Литературный критик - Без рубрики - Становление Зощенко в литературе: сочинение

30.03.2020

Сочинение «Становление Зощенко в литературе»

Под пером Зощенко все печальные стороны жизни вместо ожидаемой грусти или страха вызывают смех. Сам автор утверждал, что в его рассказах «нет ни капли выдумки. Здесь все – голая правда». Тем не менее, несмотря на громкий успех у читателей, творчество этого писателя оказалось несовместимым с установками соцреализма. Печально известные постановления ЦК ВКП(б) конца сороковых годов наряду с другими писателями, журналистами, композиторами обвиняли Зощенко в безыдейности и пропаганде мещанской буржуазной идеологии.

Письмо Михаила Михайловича Сталину («Я никогда не был антисоветским человеком… Я никогда не был литературным пройдохой или низким человеком») осталось без ответа. В 1946-ом его исключили из Союза писателей, и в течение последующих десяти лет не выходило ни одной его книги! Доброе имя Зощенко было восстановлено лишь во время хрущевской «оттепели». Чем же можно объяснить небывалую славу этого сатирика? Начать следует с того, что огромное влияние на его творчество оказала сама биография писателя. Он успел очень много.

Командир батальона, начальник почты и телеграфа, пограничник, полковой адъютант, агент угрозыска, инструктор по кролиководству и куроводству, сапожник, помощник бухгалтера… И это еще неполный перечень того, кем был и что делал этот человек, прежде чем сесть за писательский стол. Он видел множество людей, которым выпало жить в эпоху великих социальных и политических перемен. Он разговаривал с ними на их языке, они были его учителями. Зощенко был совестливым и чутким человеком, его мучила боль за других, и писатель считал себя призванным служить «бедному» (как он позже его назовет) человеку. Этот «бедный» человек олицетворял собой целый человеческий пласт тогдашней России.

На его глазах революция пыталась вылечить военные раны страны и реализовать высокие мечты. А «бедный» человек в это время был вынужден (вместо созидательного труда во имя воплощения этой мечты) тратить силы и время на борьбу с мелкими бытовыми неурядицами. Более того: он настолько занят этим, что даже не может сам сбросить с себя тяжелый груз прошлого. Открыть «бедному» человеку глаза, помочь ему – в этом писатель видел свою задачу. Очень важно, что, кроме глубокого знания жизни своего героя, писатель мастерски владеет его языком. По слогам читая эти рассказы, начинающий читатель совершенно уверен, что автор – свой. И место, где разворачиваются события, так знакомы и привычны (баня, трамвай, кухня коммуналки, почта, больница). И сама история (драка в коммунальной квартире из-за «ежика» («Нервные люди»), банные проблемы с бумажными номерками («Баня»), которые голому человеку деть «прямо сказать – некуда», треснутый на поминках стакан в одноименном рассказе и чай, который «шваброй пахнет») тоже близка аудитории.

Что касается простого, порой даже примитивного языка его произведений, то вот как писал об этом в 1929 году сам сатирик: Обычно думают, что я искажаю «прекрасный русский язык», что я ради смеха беру слова не в том значении, какое им отпущено жизнью, что я нарочито пишу ломаным языком для того, чтобы посмешить почтеннейшую публику. Это неверно. Я почти ничего не искажаю. Я пишу на том языке, на котором сейчас говорит и думает улица. Я сделал это не ради курьезов и не для того, чтобы точнее копировать нашу жизнь. Я сделал это для того, чтобы заполнить хотя бы временно тот колоссальный разрыв, который произошел между литературой и улицей». Рассказы Михаила Зощенко выдержаны в духе языка и характера того героя, от имени которого ведется повествование. Такой прием помогает естественно проникнуть во внутренний мир героя, показать суть его натуры.

И еще одно существенное обстоятельство, повлиявшее на успех сатиры Зощенко. Этот писатель выглядел очень веселым и никогда не унывающим человеком. Никакие проблемы не могли сделать его героя пессимистом. Все ему нипочем. И то, что одна гражданочка при помощи пирожных перед всей театральной публикой его опозорила («Аристократка»). И то, что «ввиду кризиса» пришлось ему с «молоденькой супругой», дитем и тещей в ванной комнате проживать. И то, что в компании сумасшедших психов пришлось ехать в одном купе. И опять ничего! Несмотря на такие вот постоянные, многочисленные и чаще всего неожиданные проблемы, написано бодро. Этот смех скрашивал читателям трудную жизнь и давал надежду, что все будет хорошо. Но сам Зощенко был последователем гоголевского направления в литературе.

Он считал, что над его рассказами надо не смеяться, а плакать. За кажущейся простотой рассказа, его шутками и курьезами всегда стоит серьезная проблема. Их у писателя всегда было много. Зощенко остро чувствовал наиболее важные вопросы времени. Так, его многочисленные рассказы о жилищном кризисе («Нервные люди», «Колпак» и другие) появились именно в нужный момент. Это же можно сказать и о поднятых им темах бюрократизма, взяточничества, ликвидации неграмотности… Словом, практически обо всем, с чем люди сталкивались в повседневном быту.

Со словом «быт» прочно связано понятие «обыватель». Существует мнение, что зощенковская сатира высмеивала обывателя. Что писатель создавал неприглядные образы обывателей, чтобы помочь революции. На самом же деле Зощенко высмеивал не самого человека, а обывательские черты в нем. Своими рассказами сатирик призывал не бороться с этими людьми, а помогать им избавиться от недостатков. А еще облегчить их бытовые проблемы и заботы, для чего строго спрашивать с тех, чье равнодушие и злоупотребление властью подрывают веру людей в светлое будущее. Еще одной удивительной особенностью обладают все произведения Зощенко: по ним можно изучать историю нашей страны. Тонко чувствуя время, писатель сумел зафиксировать не просто проблемы, волнующие современников, но и сам дух эпохи. Этим, пожалуй, объясняется и сложность перевода его рассказов на другие языки. Читатель-иностранец настолько не готов к восприятию описанного Зощенко быта, что часто оценивает его как жанр некой социальной фантастики.

В самом деле, как объяснить незнакомому с российскими реалиями человеку суть, скажем, рассказа «История болезни»? Только соотечественник, не понаслышке знающий об этих проблемах, в состоянии понять, как в приемном покое может висеть вывеска «Выдача трупов от 3-х до 4-х». Или постигнуть фразу медсестры «Даром что больной, а тоже замечает всякие тонкости. Наверно, говорит, вы не выздоровеете, что во все нос суете». Или взять в толк тираду самого лекпома («Я, говорит, первый раз вижу такого привередливого больного. И то ему, нахалу, не нравится, и это ему нехорошо… Нет, я больше люблю, когда к нам больные поступают в бессознательном состоянии. По крайней мере тогда им все по вкусу, всем они довольны и не вступают с нами в научные пререкания»).

Едкий гротеск этого произведения подчеркивает несообразность существующего положения: унижение человеческого достоинства становится обычным в стенах самого гуманного, лечебного учреждения! И слова, и действия, и отношение к больным – все здесь ущемляет человеческое достоинство. И делается это механически, бездумно – просто потому что так заведено, это в порядке вещей, так привыкли: «Зная мой характер, они уже не стали спорить со мной и старались во всем поддакивать. Только после купанья они дали мне огромное, не по моему росту, белье. Я думал, что они нарочно от злобы подбросили мне такой комплект не по мерке, но потом я увидел, что у них это – нормальное явление.

У них маленькие больные, как правило, были в больших рубахах, а большие – в маленьких. И даже мой комплект оказался лучше, чем другие. На моей рубахе больничное клеймо стояло на рукаве и не портило общего вида, а на других больных клейма стояли у кого на спине, а у кого на груди, и это морально унижало человеческое достоинство». Чаще всего сатирические произведения этого писателя строятся как простые и безыскусные повествования героя о том или ином эпизоде из жизни. Рассказ похож на очерк, репортаж, в котором автор ничего не придумал, а просто, заметив тот или иной эпизод, педантично поведал о нем с прилежностью внимательного и ироничного журналиста.

Сочинения по рассказам Зощенко

Школьное сочинение по произведениям Михаила Зощенко

Биография Зощенко несет отпечаток напряженных поисков: одновременная причастность и к интеллигенции, и к тем, кто пытался реализовать себя на фронтах первой мировой и гражданской войн. Может быть, именно поэтому Зощенко вступил в 1918 году добровольцем в Красную армию, но вскоре покинул ее.

Несомненно, революционные иллюзии молодого Зощенко развеялись довольно быстро. Все более явными становились для него жестокость и бесчеловечность утвердившейся власти. Конечно, о многом нельзя было прямо написать даже в 20-е годы. И все-таки внимательный читатель без труда обнаружит уже в ранних рассказах Зощенко антитоталитарные тенденции. Художник осуждает всеобщее доносительство (“На живца”, 1923 г.), жесткий бюрократический контроль за каждым шагом человека (“Закорючка”, 1928 г.), идеологическое оболванивание народа (“Полетели”, 1932 г.). Писатель понимал, что система бдительно оберегает царственный покой социалистического чиновничества. Рассказы Зощенко можно, пожалуй, назвать сатирической “энциклопедией номенклатурных нравов”. Новые чиновники являются носителями не только традиционных для своей среды пороков, но и характерных черт управленца нового времени – хвастовства, очковтирательства (“Жертва революции”, 1923 г., “Агитатор”, 1923 г. и др.). Интересно, что в роли начальников выступают полулюмпенизированные массы, дорвавшиеся до власти. Особое отвращение художника вызывали бесчисленные случаи самодурства нового “правящего класса”.

Зощенко понимал, что положение простого люда не только не улучшилось после революции, а наоборот, стало нестерпимым. Не об этом ли мы узнаем из рассказов “Баня” (1924 г.), “Операция” (1927 г.), “Кошка и люди” (1928 г.)? Мир простых людей показан Зощенко с немалой долей сочувствия, хотя и этот мир является “отрицательным”. Нравы его далеки от совершенства. Люди погружены в вечную и мелкую суету и дрязги.

Тема искажения человеческой природы – важнейшая в русской литературе ХIХ-ХХ веков. Она воспринята и Михаилом Зощенко. В творчестве писателя эта тема является объединяющей, сквозной, синтезирующей. Действительно, нравственные начала в равной степени искажены у представителей правящего класса и у городских и сельских низов. Тут уж приходит на ум грустная мысль, – а что, если в самом деле удалось коммунистическим вождям империи сформировать “человека советского”? Характернейшая черта “нового человека” – лень, нежелание и неумение производительно работать. Удивительно ли, что пьянство, паразитизм, воровство стали типичными чертами социалистического образа жизни. Но даже и тогда, когда человек пытается работать добросовестно, труд не приносит ему радости, внутреннего удовлетворения. Персонаж рассказа “Чудный отдых” (1926 г.) “сорок лет не отдыхал”. И вот отправился в отпуск, в дом отдыха. И сразу заскучал. Не привык человек к тому, что может быть и у него свободное время! Все дни просидел за домино – “забивал козла”.

Стоит сказать, что именно эта неспособность радоваться жизни, разумно использовать свободное время – яркая иллюстрация искаженности человеческой природы. Человек превращен в какой-то придаток машины, в винтик государственного механизма. При этом подлинная духовность утрачена, разрушены элементарные человеческие связи даже между близкими людьми (“Родные люди”, 1926 г.).

Рассказы Михаила Зощенко меньше всего предназначены для того, чтобы “позабавить” праздную публику. Постигая “отрицательные миры” своего времени, художник шел от социально-конкретного к общечеловеческому и вечному. Отсюда неослабная, мучительная боль за человека, утратившего в результате преступного исторического эксперимента способность сострадать и любить. Это актуально и в наше время.

“Сатирическое изображение жизни и политической системы в рассказах Зощенко”

О жизни Михаила Михайловича Зощенко известно, пожалуй, не так уж и много. Долгие годы творчество этого замечательного писателя находилось под негласным запретом.

Недавно мне в руки попался сборник сатирических произведений Михаила Зощенко “Собачий нюх”. Уже первый рассказ “На живца” (1923 г.) вызывает не только смех, но и наталкивает на серьезные размышления о том, какой режим установился у нас после октябрьского переворота. А содержание ведь самое незамысловатое. В прицепном вагоне трамвая сидит “гражданка в теплом платке”. Рядом с ней лежит пакет. Рассказчик, хорошо знакомый с нравами улицы, советует: “Мамаша! Гляди, пакет унесут. Убери на колени”. А гражданка только сердито смотрит на доброжелателя, палец к губам прикладывает и, наконец, не выдержав, обрушивается на спутника: “Сбил ты меня с плану, черт такой. А может, я нарочно пакет этот отложила. Может, я вора хочу на этот пакет поймать. “. Вдумаемся в смысл сказанного. Старуха не просто уверена, что вокруг кишмя кишат воры и жулики, но хочет, чтоб все воровали, чтоб можно было поймать человека и сдать “куда следует”. Тут уже азарт доносительства. А уж какая радость, когда удается кого-нибудь “заловить”! “Давеча дамочка вкапалась. Молоденькая такая, хорошенькая из себя. Гляжу я – вертится эта дамочка. После цоп пакет и идет. А-а-а, говорю, вкапалась, подлюга. “.

Общество охвачено доносительством, жаждой ловить и разоблачать. Уже в этом раннем рассказе рождается трагическое предчувствие всеобщей вражды и тотального страха 30-х годов. Не такие ли “гражданки в теплых платках” помогали упрятать в ГУЛАГ сотни тысяч невинных людей?!

Владимир Ленин в те годы любил повторять в своих трудах, что социализм – это “учет и контроль”. Да, новое государство готово контролировать все, кроме человеческой жизни. Вот эти-то гримасы тотальной системы и изобразил Зощенко. Например, в рассказе “Ночное происшествие” (1940 г.). Идет рассказчик по ночной улице и вдруг слышит стон. Глядит – магазин. “И между двух дверей этого магазина сидит на венском стуле престарелый мужчина. Он, видать, сторож. Караулит магазин”. Бедолага просит у прохожего воды. Из разговора выясняется, что всегда так и сидит старичок между двух закрытых дверей. “Меня всегда закрывают. Пугаются, что отойду от магазина и где-нибудь прикорну, а вор тем временем магазин обчистит”. Но и внутрь не пускают. Невольно поражает такое пренебрежительное отношение к человеку.

Подспудно, неявно, в форме непритязательного сказа в произведениях М. Зощенко присутствовала мысль о великой лжи, опутавшей великую страну. Лжи о раскрепощении, освобождении человека при социализме. Какая свобода между двух закрытых дверей?!

Многие произведения Зощенко достаточно смело рисуют идеологическую всеядность, насаждавшуюся в стране. В рассказе “Полетели” (1932 г.) девятая объединенная артель кустарей два года с энтузиазмом собирает деньги на. аэроплан. Все кустари восхищались новой идеей. За два года собран изрядный капитал – семнадцать рублей с небольшими копейками. И в один ненастный осенний вечер казначей артели Иван Бобриков проиграл в карты имеющиеся деньги. Что делать? “Председатель артели говорит несколько удивленным тоном:

А на что нам, братцы, собственный аэроплан? В сущности, на какой шут он нам сдался? И куда на нем лететь? Да, лететь-то, действительно, как будто и некуда, – согласились в артели”. Обратим внимание на эту вечную покорность артельщиков. Куда поведут – туда и идут. А ведь так оно и было в нашей стране.

Таким образом, сатира Михаила Зощенко при всей своей незамысловатости сюжетов пролагала пути к правдивому постижению тоталитарной системы и порожденных ею уродливых деформаций человеческой личности. И нас не может не восхищать мужество художника, дерзнувшего сказать горькую правду о своей стране.

“Юмор и сатира Зощенко”
(сочинение по рассказам М. Зощенко 20-30-х гг. XX в.)

Один из современников Михаила Зощенко утверждал, что этот талантливый “мастер смеха” сам почти никогда не смеялся. Действительно, каждый, кто хотя бы немного знает трагические обстоятельства жизни писателя в советское время, вряд ли удивится такому необычному штриху биографии художника.

Травля политическая и литературная – таков удел человека одаренного и правдивого. А между тем в нашей стране долгие годы пытались представить Зощенко кем угодно, но только не сатириком.

В конце 30-х годов появляются многочисленные произведения с масштабным сатирическим диапазоном. Красноречиво название рассказа “История болезни” (1936 г.). Герой его попадает в больницу с брюшным тифом, и первое, что бросается пациенту в глаза, – большой плакат на стене: “Выдача трупов от 3 до 4”. “Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда прочел это воззвание”. Впрочем, и другие “прелести” больничного режима не внушают рассказчику особого оптимизма. Чего стоят, например, “обмывочный пункт” или рубаха с арестантским клеймом на груди?! Чего стоит небольшая палата, “где лежало около тридцати разного сорта больных”?! Только чудом удается горемыке-рассказчику поправиться, хотя все было сделано для того, чтобы выдать его тело от 3 до 4 в том виде, в каком указано на плакате.

Вот такая советская “Палата номер 6”! Поистине, “история болезни”! Но не одного человека или нескольких людей – всего нашего общества, отторгнувшего после 1917 года гуманизм, милосердие, человечность.

Резко отрицательное отношение писателя-сатирика вызывали такие характерные явления социалистической действительности, как доносительство (“На живца”, 1923 г.), тотальный контроль государства за всеми сторонами жизни человека (“Об уважении к людям”, 1936 г.).

Зощенко почти документально зафиксировал зарождение нового правящего класса – советского чиновничества. Отвратительная спесивость отличает “героя” рассказа “Пациентка” (1924 г.) Дмитрия Наумыча, стыдящегося собственной “необразованной” жены. Между тем речь персонажа саморазоблачительна. “Темная, говорит, ты у меня, Анисья Васильевна. Про что, говорит, я с тобой теперь разговаривать буду? Я, говорит, человек просвещенный и депутат советский. Я, говорит, может, четыре правила арифметики знаю. Дробь, говорит, умею. “. И это изрекает человек, наделенный властью!.

Заметим, что язык чиновничества метко назван Зощенко “обезьяньим” В рассказе “Обезьянин язык” высмеяна страсть иных номенклатурщиков к непонятным для них словам и сочетаниям типа “пленарное заседание”, “кворум”, “дискуссия”. Думаю, что и нынешнее “судьбоносное” время удивительно обогатило чиновничий язык – “консенсус” один чего только стоит.

Гневно бичует Михаил Зощенко фразерство, хвастовство, очковтирательство. Разоблачению этих пороков посвящены рассказы “Аристократка” (1923 г.), “Любовь” (1924 г.), “Больные” (1930 г.) и многие другие.

Чиновники-бездельники, чиновники-волокитчики – вот обычные персонажи сатирических рассказов Зощенко. Жители станции Рыбацкий Поселок написали жалобу в газету о плохом состоянии дорог (“Игра природы”, 1924 г.). Заметку напечатали. А дальше? Послушайте: “Пока заметку эту читали, да пока в правлении обсуждали, да пока комиссию снаряжали – прошло четырнадцать лет”. Конечно, за такой долгий срок дороги успели просохнуть, и в газете пришлось напечатать опровержение. “А в правлении и сейчас думают, что наш знакомый наврал”. Вот такой финал. Чиновникам нет никакого дела до вопиющей необустроенности и нищеты миллионов сограждан.

Зощенко сумел в своем творчестве создать своеобразный “сатирический антимир”; мир, кишащий доносчиками, взяточниками, льстецами, самодурами. И праведный гнев художника нельзя путать с непритязательным салонным юмором, с желанием посмешить смеха ради, развлечь. Поэтому так и возненавидели Зощенко защитники тоталитарно-бюрократической системы. И в наши дни сатира Михаила Зощенко не утратила своей актуальности.

Сочинение по произведению на тему: «Юморист или сатирик?» (советское чиновничество в рассказах Зощенко 20—30-х гг. XX в.)

Один из современников Михаила Зощенко утверждал, что этот талантливый «мастер смеха» сам почти никогда не смеялся. Действительно, каждый, кто хотя бы немного знает трагические обстоятельства жизни писателя в советское время, вряд ли удивится такому необычному штриху биографии художника.

В конце 30-х годов появляются многочисленные произведения с масштабным сатирическим диапазоном. Красноречиво название рассказа «История болезни» (1936 г.). Герой его попадает в больницу с брюшным тифом, и первое, что бросается пациенту в глаза, – большой плакат на стене: «Выдача трупов от 3 до 4». «Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда прочел это воззвание». Впрочем, и другие «прелести» больничного режима не внушают рассказчику особого оптимизма. Чего стоят, например, «обмывочный пункт» или рубаха с арестантским клеймом на груди?! Чего стоит небольшая палата, «где лежало около тридцати разного сорта больных»?! Только чудом удается горемыке-рассказчику поправиться, хотя все было сделано для того, чтобы выдать его тело от 3 до 4 в том виде, в каком указано на плакате.

Вот такая советская «Палата номер 6»! Поистине, «история болезни»! Но не одного человека или нескольких людей – всего нашего общества, отторгнувшего после 1917 года гуманизм, милосердие, человечность.

Резко отрицательное отношение писателя-сатирика вызывали такие характерные явления социалистической действительности, как доносительство («На живца», 1923 г.), тотальный контроль государства за всеми сторонами жизни человека («Об уважении к людям», 1936 г.).

Зощенко почти документально зафиксировал зарождение нового правящего класса – советского чиновничества. Отвратительная спесивость отличает «героя» рассказа «Пациентка» (1924 г.) Дмитрия Наумыча, стыдящегося собственной «необразованной» жены. Между тем речь персонажа саморазоблачительна. «Темная, говорит, ты у меня, Анисья Васильевна. Про что, говорит, я с тобой теперь разговаривать буду? Я, говорит, человек просвещенный и депутат советский. Я, говорит, может, четыре правила арифметики знаю. Дробь, говорит, умею. ». И это изрекает человек, наделенный властью!.

Заметим, что язык чиновничества метко назван Зощенко «обезьяньим» В рассказе «Обезьянин язык» высмеяна страсть иных номенклатурщиков к непонятным для них словам и сочетаниям типа «пленарное заседание», «кворум», «дискуссия». Думаю, что и нынешнее «судьбоносное» время удивительно обогатило чиновничий язык – «консенсус» один чего только стоит.

Гневно бичует Михаил Зощенко фразерство, хвастовство, очковтирательство. Разоблачению этих пороков посвящены рассказы «Аристократка» (1923 г.), «Любовь» (1924 г.), «Больные» (1930 г.) и многие другие.

Чиновники-бездельники, чиновники-волокитчики – вот обычные персонажи сатирических рассказов Зощенко. Жители станции Рыбацкий Поселок написали жалобу в газету о плохом состоянии дорог («Игра природы», 1924 г.). Заметку напечатали. А дальше? Послушайте: «Пока заметку эту читали, да пока в правлении обсуждали, да пока комиссию снаряжали – прошло четырнадцать лет». Конечно, за такой долгий срок дороги успели просохнуть, и в газете пришлось напечатать опровержение. «А в правлении и сейчас думают, что наш знакомый наврал». Вот такой финал. Чиновникам нет никакого дела до вопиющей необустроенности и нищеты миллионов сограждан.

Зощенко сумел в своем творчестве создать своеобразный «сатирический антимир»; мир, кишащий доносчиками, взяточниками, льстецами, самодурами. И праведный гнев художника нельзя путать с непритязательным салонным юмором, с желанием посмешить смеха ради, развлечь. Поэтому так и возненавидели Зощенко защитники тоталитарно-бюрократической системы. И в наши дни сатира Михаила Зощенко не утратила своей актуальности. К счастью, никакие новые партийные постановления не могут разлучить замечательного художника слова с его читателями.

Михаил Зощенко (1894-1958)

После изучения данной главы студент должен:

знать

• основные особенности художественного мира Μ. М. Зощенко;
• идейно-художественное своеобразие рассказов 1920-х гг. “Аристократка”, “Прелести культуры”, “Счастливый случай”, “Богатая жизнь”, повести “Голубая книга”;

уметь

• определить дистанцию между автором и героем Μ. М. Зощенко, показать ее изменение на протяжении творческого пути писателя;
• объяснить, как в сказовом повествовании изображается речь повествователя;
• определить основные черты повествователя в рассказах 1920-х гг.;
• проанализировать образ Пролетарского Писателя, созданного Μ. М. Зощенко в 1930-е гг.;
• показать природу творческого кризиса писателя в 1950-е гг.;

владеть

• понятиями “сказ”, “сказовые структуры повествования”;
• навыками сопоставительного анализа произведений писателя с произведениями XIX в. (эволюция литературного типа “маленького человека” в XX в.).

Μ. М. Зощенко – один из самых ярких и значительных русских писателей первой половины XX в. Он ввел в литературу и наделил правом голоса совершенно нового героя, сам факт существования которого оказался результатом социальных деформаций невиданных масштабов, чья кульминация пришлась на 1920–1930-е гг. Искренняя попытка говорить от лица своего героя и одновременно ирония над ним делали позицию писателя двойственной. Это обусловило противоречивость понимания писателем собственной роли в литературе, что привело в итоге к жесточайшему внутреннему и творческому кризису.

Творческая биография Μ. М. Зощенко

Михаил Михайлович Зощенко родился в большой, но небогатой дворянской семье, в 1913 г. окончил гимназию и поступил в Петербургский университет. Образование не закончил, так как не было возможности оплачивать учебу. Зощенко принимал участие в Первой мировой войне: боевой офицер, он был ранен, отравлен газами, имел четыре ордена. После революции добровольцем ушел в Красную Армию, демобилизовался в 1919 г. по болезни. С 1918 по 1921 г. “был милиционером, счетоводом, сапожником, инструктором по птицеводству, телефонистом пограничной охраны, агентом уголовного розыска, секретарем суда, делопроизводителем” (“Автобиография” 1953 г.). В начале 1920-х гг. Зощенко – активный член литературной группировки “Серапионовы братья”.

Период 1920-х гг. был наиболее плодотворным для Зощенко. Именно в это время пишутся ставшие классическими короткие рассказы, воспроизводящие мироощущение “маленького человека” – мещанина, как предпочитали его тогда называть, – беспомощного в столкновении с бытом послереволюционной страны, с культурой, с которой ранее он был незнаком. В первой книге писателя “Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова” (1921–1922) эти черты героя Зощенко выражены с помощью сказа – особой формы повествования, которая воспроизводит устную речь рассказчика, социально дистанцированного от автора. Чужая речь, речь человека, оторванного от культурной и литературной среды, становится главным предметом изображения, способом создания характера. При этом важно не только то, что говорит рассказчик, но и то, как он говорит. Сказовость – главная черта стиля Зощенко в начале его писательского пути.

Уже в 1920-е гг. Зощенко воспринимался читателями и критикой как наиболее яркий сатирик в советской литературе. К началу 1930-х он выпускает собрание сочинений в шести томах. Однако 1930-е гг. и последующие периоды не были столь удачны для писателя. В частности, оказались не вполне удачными произведения средней и крупной формы 1930–1940-х гг. (“Голубая книга”, “Возвращенная молодость”, “Перед восходом солнца”), знаменовавшие попытку Зощенко выйти к новым темам, формам повествования, к новому типу героя. На протяжении 1930–1950-х гг.

Зощенко был объектом грозной и несправедливой критики, чаще всего официозной. Ее кульминацией стало постановление ЦК ВКП(б) “О журналах “Звезда” и “Ленинград”” (1946). После этого удара Зощенко так и не смог оправиться. “Писатель с перепуганной душой – это уже потеря квалификации”, – грустно шутил он в конце жизни, подводя итоги последних лет.

Специфика творческого стиля М. Зощенко

Около четырех десятилетий посвятил Зощенко отечественной литературе. Писатель прошел сложный и трудный путь исканий. В его творчестве можно выделить три основных этапа.

Первый приходится на 20-е годы – период расцвета таланта писателя, оттачивавшего перо обличителя общественных пороков в таких популярных сатирических журналах той поры, как “Бегемот”, “Бузотер”, “Красный ворон”, “Ревизор”, “Чудак”, “Смехач”. В это время происходит становление и кристаллизация зощенковской новеллы и повести.

В 30-е годы Зощенко работает преимущественно в области крупных прозаических и драматических жанров, ищет пути к “оптимистической сатире” (“Возвращенная молодость” – 1933 г., “История одной жизни” – 1934 г. и “Голубая книга” – 1935 г). Искусство Зощенко-новеллиста также претерпевает в эти годы значительные перемены (цикл детских рассказов и рассказов для детей о Ленине).

Заключительный период приходится на военные и послевоенные годы.

Формирование Зощенко как юмориста и сатирика, художника значительной общественной темы приходится на пооктябрьский период.

В литературном наследии, которое предстояло освоить и критически переработать советской сатире, в 20-е годы выделяются три основные линии. Во-первых, фольклорно-сказовая, идущая от раешника, анекдота, народной легенды, сатирической сказки; во-вторых, классическая (от Гоголя до Чехова); и, наконец, сатирическая. В творчестве большинства крупных писателей-сатириков той поры каждая из этих тенденций может быть прослежена довольно отчетливо. Что касается М. Зощенко, то он, разрабатывая оригинальную форму собственного рассказа, черпал из всех этих источников, хотя наиболее близкой была для него гоголевско-чеховская традиция.

На 20-е годы приходится расцвет основных жанровых разновидностей в творчестве писателя: сатирического рассказа, комической новеллы и сатирико-юмористической повести.

Зощенко создал новый для русской литературы тип героя – советского человека, не получившего образования, не имеющего навыков духовной работы, не обладающего культурным багажом, но стремящегося стать полноправным участником жизни, сравняться с “остальным человечеством”. Рефлексия такого героя производила поразительно смешное впечатление.

В историческом контексте того общественного катаклизма, который произошёл в России в октябре 1917 года, о Михаиле Зощенко, перефразируя заголовок известной ленинской статьи “Лев Толстой как зеркало русской революции”, можно говорить как о “зеркале большевистского переворота в России”. С поразительной интуицией и зоркостью Зощенко искал и находил своих героев в той массе людей, которая энергично обозначилась тогда в общественной жизни, выходя на её поверхность и замещая ниспровергнутые, уничтоженные имущие классы. Конечно, и кроме него было немало замечательных писателей, глубоко понимавших и с блеском отразивших наставшую в стране действительность, разлом истории, разрыв времён. Но “Собачье сердце” Михаила Булгакова, “Чевенгур” и “Котлован” Андрея Платонова увидели свет только через шестьдесят лет после написания, роман Евгения Замятина “Мы” был издан на родине спустя почти семьдесят. А Михаил Зощенко издавался в те годы открыто, огромными тиражами, имел широчайший круг читателей и почитателей.

Феномен Зощенко объясняется тем, что Зощенко долгое время считали популярным, общедоступным юмористом, более того – “смехачом”, чуть ли не зубоскалом. И только люди, охватившие советскую реальность во всей её сути, увидели в нём глубокого сатирика и сравнивали его с Гоголем. Признавалось добросовестными литературоведами и новаторство Зощенко, создавшего свой – “зощенковский” – рассказ, где самобытно, по-новому соединились и преобразовались общеизвестные элементы данного жанра. Рассказ, в котором явился новый герой-сказчик, заместивший как бы полностью самого автора. Именно этот небывалый ранее в литературе герой и сделался сразу знаменитым “зощенковским типом”, считавшим себя безусловно “человеком культурным, полуинтеллигентным” и изъяснявшимся на комично изуродованном языке. А сконструированный, вернее, сотворённый Зощенко рассказ был той “ракетой”, которая вывела этого героя на орбиту всероссийского читательского успеха.

И был ещё один феномен в восприятии рассказов и фельетонов Михаила Зощенко. Он пользовался безусловным успехом и любовью у тех самых “уважаемых граждан” и “нервных людей”, которых изображал в своих рассказах с их психологией, поступками, новоязом. Такова была особенность его сатиры и юмора, органично сочетавших смех, грусть и доброту к человеку. К описываемым им обыкновенным людям, “жильцам”, он не относился высокомерно, как, например Булгаков, он их жалел и сам был как бы один из них.

Оценивая и характеризуя творчество Зощенко, Владимир Войнович пишет:

“Откровенно говоря, когда я думаю о судьбе Зощенко, меня удивляет не то, что власти обрушили на него такой мощный удар ‹речь идет о травле Зощенко в сороковых годах›, а то, что они не сделали этого раньше. Ведь его герои никак не вписывались в советскую литературу. Они не выдавали на гора уголь, не баловали Родину повышенными удоями, не руководили райкомами и обкомами и воевали не на полях мировых сражений, а на коммунальных кухнях.

Да и взгляды он высказывал весьма для советского писателя странные. “Какая, скажите, – писал он, – может быть у меня “точная идеология”, если ни одна партия в целом меня не привлекает? ” С точки зрения людей партийных, я беспринципный человек. Пусть. Сам же я про себя скажу: я не коммунист, не эсер, не монархист, я просто русский. Нету у меня ни к кому ненависти – вот моя “точная идеология””.

Зощенко принял Октябрьскую революцию как должное. Морализаторство, его, к которому он был склонен, не носило гражданского характера, он звал людей жить мирно в коммунальных квартирах, не обсуждая правомерность существования самих этих квартир. Кроме того, он писал рассказы, фельетоны и небольшие повести, и каждый описанный им случай можно было объявить нетипичным. Власти спохватились, только когда увидели, что, в отличие от других, Зощенко как раз и достиг того, чего требовали идеологи социалистического реализма. Именно он и создал настоящий образ нового человека. И этот новый человек был представитель не того мещанства, которое мешает “нам” идти вперед, а того, которое идет вперед и нас туда же насильно волочит.

То, что рассказ велся от лица сильно индивидуализированного повествователя, дало основание литературоведам определить творческую манеру Зощенко как “сказовую”. Академик В.В. Виноградов в исследовании “Язык Зощенко” подробно разобрал повествовательные приемы писателя, отметил художественное преображение различных речевых пластов в его лексиконе.

Форму сказа использовали Н. Гоголь, И. Горбунов, Н. Лесков, советские писатели 20-х годов. Вместо картинок жизни, в которых отсутствует интрига, а порою и всякое сюжетное действие, как было в мастерски отточенных миниатюрах-диалогах И. Горбунова, вместо подчеркнуто изощренной стилизации языка городского мещанства, которой Н. Лесков добивался посредством лексической ассимиляции различных речевых стихий и народной этимологии, Зощенко, не чураясь и этих приемов, ищет и находит средства, наиболее точно отвечающие складу и духу его героя.

Зощенко зрелой поры шел по пути, проложенному Гоголем и Чеховым, не копируя, однако, в отличие от многочисленных обличителей 20-х годов, их манеры.

К. Федин отметил умение писателя “сочетать в тонко построенном рассказе иронию с правдой чувства”. Достигалось это неповторимыми зощенковскими приемами, среди которых важное место принадлежало особо интонированному юмору.

В середине 30-х годов Зощенко слегка перестраивает свое творчество. Меняется не только стилистика, но и сюжетно-композиционные принципы, широко вводится психологический анализ. Даже внешне рассказ выглядит иначе, превышая по размерам прежний в два-три раза. Зощенко нередко как бы возвращается к своим ранним опытам начала 20-х годов, но уже на более зрелом этапе, по-новому используя наследие беллетризованной комической новеллы. Уже сами названия рассказов и фельетонов середины и второй половины 30-х годов (“Нетактично поступили”, “Плохая жена”, “Неравный брак”, “Об уважении к людям”, “Еще о борьбе с шумом”) достаточно точно указывают на волнующие теперь сатирика вопросы. Это не курьезы быта или коммунальные неполадки, а проблемы этики, формирования нравственных отношений. В комической новелле и фельетоне второй половины 30-х годов грустный юмор все чаще уступает место поучительности, а ирония – лирико-философской интонации.

Теперь у писателя и гнев, и веселье редко вырываются наружу. Больше, чем прежде, он декларирует высокую нравственную позицию художника, отчетливо выявленную в узловых местах сюжета – там, где затрагиваются особо важные и дорогие сердцу писателя вопросы чести, достоинства, долга.

Отстаивая концепцию деятельного добра, М. Зощенко все больше внимания уделяет положительным характерам, смелее и чаще вводит в сатирико-юмористический рассказ образы положительных героев. И не просто в роли статистов, застывших в своей добродетели эталонов, а персонажей, активно действующих и борющихся (“Веселая игра”, “Новые времена”, “Огни большого города”, “Долг чести”).

В военные и послевоенные годы М. Зощенко не создал произведений, существенно углубивших его собственные достижения предшествующей поры. Но многое из написанного в грозовые годы войны с благодарностью воспринималось читателем и имело положительный отклик в критических статьях и рецензиях. Ю. Герман рассказывал о трудном походе наших боевых кораблей в Северном Ледовитом океане в годы Великой Отечественной войны. Кругом вражеские мины, навис густой рыжий туман. Настроение у моряков далеко не мажорное. Но вот один из офицеров стал просмотреть только что опубликованную во фронтовой газете зощенковскую “Рогульку” (1943 г).

“За столом начали смеяться. Сначала улыбались, потом кто-то фыркнул, потом хохот сделался всеобщим, повальным. Люди, дотоле ежеминутно поворачивавшиеся к иллюминаторам, буквально плакали от смеха: грозная мина вдруг превратилась в смешную и глупую рогульку. Смех победил усталость. смех оказался сильнее той психической атаки, которая тянулась уже четвертые сутки”. Рассказ этот был помещен на щите, где вывешивались номера походного боевого листка, потом обошел все корабли Северного флота.

В созданных М. Зощенко в 1941-1945 годах фельетонах, рассказах, драматических сценках, сценариях, с одной стороны, продолжена тематика довоенного сатирико-юмористического творчества (рассказы и фельетоны об отрицательных явлениях жизни в тылу), с другой (и таких произведений большинство) – развита тема борющегося и побеждающего народа.

Особое место в творчестве Зощенко принадлежит книге партизанских рассказов. В партизанской цикле писатель снова обратился к крестьянской, деревенской теме – почти через четверть века после того, как написал первые рассказы о мужиках. Эта встреча с прежней темой в новую историческую эпоху доставила и творческое волнение, и трудности. Не все из них автор сумел преодолеть (повествование порой приобретает несколько условно-литературный характер, из уст героев раздается книжно-правильная речь), но главное задание все же осуществил. Перед нами действительно не сборник новелл, а именно книга с целостным сюжетом.

О достоинствах творчества Зощенко подробно высказывался М. Горький. В сентябре 1930 года он пишет из Сорренто:

“Отличный язык выработали Вы, Михаил Михайлович, и замечательно легко владеете им. И юмор у Вас очень “свой”. Я высоко ценю Вашу работу, поверьте: это – не комплимент. Ценю и уверен, что Вы напишете весьма крупные вещи. Данные сатирика у Вас – налицо, чувство иронии очень острое, и лирика сопровождает его крайне оригинально. Такого соотношения иронии и лирики я не знаю в литературе ни у кого. “.

Чуковский заметил, что Зощенко ввел в литературу “новую, еще не вполне сформированную, но победительно разлившуюся по стране внелитературную речь и стал свободно пользоваться ею как своей собственной речью”. Высокую оценку творчеству Зощенко давали многие его выдающиеся современники – А. Толстой, Ю. Олеша, С. Маршак, Ю. Тынянов и др.

Становление Зощенко в литературе: сочинение

Кто он – М.М.Зощенко?

М.М.Зощенко родился 28 июля 1894 г. в небогатой многодетной дворянской семье в Петербурге. Отец — Михаил Иванович Зощенко художник, входил в Товарищество передвижных художественных выставок, служил в мозаическом отделении. Мать — Елена Иосифовна Зощенко – имела артистические наклонности, играла в любительском театре, писала небольшие рассказы. Всего в семье было 8 детей. Тяжелым ударом, сказавшимся на всей его последующей внутренней жизни, стала смерть отца. Многодетная семья оказалась на грани нищеты. Когда произошла Октябрьская революция, Зощенко вернулся в Петроград. Он три года провоевал в окопах царской войны, был ранен. Пришёл с войны и не знал, как дальше жить. Вдруг он вспомнил, что, когда был маленьким, очень любил просмотреть книжки. И даже сам немножко сочинял. И он подумал: «А что, если это и есть моя профессия на всю жизнь – писать книжки?»

И он сел за стол. Сначала он писал для взрослых, а в конце 30-х годов он начал писать для детей. В своих рассказах Зощенко со всей откровенностью говорит о морали.

Целью исследования стало: 1- определить как М.М.Зощенко через свои рассказы раскрывает основные черты «маленького человека»? 2 – Проследить развитие писателем-сатириком традиций литературы XIX века «маленький человек», выявить причины изменения черт героев, опираясь на рассказы М.М.Зощенко.

Гипотеза: я предполагаю, что писатель писал поучительные рассказы, чтобы на них училось молодое поколение

1. Познакомиться с литературными героями, которые относятся к типу «маленький человек»;

2. Изучить творчество сатирика М.Зощенко, поработать над анализом произведений.

Объект исследования: рассказы М.М.Зощенко «Аристократка», «Монтер».

Предмет исследования: «маленький человек» в рассказах М.М.Зощенко «Аристократка», «Монтер».

Я хочу начать свой проект известными словами из рассказа И. Ильфа и Е. Петрова “Золотой теленка”: “Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами. В большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Маленький мир далек от таких высоких материй. У его обитателей стремление одно — как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода”.

Страдания “маленького человека” — тема не новая в русской литературе. Она в полном объеме была представлена в гениальных творениях Гоголя, Достоевского, Чехова. Рассказы Зощенко продолжают проблематику произведений о “маленьком человеке”, берущую начало из гоголевской “Шинели”. Однако это совершенно иной взгляд, иная трактовка старой темы в изменившихся условиях. Маленький, незаметный, привыкший изъясняться “большею частью предлогами, наречиями и, наконец, такими частицами, которые решительно не имеют никакого значения”.

«Маленький человек» – в литературе обозначение разнородных героев, объединенных тем, что занимают одно из низших мест в социальной иерархии и что это общество определяет их психологию и общественное поведение. Развитие сюжета строится главным образом на истории какой-нибудь обиды, оскорбления, несчастья».

Какое право «маленького человека» отстаивали писатели – реалисты XIX века? Читая рассказы М. Зощенко, мы познаем психологию человека, привыкшего к своему ничтожному положению в обществе, к тому, что его судьба — ничто по сравнению с любой инструкцией, приказом или параграфом. Когда к человеку перестают относиться как к мыслящей, оригинальной личности, он постепенно теряет чувство самоуважения. Отсюда его преклонение перед должностными лицами, подобострастное заискивание перед теми, от кого он зависит, неверие в бескорыстие ближнего.

Шофер Егоров из рассказа «Веселая игра» терпит унизительное обращение со стороны своего партнера по бильярду. В качестве штрафа за проигрыш тот предлагает отрезать ему усы. Егоров соглашается, и это кажется диким всем присутствующим. Выясняется, что характер взаимоотношений игроков «запрограммирован» уже их местом на служебно-иерархической лестнице. Показательно даже их обращение друг к другу: Егорова к партнеру — на «вы» и по имени-отчеству; егоровского партнера — исключительно на «ты» и по фамилии. Выигравший говорит: «Другой там заставляет шофера ждать на морозе три часа. А я к людям гуманно подхожу. Это шофер с нашего учреждения, и я его завсегда в тепло беру. Я к нему не свысока отношусь, а я с ним по-товарищески на бильярде играю. Учу его и маленько наказываю. И что теперь ко мне придираются — я просто не пойму». Он и вправду не понимает, поскольку убежден в своем благородстве. Интересно, правда, представить его с кем-нибудь из вышестоящих начальников. А что же чувствует тот самый «маленький человек», в данном случае шофер Егоров? Что происходит в его душе? Переживает он или привык к подобного рода хамству, ставшему естественным в советских учреждениях? А может быть, радуется, что его не заставляют мерзнуть на улице и берут «в тепло»? Даже если так, все равно эта радость — трагедия. Трагедия человека, превратившегося в ничтожество из-за небрежного и оскорбительного отношения к нему окружающих.

Так же в рассказе «Монтер» поднимается важная проблема несправедливого социального неравенства людей.

Главный герой рассказа – монтер, работающий в провинциальном театре. Он честно выполняет свою работу, однако чувствует, что является всего лишь «техническим персоналом». На общей фотографии, где присутствовал весь коллектив театра, Ивана Кузьмича Мякишева посадили с правого края, да еще и «сняли его вдобавок мутно, не в фокусе». А центр посадили «звезду» – тенора.

Монтер затаил в душе обиду и, при случае, «отомстил» тенору и показал руководству театра, что он не менее важен, чем тенор. На важном представлении, когда зал был полон, Мякишев отключил электричество: «Тут произошла, конечно, форменная неразбериха. Управлющий бегает. Публика орёт. Кассир визжит, пугается, как бы у него деньги в потёмках не взяли». Идея автора звучит в финальных строках рассказа: «Так что они оба-два представляют собой одинаковую ценность». Центральный эпизод рассказа «Аристократка» место выбрано не случайно, театр-это храм искусства, в котором люди приобщаются к прекрасному, развиваются духовно. Героям духовность и культура “не грозят”, именно через восприятие театра, поведение, речь автор раскрывает характеры. После революции пришли к власти рабочие и крестьяне, которые никогда не имели хорошего образования, духовные ценности им были чужды. Портрет героя новой послеоктябрьской эпохи – это грубые, неотёсанные люди, привыкшие к тяжёлому труду. Получив классовые преимущества, новые герои стали рваться к положению в обществе, претендуя на интеллигентность и хорошее происхождение, но на деле не обладая ни умом, ни интеллектом. Идя в театр, оба героя (Григорий Иванович и Аристократка )не имеют понятия, на что они идут, обращают внимание только на места в театре,”внизу сидеть или аж на самой галёрке”. Водопроводчик понятия не имеет, что оперу слушают, а не смотрят:”Сижу на верхотурье и ни чего не вижу.” Чудовищная безграмотность пролетария удручает:”Сели в театр. Она села на мой билет”,”Гляжу – антракт. А она в антракте ходит.” Герои встретились в антракте, но и не подумали обсудить события первого акта , поделиться впечатлениями, их просто нет у обоих. Григорий Иванович пытается обсудить работу водопровода, а дама рвётся в буфет. Она под стать своему спутнику, уничтожая пирожные, что непозволительно воспитанным людям, она “блещет золотым зубом”, вставляет иностранные словечки и разговаривает языком прислуги: “Нет,— говорит,— мы привыкшие. “Это выдаёт “серую ” мещанку, но водопроводчик восхищён своей “фрёй”.Финал эпизода ужасен, водопроводчик не стесняется в выражениях:”Ложи, к чёртовой матери!”,а дама «конфузится докушивать», и нагло переходит на “родной”, безграмотный язык:” Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег — не ездют с дамами.”

Зощенко очень ярко нарисовал образы духовно нищих людей, которые пытаются прыгнуть “из грязи в князи”, но водопроводчик честнее дамочки, он не пытается быть выше своего положения, выдавая себя за аристократа. Люди одного круга, но водопроводчик глуп и не видит, что дама совсем не аристократка, а дешёвая подражательница. Тема «маленького человека», затронутая в данных рассказах, является традиционной для русской литературы.

Она пронизана гуманизмом, призывом уважать каждого человека, который является маленькой, но обязательной частичкой в этой Вселенной. Традиционно главным признаком “маленького человека” является ее низкое и часто подчиненное социальное положение, это человек, на которого никто не обращает, которую никто не ценит, над которой каждый позволяет себе поиздеваться и осознающая свое незначительное место в жизни. Сам Зощенко представляет своего героя так: “по профессии своей он не может слесарь, не может механик, а может быть, и наборщик” [2, с. 120]. Многие герои есть крестьянами или выходцами из крестьян. Всех их объединяет то, что они настолько свыклись со своим низким положением в обществе, своей незначительностью и даже ничтожеством, что совсем потеряли чувство самоуважения. К этому привели долгие годы подчиненного существования персонажей произведений писателя и их предков в дореволюционные годы. Там следует искать истоки их раболепия перед должностными лицами, подобострастно предупредительности перед теми, от кого они зависят, неверия в бескорыстие ближнего т.п.. “Маленькому человеку” свойственно угодливо относиться к каждому, кто имеет хоть формальную власть, хотя власть, основанную на праве сильного.

Из рассказов М.М.Зощенко я определила основные черты «маленького человека».

Основные черты «маленького человека»:

Низкое социальное положение.

Бесправие и нужда.

Забитость, попранное человеческое достоинство.

От равнодушия людей, от пинков судьбы в “маленького человека”, как показал М. Зощенко, растет желание взять реванш, показать и доказать всем поголовно свою значимость. Получив даже незначительную власть, “маленький человек” проявляет себя неким микровладыкою (“Человеческое достоинство”, “История болезни”, “Баня”, “Плохая ветка”). Желание взять реванш за годы пребывания “никем”, что притаился в душе некоторых “маленьких людей”, заставить других почувствовать свою значимость не может не пугать.

Писатель показал опасную тенденцию превращения “маленького человека” в маленького тирана, который стремится отомстить всем за долгие годы пренебрежительного отношения к личности, а то и полного ее игнорирования. Такое толкование психологии “маленького человека” М.М. Зощенко продолжает традиции ее изображение такими писателями, как Ф.М. Достоевский, М.В. Гоголь, А.П. Чехов, которые кроме сочувственного описания бед “маленького человека” также раскрыли негативные потенции этого типа. Вслед за своими предшественниками писатель обращает внимание на жизненные установки своих героев, которые вызывают беспокойство. Свой потенциал герои М. Зощенко направляют не на то, чтобы сделать окружающий мир и себя, в первую очередь, лучше и чище. Они погружены в решении мелких бытовых проблем, которые воспринимаются ими как важнее мировые катаклизмы (сопоставление часов, пропал, и Октябрьской революции в рассказе “Жертва революции”).

«Можно ли в наше время говорить о «новом «маленьком человеке»?

Думаю такие люди будут всегда и в наше время они есть. Мне кажется, это люди чересчур скромные (скромность украшает маленькими порциями) и где-то даже зажатые, еще они добрые (а доброта замечается очень редко), но это им не мешает делать что-то очень важное для других и понимать, что все равно не оценят, а может и не вспомнят.

«Маленький человек» для нашей действительности – это не просто литературный тип, а «герой нашего времени»? Хотя, почему герой? Скорее уж – антигерой. Действительно, разве мало в нашей жизни ситуаций и положений, достойных пера Гоголя или Чехова?

Сама жизнь сегодня говорит об актуальности темы «маленького человека». В глубине души каждого из нас ивет этот образ – это наши страхи: боязнь выделиться из толпы, потерять работу, высказать свое мнение открыто, быть отверженным, выступить против произвола…

Наиболее плодотворным периодом в творчестве Михаила Михайловича Зощенко (1894-1958) стали 1920-е гг., когда идеологическая пропаганда безоговорочно противопоставляла жизнь, культуру, общество до и после революции. У «нового человека» должно в жизни все быть по-новому: новый быт, новая мораль, новые отношения, то есть только положительные качества. Но М. М. Зощенко, вопреки бытующим романтическим образам советского гражданина, показывает мироощущение «маленького человека», рисуя его средствами сатиры.

Уже в первой книге «Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова» (1922) писатель нашел интонацию, позволившую преодолеть преграду между рассказчиком-писателем и слушателем-читателем.

Сатирик подчеркивал, что именно «маленькие люди», большинство населения страны, утратили прежние культурные ориентиры, но не обрели новых, поэтому готовы разрушать «плохое старое», не понимая, как строить «новое хорошее». В результате они отстаивают ничтожные интересы (невозможность снять пальто, потому что нет рубашки, в рассказе «Прелести культуры»; надкушенное дамой пирожное, за которое надо платить, в рассказе «Аристократка»; монтер в театре, считающий себя важнее тенора, в рассказе «Монтер»).

Собирательный образ «маленького человека» несёт в себе воспитательный потенциал. Через призму юмора Михаил Зощенко пытается донести до читателя, что не нужно бояться жизни. Писатель предупреждает, что внешние обстоятельства могут сломить человека, но нужно приложить все усилия, чтобы не опускаться до уровня Забежкина, Котофеева и Аполлона, которые видят смысл своей жизни только в материальных ценностях. Те, кто предпочел «золотого тельца» и сделал его смыслом всей жизни, развенчаны у Зощенко.

Таким образом, мы можем сказать о том, что Михаил Михайлович Зощенко был одним из писателей советского времени, который как нельзя точно изобразил нового героя, новый типаж общества. Над персонажами Зощенко хочется одновременно и посмеяться и пожалеть их. «Маленькие люди», которые населили нашу страну, были настоящим отражением эпохи, которую они создали сами.

Литература оказывается источником «гуманитарной энергии», поскольку является важным источником понимания человека. «Настало время, чтобы центр мироздания (человек) стал воздействовать на общество, то есть началась тенденция движения к центру в поисках истины о человеке, разновекторность сменилась тенденцией центробежной, чтобы гуманитарная энергия не концентрировалась. А «заработала» (теперь уже от человека к обществу, а не наоборот, как это было в предшествующей истории».

1. Ершов Л.Ф. Из истории советской сатиры. М. Зощенко и Сатирическая проза 20-30-х годов /Леонид Федорович Ершов. – Л.: Наука, 1973. – 155 с.

2. Зощенко М.М. Собрание сочинений в четырех томах /Михаил Михайлович Зощенко. – М.: РИПОЛ классик, 2005. – Том 1: Рассказы (Двадцатый годы). – 2005. – 560 с.

3. Ильф И. Двенадцать стульев. Золотой теленок: Романы /Илья Ильф, Евгений Петров. – М.: Экономика, 1986. – 632 с.

4. Рассадин С. За что тиран ненавидел Зощенко и Платонова /Станислав Рассадин //Новая газета. – № 82 (4 ноября 2002 г.) – С. 37.

5. Фрилендер Г.М. Достоевский /Г.М. Фрилендер //История Всемирной литературы: В 8 томах /АН СССР; Институт мировой литературы имени А.М. Горького. – М., 1983-1994. –

6. Шафранская Э.Ф. «Маленький человек» в контексте русской литературы 19 – начала 20 вв. /Элеонора Федоровна Шафранская //Русская словесность. – 2001. – № 7. – С. 23-27.

7. Эпштейн М. Маленький человек в футляре: Синдром Башмачкина – Беликова /Михаил Эпштейн //Вопросы литературы. – 2005. – № 6. – С. 7-15.

Оценка статьи: