономерностям и традициям.

“Чистота – употребление слов и речений, только сообразных со свойством нашего, для всех понятного языка или таких, кои до получения в нем прав гражданства очищены от всякой примеси чуждых ему форм и языков”.

Для понимания и восприятия существующих в языке традиций и аналогий необходимо опираться на теоретические и практические труды, описывающие саму языковую материю и воспитываться на чтении художественной литературы.

2.2. Правильность.

Правильность речи близко к понятию чистоты речи.

“Правильность – соблюдение форм, допущенных: а) употреблением, т.е. тайным согласием лучших писателей по нынешнему ходу образующегося языка, в) аналогией, предписывающей во всех сходных случаях поступать одинаково, как при образовании и соединении нескольких частей речи, с) особенным свойством языка, идиоматизмом, как отблеском духа национального, недоступным ни иноземцу, ни переводчику”.

2.3. Ясность.

Требование к ясности языка основывается на выборе наиболее точных языковых средств, более точно способных передать необходимое содержание.

“Ясность – выбор вразумительнейших слов и речений в таком порядке, чтобы значение предмета само собою представлялось слушателю или читателю, всегда почти сторонними мыслями развлекаемому, и не могло не быть схвачено”.

2.4. Определенность и точность.

Точность языка предполагает экономичный отбор языковых единиц, минимальных для выражения определенного содержания.

“Точность – устранение всего излишнего или предложения того, что нужно для обозначения мысли; следовательно состоит в а) определенности и б) краткости. Первая, бережливая, выбирает самые правильные или приличные слова и выражения для оттенения мыслей, чувствований и предметов; вторая, отчетливая, действующая по закону достаточных причин, для обозначения вещи употребляет выражения только существенные, кои не могут отсутствовать, не причиняя темноты”.

Чем точнее мысль для высказывания, тем точнее будет выражено содержание.

2.5. Благозвучие.

Благозвучие языка основывается на достижении подбора слов определенного состава, недопустимостью сочетания определенных звуков и некоторых иных свойств, в том числе синтаксических.

“Определяется двумя обстоятельствами: а) выбором и составом отдельных слов, в) их местом, связью и … соразмерностью предложений”.

3. Ораторские периоды и фигуры.

3.1. Ораторские периоды.

Главная мысль А.И. Галича, на которой строится его учение об ораторских периодах, – это признание зависимости использования ораторского периода от общего содержания, функционально-стилевого направления самого текста, устного или письменного.

Ораторские периоды создаются с помощью определенных языковых средств, которые служат украшению речи – фигур.

Выделяется три вида фигур: грамматические, ораторские и поэтические.

Различия между этими видами в следующем: “Если грамматик в своих фигурах играет словами, а оратор мыслями, то поэт играет картинами”.

Употребление фигур зависит от содержания текста, от его функционально-стилистического своеобразия, “определяется разностью прозаических сочинений”.

Деловой слог исключает все фигуры, занимающие воображение и остроумие, позволяя умеренное употребление только тех, которые действуют на память и возбуждают внимание.

По этому же правилу употребляются фигуры в деловых, вежливых, поучительных письмах; но в письмах в которых господствует чувство и фантазии, остроумие и юмор, могут присутствовать соответственные украшения, хотя не должны встречаться довольно часто.

В повествовательных сочинениях и вымышленных историях разрешается свободно пользуется всеми правилами поэта. В прагматических и философических – всеми возможностями ораторских речений, интересующих память, внимание, также и остроумие, но в умеренной форме.

В учебном систематическом слоге возможно употребление иных фигур слов; моралист может позволить себе употребление других фигур, а ораторская речь позволяет себе пользоваться украшениями.

3.2. Ораторские и поэтические фигуры.

Ораторские фигуры, также как и поэтические, состоят в особенной форме или особенном обороте целой мысли, для изображения которой можно употреблять собственные и фигуральные речения. От перемены порядка слов они ничего не теряют.

• сообщение – совещание (со слушателем, с судьей, с противниками), в котором мы предоставляем что-либо на решение их совести;
• сомнение – притворное неумение, в котором оратор борется сам с собой, показывает будто он без содействия слушателей не знает, чему следовать и на что решиться;
• поправление – нарочно прерывает речь, чтобы как будто случайно вырвавшуюся мысль ограничить, расширить, изменить и заменить другою, более лучшей;
• предупреждение, прехождение, вопрошение, уступление, напряжение, замедление, восхождение, отступление, остроумие, противоположение.

4. Письма.

Каждое письмо как жанр письменной речи представляет собой “разговор с отсутствующим лицом и заступает место изустной с ним беседы”.

Основные требования к написанию письма – легкость, естественность, приличие, соразмерность частей, живость.

А.И. Галич в зависимости от содержания и цели обращения подразделяет письма на следующие виды: деловые, учтивые, чувствительные (сентиментальные), остроумные (игривые) и поучительные.

Свои рекомендации по написанию писем Галич строит исходя из их содержания и направленности.

• Деловые письма по своему содержанию близки к деловым бумагам и поэтому должны писаться просто, кратко и ясно.
• Учтивые письма, выражающие чувства уважения, благодарность и преданность определяются содержанием излагаемого и уровнем образования того лица, к которому обращено письмо.
• В чувствительных или сентиментальных письмах допускаются, все три вида слога, “смотря по образованию собеседника и по степени чувства”.
• Письма поучительные как бы наставляют адресата в научных мыслях, но при этом рекомендуется избегать “всякой ученой терминологии”, излагать содержание ясно, в “выражениях общепонятных”, опираясь на степень образования и потребности лица, к которому обращено письмо.

5. Деловые бумаги.

“Деловые бумаги составляют тот особенный род прозы, который мы употребляем в сочинениях, назначаемых непосредственно для отношений и дел гражданской жизни”.

А.И. Галич относит к области, подвластной риторике такие тексты, как министерские и посольские переговоры, государственные договоры, сделки, манифесты, указы, патенты, привилегии, грамоты, прошения, жалобы, донесения, рапорты, реляции, челобитные, судебные протоколы, свидетельства, завещания и т.п.

Основное свойство для деловых бумаг: чистота и грамотность; ясность и определенность; краткость; порядок и полнота.

• Чистота и грамотность разрешают использовать в деловых бумагах только традиционные, общепринятые языковые средства.
• Ясность и определенность требуют избегать всех лишних слов, составлять вразумительные предложения, избегать повторения.

Окрашенные, выразительные языковые средства не должны присутствовать в деловых бумагах, при этом в них можно свободно употреблять терминологическую лексику, которая позволяет избежать “многословных описаний”.

6. Ораторское искусство.

Задачу и конечную цель любого ораторского выступления А.И. Галич видит в том, чтобы “1) научить и убедить, или 2) тронуть и потрясти, или же 3) соединением обеих сих целей произвести тем сильное впечатление” на слушателей.

В своем произведении он продумал принципы построения ораторских речей и предлагает определенную схему их организации.

“Особенные правила” ораторского искусства:

• оратор должен переставлять себе, в полной ясности “цель и намерения повествования”;
• должен быть определен строгий порядок и размещение отдельных положений речи;
• оратор не должен пропускать важные мысли повествования, т.к. дальше слушатели могут недопонимать оратора.

Одной из важнейшей части ораторского искусства А.И. Галич считает доказательство.

• не рекомендуется смешивать “доводы разного рода и свойства”;
• надо приводить сначала более слабые доказательства, а затем более сильные;
• не растягивать доказательства, т.к. такие доказательства плохо запоминаются;
• важен тон;
• “…оратор пусть не даст заметить, что он хочет вынудить одобрение хитростью”.

Оратор должен иметь со стороны умственной или теоретической:

• проницательный ум;
• богатую фантазию;
• обширные сведения в науках;
• образование со стороны искусств;
• знание языка, грамматическое и философское.

Оратор должен иметь со стороны нравственной или практической:

• “живое чувство священного сана человеческого”;
• “пламенную ревность к частному”;
• крепкую волю.

Оратор должен иметь со стороны физической:

• приличную наружность;
• звучный голос;
• крепкую грудь.

7. Витийство телесное.

Любой оратор должен владеть искусством исполнения и служить более убедительному раскрытию содержательного плана ораторского сочинения.

Телодвижения должны преимущественно соразмеряться содержанию предлагаемой речи. “В сем смысле к совершенству оных принадлежат истина и естественность, или они суть внешние, на поверхности нашего тела выражаемые, или производимые знаки внутренних состояний. Почему ложны и ошибочны все телодвижения, не соответствующие ни свойству и расположению говорящего, ни содержанию его речи”.

Неоправданный жест, жест ради жеста не украшает речь, “вызывает смех и унижает идею”.

Голова везде играет первую роль. Она должна держаться в прямом и естественном положении. Поникшая означает подлость, заброшенная назад – спесь, склоненная на сторону – лень, слишком неподвижная – строптивость.

Лучшим жестом считается тот, которого не замечают, который органически сливается со словом и усиливает его воздействие на слушателей.

Литература.

1. Русская риторика: Хрестоматия. Граудина Л.К. – Москва: Изд-во “Просвещение: учебная литература”, 1996, 559с.

2. Культура и искусство речи. Современная риторика. Введенская Л.А., Павлова Л.Г. – Ростов-на-Дону: Изд-во “Феникс”, 1995, 576с.

3. Теория и практика русского красноречия. Граудина Л.К., Миськевич Г.И. – Москва: Изд-во “Наука”, 1989, 254с.

Галич: сочинениеСсылка на основную публикацию

Название: Галич а. а. – Песни а. галича как исторический источник Раздел: Остальные рефераты Тип: сочинение Добавлен 00:01:59 06 октября 2010 Похожие работы Просмотров: 4 Комментариев: 5 Оценило: 0 человек Средний балл: 0 Оценка: неизвестно просмотреть