ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Просторечие — одна из форм национального языка, наряду с диалектной, жаргонной речью и литературным языком: вместе с народными говорами и жаргонами составляет устную не кодифицированную сферу общенациональной речевой коммуникации — народно-разговорный язык; имеет наддиалектный характер. Просторечие, в отличие от говоров и жаргонов, — общепонятная для носителей национального языка речь.
Подводя основные итоги в данной курсовой работе, необходимо отметить, что проведенное исследование позволило наиболее точно изучить основные процессы взаимодействия между просторечной и жаргонной речью и литературным языком, и использование первой в рассказах Михаила Зощенко.
Первый параграф предлагаемой работы представляет собой просторечие как форма существования русского национального языка, типы просторечия, взаимосвязь основных особенностей литературного языка и просторечной и жаргонной речи.
Следующий параграф данной работы освещает непосредственно просторечные слова в рассказ Михаила Зощенко и является исследованием его стиля.
Целью предлагаемой курсовой работы было изучение особенностей просторечных слов и их роли в рассказах Зощенко.
Данная цель была достигнута путем изучения рассказов.
Зощенко не забыт. Как бы ни клеймили его позором те же советские писатели середины века, Зощенко до сих пор читают и любят, его рассказы актуальны и по сей день, может быть только не в такой степени, как раньше. В чём-то, даже, по-моему, значимость любого писателя определяет время. А то, что Зощенко не забыли и его рассказы до сих пор читают наши современные юмористы-сатирики, такие как Жванецкий и Задорнов, говорит о многом.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Баранникова Л.И. Просторечие как особый социальный компонент языка. / Языки общество. – Саратов, 2004.
2. Городское просторечие. Проблемы изучения / Отв. ред. Е.А. Земская, Д.Н. Шмелев. – М., 2004.
3. Жолковский А.К. Михаил Зощенко: поэтика недоверия. М.: Школа «Языки русской культуры», 2009. C. 304-311.
4. Зощенко М.М. Статьи и материалы. Л.: Academia, 2009.
5. Зощенко М. Возвращенная молодость // Зощенко М.М. Собр.соч: в 3-х т.Т.3. (Сост., подг. текста и примеч. Ю. Томашевского, послесл. А. Гулыги). Л.: Худ. лит., 2007. С.157
6. Зощенко М. «Жизнь выше всего…» Письма к Ольге Шепеловой 1938-1939 гг. (Публ., вступ. Статья и примечания В.А. Петрицкого) // Звезда. 1994. №8. С. 7-23.
7. Зощенко М.М. Рассказы и фельетоны 1914-1924. – СпБ.: 2009.
8. Крысин Л.П. Просторечие / В кн.: Л.П. Крысин. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. – М., 2009.
9. Молдавский Дм. Михаил Зощенко: Очерк творчества. Л.: Советский писатель, 2007.
10. Муромский В.П. Судьба драматургического наследия М.М. Зощенко // Русская литература. 1996. №2. С. 90-107.
11. Муромский В.П. «… Дело не в литературе, а в ситуации» (Об «американской» комедии М. Зощенко)// Михаил Зощенко. Материалы к творческой биографии. Кн.2. СПб.: Наука, 2001. С. 269-277.
12. Михаил Зощенко. За бархатным занавесом. Комедия в 4-х действиях (Подгот. текста, примечания В.П. Муромского) // С. 277-344.
13. Молдавский Дм. Михаил Зощенко: Очерк творчества. Л.: Сов. писатель, 2007. C.16.
14. Разновидности городской устной речи / Отв. ред. Д.Н. Шмелев, Е.А. Земская. – М., 2008.
15. Рубен Б.С. Зощенко. М.: «Дрофа», 2007.
16. Сборник рассказов М.М. Зощенко. М.: «Дрофа», 2008.
17. Старков А.Н. Михаил Зощенко. Судьба художника. М.: Сов. пис.,2000. С.10-12.
18. Синявский А. Мифы Михаила Зощенко // Синтаксис.1998. № 23. С. 82-104. (Париж). Перепечатано: Синявский А. Мифы
19. «Словарь русского языка» Е.И. Ожегов. М.: 2009.
20. Томашевский Ю. Об одном посвящении. (Попытка психологического комментария) // Октябрь. 1995. №10. С. 195-200.
21. Томашевский Ю. «Записки бывшего офицера» (ненаписанная книга М.Зощенко) // Звезда. 2004. №8. С.23-33
22. Филиппова А. «Я ученик в этом трудном деле…» // Современная драматургия. 2008. №3. С.208-219.
23. Ходж Т. П. Элементы фрейдизма в «Перед восходом солнца» Зощенко // Лицо и маска Михаила Зощенко (Сост. Томашевский Ю.В.). М.: Олимп-ППП, 2004. С. 254-279.
24. Хэнсон К. П.Ш. Дюбуа и Зощенко: «рациональная психотерапия» как источник зощенковской психической терапии // Новое литературное обозрение. 2005. №1. С. 62-65.
25. Чудакова М.О. Поэтика Михаила Зощенко // Чудакова М.О. Избранные работы, том I. Литература советского прошлого. М.: Языки русской культуры, 2001. C. 79.
26. Чудакова М.О. Поэтика Михаила Зощенко // Чудакова М.О. Литература советского прошлого. М: Языки русской культуры, 2001. C.81-83.
27. Шкловский В. О Зощенко и большой литературе // Шкловский В.Б. Гамбургский счет: Статьи — воспоминания — эссе (1914-1933). (Сост. А.Ю. Галушкина и А.П. Чудакова). М.: Советский писатель, 2000. C.417.
28. Энциклопедия некультурности (Зощенко: рассказы 1920-х годов и «Голубая книга») // Лицо и маска Михаила Зощенко. (Сост. Томашевский Ю.В.). М.: Олимп-ППП, 2004. C. 218-238.
Мих. Зощенко: pro et contra. Издательство РХГА, 2015
Мих. Зощенко: pro et contra, антология.— 2-е изд., испр. / Сост., вступ. статья, коммент. И. Н. Сухих.— СПб.: Издательство РХГА, 2015.— 1088 с.— (Русский Путь).
ISBN 978-5-88812-647-9
В антологию «Мих Зощенко: pro et contra» входят критические статьи и письма писателя, а также наиболее значительные исследования разных лет, дающие представления об эволюции взглядов на его жизнь и творчество. Книга впервые в таком объеме представляет формирование литературной репутации Зощенко, его путь в русский канон ХХ века. Публикуется также избранная библиография писателя 1963–2009 гг. Книга адресована как специалистам, так и всем интересующимся творчеством М. М. Зощенко.
Серия основана в 1993 г.
Редакционная коллегия серии:
Д. К. Богатырев (председатель), В. Е. Багно, С. А. Гончаров,
А. А. Ермичев, митрополит Иларион (Алфеев),
К. Г. Исупов (ученый секретарь), А. А. Корольков,
Р. В. Светлов, В. Ф. Федоров, С. С. Хоружий
Ответственный редактор тома
Д. К. Богатырев
Составитель
И. Н. Сухих
Исследование осуществлено при поддержке
Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ),
проект 14-04-00559а
© И. Н. Сухих, составление, вступ. статья, комментарии, 2015
© Русская христианская гуманитарная академия, 2015
© «Русский Путь», название серии, 1993
СОДЕРЖАНИЕ
От издателя . . . . 5
И. Н. Сухих. Неклассический классик.
Михаил Зощенко и русский канон ХХ века . . . . 7
МИХ. ЗОЩЕНКО
Критические статьи, интервью
Трагедия индивидуализма. Борис Зайцев. . . . 27
Неживые люди. Уютная поэзия (Вера Инбер) . . . . 32
Конец Рыцаря Печального Образа. . . . 34
О Владимире Маяковском . . . . 42
Из переписки с читателями . . . . 48
Как я работаю . . . . 51
Письма. Беседа с Мих. Зощенко . . . . 59
Основные вопросы нашей профессии . . . . 62
Литература должна быть народной . . . . 67
В гостях у Мих. Зощенко . . . . 74
О неграмотности . . . . 78
О стихах Н. Заболоцкого . . . . 83
На Парнасе . . . . 88
Горький — народный писатель . . . . 90
Сатирик-публицист(Памяти Ильфа). . . . 92
О литературном искусстве . . . . 94
О юморе в литературе . . . . 98
О комическом в произведениях Чехова. . . . 100
Письма, биографические материалы
Н. Русановой-Замысловской. 1915–1917 гг. . . . 107
Родным. 1917–1921 гг.. . . . 112
А. К. Воронскому. 1922 г. . . . 134
Эмилю Кроткому. 1926 г.. . . . 136
Переписка Зощенко с Горьким. 1927–1936 гг.. . . . 139
Н. Б. Дейнеке. 1928–1933 гг.. . . . 151
М. Л. Слонимскому. 1929 г. . . . . 165
М. З. Мануильскому. 1933–1934 гг. . . . 167
Ю. К. Олеше. 1934 г. (?) . . . . 174
О. М. Шепелевой. 1938–1939 гг. . . . 176
Л. А. Чаловой. 1939–1948 гг. . . . 194
В. В. Зощенко. 1941–1954 гг. . . . 226
Н. Н. Секундову. Декабрь 1951 г. (?). . . . 249
В. С. Круглову. 1951–1952 гг. . . . 251
Ю. Н. Либединскому. 1951–1952 гг.. . . . 265
В. А. Каверину. 1949–1956 гг.. . . . 267
В. А. Лифшицу. 1953–1956 гг. . . . 277
М. Э. Козакову. Вторая половина 1953 — первая половина 1954 г. . . . 280
В. Н. Плучеку. 1955 г. . . . 281
Г. П. Макогоненко. Лето 1956 г. . . . 282
В Госиздат. Апрель 1958 г.. . . . 284
М. С. Шагинян. 1928–1958 гг . . . . 285
«…Писатель с перепуганной душой —
это уже потеря квалификации» . . . . 313
Б. М. Сарнов, Е. Ц. Чуковская
Случай Зощенко (Повесть в письмах и документах
с прологом и эпилогом, 1946–1958) . . . . 349
О МИХ. ЗОЩЕНКО
Исследования, статьи, эссе
Михаил Зощенко «Рассказы Назара Ильича
господина Синебрюхова». Петербург. Эрато 1922 г., стр. 76.
Михаил Зощенко. . . . 406
О юморе и юмористах (М. Зощенко). . . . 410
О юморе Зощенко . . . . 419
«Уважаемые граждане» . . . . 422
Крестьяне о писателях. М. Зощенко «Уважаемые граждане».
Сборник рассказов (Читано 1–7 июля 1927 года) . . . . 431
Обывательский набат (О «Сентиментальных повестях» М. Зощенко). 435
Разговор по душам . . . . 440
Простой смех. М. Зощенко, его учителя, успех и разгадка.. . . . 446
М. М. Зощенко. Статьи и материалы
М. М. Зощенко. О себе, о критиках и о своей работе . . . . 451
В. Б. Шкловский. О Зощенко и большой литературе . . . . 453
А. Г. Бармин. Пути Зощенко . . . . 460
В. В. Виноградов. Язык Зощенко (Заметки о лексике) . . . . 474
Мих. Зощенко . . . . 499
Чей писатель — Михаил Зощенко? . . . . 502
Зощенко и Гоголь . . . . 523
Литературные эксперименты Зощенко . . . . 528
Ирония и Зощенко . . . . 533
Лицо и маска Михаила Зощенко . . . . 537
Мысли об искусстве . . . . 601
«Возвращенная молодость». Новая книга. . . . 609
Вариант судьбы «интеллигентного человека»
(Из книги «Литературный путь Михаила Зощенко»). . . . 611
По аллеям истории . . . . 632
Герой Михаила Зощенко. . . . 638
Михаил Зощенко. . . . 668
Книга о Зощенко . . . . 684
В. Горшков, Г. Ваулин, Л. Рутковская, П. Большаков
Об одной вредной повести . . . . 803
Проповедник безыдейности — М. Зощенко. . . . 808
Зощенко: рассказы 1920-х годов. и «Голубая книга» . . . . 826
Мифы Михаила Зощенко . . . . 861
Михаил Зощенко и его гро(я)зная тень.
Тезисы ненаписанной монографии . . . . 880
Случай Зощенко. Пришествие капитана Лебядкина
Зощенко в театре . . . . 944
Зощенко из XXI века, или Поэтика недоверия . . . . 954
Указатель имен. . . . 1031
Литература о жизни и творчестве М. М. Зощенко (1963–2009) . . . . 1045
От издателя
Вы держите в руках книгу серии «Русский Путь», посвященную рецепции личности и творчества М. М. Зощенко в России.
Позволим себе напомнить читателю замысел и историю реализации серии «Русский Путь», более известной широкой публике по подзаголовку «pro et contra».
Современное российское научно-образовательное пространство сложно себе представить без антологий нашей серии, общее число которых превысило уже семьдесят томов. В научно-педагогическом аспекте серия представляет собой востребованный академическим сообществом метод систематизации и распространения гуманитарного знания. Однако «Русский Путь» нельзя оценить как сугубо научный или учебный проект. В духовном смысле серия являет собой феномен национального самосознания, один из путей, которым российская культура пытается осмыслить свою судьбу.
Изначальный замысел проекта состоял в стремлении представить отечественную культуру в системе сущностных суждений о самой себе, отражающих динамику ее развития во всей ее противоречивости. На первом этапе развития проекта «Русский Путь» в качестве символизации национального культуротворчества были избраны выдающиеся люди России. «Русский Путь» открылся антологией «Николай Бердяев: pro et contra.
Личность и творчество Н. А. Бердяева в оценке русских мыслителей и исследователей». Последующие книги были посвящены творчеству и судьбам видных деятелей отечественной истории и культуры. Состав каждой из них формировался как сборник исследований и воспоминаний, емких по содержанию, оценивающих жизнь и творчество этих представителей русской культуры со стороны других видных ее деятелей — сторонников и продолжателей либо критиков и оппонентов. В результате перед глазами читателя предстали своего рода «малые энциклопедии» о П. Флоренском, К. Леонтьеве, В. Розанове, Вл. Соловьеве, П. Чаадаеве, В. Белинском, Н. Чернышевском, А. Герцене, В. Эрне, Н. Гумилеве, М. Горьком, В. Набокове, А. Пушкине, М. Лермонтове, А. Сухово-Кобылине, А. Чехове, Н. Гоголе, А. Ахматовой, А. Блоке, Ф. Тютчеве, А. Твардовском, Н. Заболоцком, Б. Пастернаке, М. Салтыкове-Щедрине, Н. Карамзине и В. Ключевском и др.
РХГА удалось привлечь к сотрудничеству замечательных ученых, деятельность которых получила поддержку Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), придавшего качественно новый импульс развитию проекта. «Русский Путь» расширился структурно и содержательно. «Русский Путь» исходно замышлялся как серия книг не только о мыслителях, но и — шире — о творцах отечественной культуры и истории. К настоящему времени увидели свет два новых слоя антологий: о творцах российской политической истории и государственности, в первую очередь — о российских императорах — Петре I, Екатерине II, Павле I, Александре I, Николае I, Александре II, Александре III, государственных деятелях — П. Столыпине (готовятся к печати книги о Г. Жукове, И. Сталине), об ученых — М. Ломоносове, В. Вернадском, И. Павлове.
Другой вектор расширения «Русского Пути» связан с сознанием того, что национальные культуры формируются в более широком контексте, испытывая воздействие со стороны творцов иных культурных миров. Ветвь этой серии «Западные мыслители в русской культуре» была открыта нтологиями «Ницше: pro et contra» и «Шеллинг: pro et contra», продолжена книгами о Платоне, бл. Августине, Н. Макиавелли, Б. Паскале, Ж.-Ж. Руссо, Вольтере, Д. Дидро, И. Канте, Б. Спинозе. Антологии о Сервантесе и Данте являются достойным продолжением этого ряда. Готовятся к печати издания, посвященные Г. Гегелю, А. Бергсону, З. Фрейду.
Новым этапом развития «Русского Пути» может стать переход от персоналий к реалиям. Последние могут быть выражены различными терминами — «универсалии культуры», «мифологемы-идеи», «формы общественного сознания», «категории духовного опыта», «формы религиозности». Опубликованы антологии, посвященные российской рецепции православия, католицизма, протестантизма, ислама.
Обозначенные направления могут быть дополнены созданием расширенных (электронных) версий антологий. Поэтапное структурирование этой базы данных может привести к формированию гипертекстовой мультимедийной системы «Энциклопедия самосознания русской культуры». Очерченная перспектива развития проекта является долгосрочной и требует значительных интеллектуальных усилий и ресурсов. Поэтому РХГА приглашает к сотрудничеству ученых, полагающих, что данный проект несет в себе как научно-образовательную ценность, так и жизненный, духовный смысл.
Мих. ЗОЩЕНКО:
PRO ET CONTRA
Личность и творчество М. М. Зощенко
в перекрестье мнений
(1915–2009)
Составитель
Игорь Николаевич Сухих
Директор издательства Р. В. Светлов
Заведующий редакцией В. Н. Подгорбунских
Корректоры: И. П. Ткаченко, Н. Э. Тимофеева
Верстка О. М. Кукушкиной
Подписано в печать 20.01.2015. Формат 60 × 90 1/16
Бум. офсетная. Печать офсетная.
Усл. печ. л. 68,00. Тираж 400 экз.
Зак. № 00578-15
Традиция и новаторство Зощенко в решении темы маленького человека
Прослеживая жизненный путь Ивана Ивановича Белокопытова («Люди»), Мишеля Синягина («Мишель Синягин»), Аполлона Перепенчука («Аполлнон и Тамара») и Забежкина («Коза»), Б. Сарнов отмечает, что первоначально они почти что благоденствуют, ничто не предвещает ужасного конца, но «каждый неизменно кончает тем, что опускается и… начинает просить милостыню».. Подробно останавливается на «страхах. просмотреть ещё >
Традиция и новаторство Зощенко в решении темы маленького человека ( реферат , курсовая , диплом , контрольная )
Содержание
- ВВЕДЕНИЕ
- ОСНОВНАЯ ЧАСТ
- 1. Тема маленького человека в творчестве М. Зощенко в сравнении с Гоголем и Достоевским
- «Все мы вышли из «Шинели» Гоголя Отличия в изображении героев Две бани
- 2. Художественное своеобразие в решении темы маленького человека в творчестве Зощенко
- 2. 1. ««Я такой человек, что все могу» (Образ г-на Синебрюхова) Маленький человек в рассказах 20−30-х гг
- Большой маленький человек
- «Маленькие» маленькие
- 2. 2. Маленький человек в «Сентиментальных повестях» М. Зощенко
- ЗАКЛЮЧЕНИЕ
- СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Вокруг происходят огромные, грозные события, рушатся и возникают новые политические режимы, а «человечек» не понимает, что происходит, не знает, ни где укрыться, ни как жить. В противоположность оксюморонному «большие маленькие» для этих людей подходит тавтологическое обозначение «маленькие» маленькие”. Автор часто оказывается на их стороне и объектом иронии и сатиры становится не герой, а то, что вокруг — бытовая неустроенность и сомнительные порядки. Рассказ «История болезни» можно спросмотреть началом бесконечной серии анекдотов о советской медицине. Но и здесь не обошлось без гоголевской традиции: фраза о больных, которые выздоравливают, как мухи, была произнесена почти за сто лет до Зощенко (комедия «Ревизор»). В «Истории болезни» пациенты выписываются из больницы, как мухи, а в целом это лечебное учреждение предстает системой абсурда и бестолковости, тем более что все противоречащее здравому смыслу — делается согласно регламенту, по инструкции. Чего только ни натерпелся рассказчик по имени Петя, попав в больницу. У него тиф, температура 39, 8, а его запихивают в ванну с «умирающей старухой», кладут под раскрытое окно и кормят с тарелки, плохо вымытой после ребенка больного коклюшем. Плюс плакат в приемном покое о том о том, в какие часы выдаются трупы, восьмидневная задержка с выпиской, вторичная инфекция, сообщения о смерти, посланное жене ошибочно. «Копание в мелочах быта… свойственно всем пошлым мещанским писателям, к которым относится и Зощенко!» — обличал писателя А. Жданов 15 лет спустя в знаменитом докладе о журналах «Звезда» и «Ленинград». «Зощенко… совершенно не интересует труд советских людей, их усилия и героизм…». Почему же не интересуют? Вот ведь и в этом рассказе описан рабочий день советского фельдшера («или, как там его — лекпома»), образчик того стиля работы, о котором позже, в 70-х годах будет сказано: «Мы делаем вид, что работаем, государство делает вид, что нам за это платит». И напрасно рассказчик возмущается, кричит, требует главного врача и даже, чудом поправившись, хочет вернуться в больницу, «что б с кем-нибудь там побраниться». Но не делает этого — неэффективность этого «героического труда» настолько очевидна, что легче отступить.” Теперь я хвораю только дома”, — заключает герой. Впрочем, если пробить стену подобного отношения к труду нельзя, то «просверлить щелочку», чтобы добиться своего, вполне возможно. О том, как решается проблема личного и общественного, Зощенко рассказывает в «Мелком случае из личной жизни». Трудовые вокзальные будни показаны с не меньшей убедительностью и достоверностью, чем больничные. Короткая, но хитрая связка «весовщик — плотник», позволяющая каждому из звеньев наживаться на пассажирах, чем-то напоминает схему «Джеф Питерс — Энди Таккер» из знаменитого цикла О.Генри. Мошенники, как и полагается, работают с полной трудовой отдачей. Один «в поте лица» укрепляет тару, другой — «благородный служащий» — взвешивает багаж и регулярно заворачивает якобы некрепкие ящики на починку. Починка стоит немалых денег- граждане платят, мошенники делят выручку между собой. Схема позволяет не только иметь левый доход, но и громогласно отказываться от взяток, которыми несчастные путешественники пытаются ускорить дело. Догадываясь, что аналогичные, причем гораздо более значимые по масштабу схемы — действуют по всей стране, Зощенко пытается подсластить пилюлю, заявляя, что взяточники «рано или поздно сдадут эти свои позиции» и «Мы их оттуда выкурим». Но делает это с такими оговорками, что безнадежность этого предприятия очевидна. 2.2. Маленький человек в «Сентиментальных повестях» М. Зощенко Сентиментальные повести («Аполлон и Тамара», «Мудрость», «Люди», «Страшная ночь», «О чем пел соловей», «Нервные люди») — охватывают один круг проблеем, но герой меняется. Это уже не водопроводчик и не монтер, а тот средний интеллигентский тип, которому случилось жить на переломе двух эпох. «Неврастения, идеологическое шатание, крупные противоречия и меланхолия — вот чем пришлось наделить нам своего „Выдвиженца“, — пишет М. Зощенко в предисловии к 3-му изданию „Сентиментальных повестей“. Само название показалось многочисленным поклонникам остро сатирического стиля Зощенко-фельетониста по меньшей мере странным. Вызвало протест и содержание. „Баню“ давай… „Аристократку“… Чего ерунду читаешь!» — кричали ему из зала, когда он на литературном вечере начинал просмотреть отрывки из «Сентиментальных повестей». Эти произведения написаны в те же 20-е годы, что и рассмотренные выше юмористические рассказы. Однако написаны, кажется, другим человеком! Разбирая этот цикл, Чуковский прежде всего отмечает иной язык, иную тональность. «Это почти литературный язык, но — с легким смердяковским оттенком, … это язык полуинтеллигента тех лет, артистически разработанный во всех оттенках и тональностях» [32, 591−592]. Второе новаторское открытие писателя — ведение в литературный обиход словаря полукультурных людей, который Зощенко не только изучил, но «сделал своим». Но ради чего писатель пошел на это? Ради чего отбросил (или, вернее, строго разграничил) свою литературную деятельность? Ведь успех коротких, хлестких, едких рассказов был очевиден, а длинные философские размышления и затянутые авторские вступления к каждой повести, очевидно, рассчитаны на другого читателя. Чуковский, рассказывая о Зощенко, рассказывает, что того часто посещают приступы хандры и «угрюмства». В частности, описывает случай, когда зайдя к знакомому фотографу на Невском, вдруг узнает, что «тут, за перегородкой в соседней клетушке, скрывается Зощенко. Вторую неделю не бреется, сам себе готовит еду… сидит и молчит всю неделю». [32, с. 591−592]. Скорее всего эти приступы явились следствием контузии — во время Первой мировой войны Зощенко получил отравление газами. Не исключено, что на физиологические причины наложился и моральный аспект: осознание ущербности окружающей действительности, недолговечности биологического существования человека, попытки преодолеть надвигающуюся старость. «С восхищением говорил он о Канте, который „силой разума и воли“ прекращал свои тяжелые недуги, а также о Пастере, которому удалось — опять-таки громадным напряжением воли — возвратить себе не только здоровье, но и молодость», — пишет К. Чуковский [32, с.593]. Не исключено, что причина гибели героев «Сентиментальных повестей» — и Перепенчука, и Забежкина, и Котофеева, и Белокопытова одна — «страстная, ничем неистребимая вера в имущество как единственный фундамент человеческого счастья, — вера, которая кажется им вполне совместимой с социалистическим строем». [32, с. 594]. В каждой повести движет людьми стяжательство, алчность, корысть. Вспомним, как разрушил счастье Былинкина и Лизочки Рундуковой какой-то дурацкий старый комод («О чем пел соловей») Как без сил илег на кровать Забежкин, узнав, что вожделенная коза принадлежит «не тому, кому надо» («Коза»). Но «Сентиментальные повести» — не только и не столько развернутое продолжение юмористических рассказов Зощенко, в которых высмеивается глупость, некультурность, стяжательство, алчность, корысть. Прослеживая жизненный путь Ивана Ивановича Белокопытова («Люди»), Мишеля Синягина («Мишель Синягин»), Аполлона Перепенчука («Аполлнон и Тамара») и Забежкина («Коза»), Б. Сарнов отмечает, что первоначально они почти что благоденствуют, ничто не предвещает ужасного конца, но «каждый неизменно кончает тем, что опускается и… начинает просить милостыню». [27, 179]. Подробно останавливается на «страхах», которыми одержимы герои Зощенко, исследователь приходит к выводу: трагедия героев «Сентиментальных повестей» — в прозрении, на которые каждый из них оказывается способен. А само прозрение — открытие истины — состоит как бы из двух компонентов. Постановка вопроса: «Зачем я живу на земле?» — и безжалостный ошеломляющий ответ: «Произошла ошибка. Эта ошибка состоит в том, что всю свою жизнь он жил не так, как нужно было жить. Жил по-выдуманному». И не он один. Все люди, живущие на земле, совершают эту роковую ошибку” [27, 180]. Такое прозрение — несчастный случай. В этот несчастный случай в равной степени включен как внешний фактор (революция, которая вот-вот упразднит за ненадобностью всех, кто «занимался чистописанием), так и внутренний — пробуждение мысли, свойственное людям во все времена. Здесь очевидна еще одна явная параллель с Достоевским. Семен Иванович Прохарчин — герой рассказа Достоевского «Господин Прохарчин». Внешней причиной его паники и даже смерти стали беззлобные, хотя и бездушные разговоры соседей о якобы готовящихся сокращениях в канцелярии. Внутренней причиной — догадка о том, что и в самом деле «собственно для жизни канцелярия не нужна» (для жизни как таковой, разумеется, а не для жизни г-на Прохарчина). Точно так же стадное чувство толпы гонит музыканта Котофеева, как затравленного зверя. Но истинная причина его «временного помутнения» — в осознании ненужности музыкального искусства. По крайней мере того, в котором востребован его музыкальный треугольник. Нельзя, нельзя задумываться «маленькому человеку». Задумался Акакий Акакиевич, стал «огонь порою показываться в глазах его» — и не выдержал потрясения, умер, стал призраком. Раскрывал душа Макар Девушкин, философствовал в письмах к Вариньке — и не выдержал трагизма приближающейся разлуки: «Я умру, Варинька, непременно умру, не перенесет мое сердце такого несчастия!» Поверил Иван Иванович Белокопытов, что латынь и испанский язык помогут ему найти место в новой России — и потерял и жену, и веру в себя, и, похоже, саму жизнь. Коснулась Апполлона Перепенчука «какая-то неоформленная мысль» о душе — и, пожалуйста, разрыв сердца. Конечно, можно выжить. И многие выживают. В тех же «Сентиментальных повестях». Например, обирают теток, не получив комода, женятся на других, избежав серной кислоты и оправившись от икоты, заводят новую семью. Даже Борис Иванович Котофеев, забивший было от безысходности в набат, отделывается штрафом в 25 рублей, и получает в память о пробудившемся на короткое время самосознании две глубокие морщины от носа к губам. Это морщины Зощенко. Писателя, пережившего и любовь толпы, в упор не узнававшей себя в юмористических рассказах, травлю советской критики, слишком хорошо узнавшую свое отражение в зеркале сатиры, и мучительные попытки не поддаться гонениям, слабости, краху.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Вслед за писателями ХIХ века, прежде всего Гоголем и Достоевским, Михаил Зощенко продолжил тему «маленького человека» в ХХ веке, сделав ее основной в своем литературном творчестве. Как и предшественников, Зощенко интересует внутренний мир его героев. На душевные переживания героев повестей резкий отпечаток накладывает жестокая окружающая среда. Даже тогда, когда маленький человек решает свои личные проблемы (влюбленность, сватовство, брак), он подвластен устойчивому влиянию внешнего мира, почти всегда враждебного. Такая же враждебность окружала и Башмачкина, и Девушкина. Но при всей безысходности, судьба маленького человека Гоголя и Достоевского — в общем контексте творчества этих писателей — кажется читателю поправимой. Кажется, что в ХIХ веке еще оставалась надежда, можно было что-то изменить, исправить, улучшить. В мире Гоголя и Достоевского еще живут Сочувствие, Сострадание, Раскаяние, душевные порывы. Во времена Зощенко надежд на то, что эти отвлеченные понятия спасут человека уже нет. В его рассказах и повестях принципиально иная реальность. Мир победившего пролетариата ликвидировал понятия раскаяния и сострадания. Жалость сведена до уровня подачки, «дарового обеда» за последнее пальто. Высокие идеи всеобщего равенства и братства затмили личные судьбы миллионов маленьких людей, выпавших из старого мира и не нашедших себе место в новом. Читателю понятно, что этим «выпавшим» уже не на что надеяться. Сам писатель не пытается достучаться ни до общества, ни до власти, избрав повествовательную манеру несколько недоумевающего статистика, который фиксирует некие аномалии и уродливые факты без изучения их внутренних причин. Но даже эта отстраненная позиция, в конечном счете, вызвала гнев и преследования со стороны советского строя. Еще один тип маленького человека Зощенко — тот, который пришел на смену «болеющим душой» героям Гоголя и Достоевского, и который безжалостно вытесняет уже из окружающего мира героев «Сентиментальных повестей». У большинства героев юмористических рассказов нет души. Вместо нее «болеет» тело или ноет тот уникальный «приспособленческий орган» нового человека, который отвечает за совесть. Но это временно. В целом новый маленький человек рад, что удалось увести шайку из-под носа отвернувшегося в бане, обменять на молоко генеральский рояль, обмануть пассажиров-лохов на вокзале… Эти «маленькие радости» маленьких людей чем дальше, тем надежнее закаляют их в борьбе за свое место под солнцем. Таков маленький человек Зощенко — вчерашний приспособленец и завтрашний хозяин жизни. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Гоголь Н. В. Шинель // Собр. сочинений: в 6 т. — М.: Гос. изд-во художественной литературы, 1952. Т. 3. С.129−160. Гоголь Н. В. Записки сумасшедшего // Собр. сочинений: в 6 т. — М.: Гос. изд-во художественной литературы, 1952. Т. 3. С.174−195. Достоевский Ф. М. Бедные люди // Собр. сочинений в 10 т. — М.: Гос. изд-во художественной литературы, 1956. Т. 1. С.79−208. Достоевский Ф. М. Слабое сердце // Собр. сочинений в 10 т. — М.: Гос. изд-во художественной литературы, 1956. Т.1. С.517−561. Зощенко М. М. Собрание сочинений: в 3-х томах. — М.: Терра, 1994. Лесков Н. С. Очарованный странник // Собр. соч. в 11 т. — М., Гос. изд-во художественной литературы, 1957. Т. 4. С.385−514. Белинский В. Г. «Горе от ума», комедия в 4-х действиях, в стихах. Сочинение А. С. Грибоедова // Избранные эстетические работы. — М., 1986. — Том 1. — С.120−195. Белая Г. А. Михаил Зощенко — юморист, сатирик, моралист // Путешествие в поисках истины. Статьи о советских писателях.- Тбилиси: Мерани, 1987. — С. 28−56. Белая Г. А. «Униженные и оскорбленные» в зеркале литературы ХХ века (по страницам «Сентиментальных повестей» М. Зощенко” [Электронный ресурс] // Филологические науки.- 1979. — № 5. — С. 10−17. Режим доступа: http://www.sovlit.ru/articles/belaia_sent_povesti.html Бицилли П. М. Зощенко и Гоголь // Лицо и маска Михаила Зощенко. — М.: Олимп ППП, 1994. С. 179−183. Бицилли П. М. Литературные эксперименты. Зощенко// Избранные труды по филологии. — М.: Наследие, 1996. с.593−597. Вольпе, Ц. С. Искусство непохожести: Б. Лившиц, А. Грин, А. Белый, Б. Житков, М. Зощенко. — М.: Сов. писатель, 1991. — С. 141−316. Воронский А. К. Михаил Зощенко. Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова // Лицо и масса Михаила Зощенко.М.: Олимп ППП, 1994. С. 136−138. Воспоминания о Михаиле Зощенко: Сост. и подготовка текста Ю. В. Томашевского . — С-Пб.: Художественная литература, 1995. 606 с. Ершов Л. Ф. Из истории советской сатиры: М. Зощенко и сатирическая проза 20−40-х годов. — Л.: Наука, 1973. 154 с. Жолковский А. К. Михаил Зощенко: поэтика недоверия.- М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. — 392 с. Кадаш Татьяна. Гоголь в творческой рефлексии Зощенко // Лицо и маска Михаила Зощенко. — М.: Олимп ППП, 1994. С. 279−291. Кройчик Л., Любя человека // Советская сатирическая повесть 20-х годов. Воронеж: Изд-во Воронежск. ун-та, 1989. С. 3−30. Лекманов О. А. Человек не на своем месте (тема «самозванства» у раннего Зощенко) // Книга об акмеизме и другие работы. — Томск: Водолей, 2000. — С. 287−291. Личность М. Зощенко по воспоминаниям его жены (1929;1958) (публикация Г. В. Филиппова и О. В. Шилиной // Михаил Зощенко. Материалы к творческой биографии: в 3 кн. — С-Пб.: Наука, 2002. — Кн.3. — С.5−93. Лоскутникова М. Трагикомическое в рассказе М. Зощенко «Аристократка» [Электронный ресурс] // Zmogus ir zodis. — 2002. — № 11. — С.65−69. Режим доступа: http://www.vpu.lt/zmogusirzodis/PDF/literaturologija/2002/los65−69.pdf Молдавский Д. М. Михаил Зощенко. Очерк творчества. — Л.: Сов. писатель, 1978. — 278 с. Раку М. Михаил Зощенко: музыка перевода [Электронный ресурс]// Пушкинские мотивы в творчестве Зощенко. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2000/44/raku.html.
Рассадин С. За что тиран ненавидел Зощенко и Платонова [ Электронный ресурс] Режим доступа: http://imwerden.de/pdf/o_platonove_rassadin.pdf
Рубен Б. Зощенко (Жизнь замечательных людей). — М.: Мол. гвардия, 2006. — 353 с (16, “https://referat.bookap.info”).
Румер М. Лабиринты народной души: Образ массового читателя в зеркале русской культуры [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.sunround.com/club/22/129_rumer.htm Сарнов Б. М. Пришествие капитана Лебядкина (случай Зощенко). — М.: Изд-во РИК «Культура», 1993. 600 с. Синявский Андрей. Мифы Михаила Зощенко // Лицо и маска Михаила Зощенко. — М.: Олимп ППП, 1994. — С. 238−254. Cлово о Зощенко // Лицо и маска Михаила Зощенко. — М.: Олимп ППП, 1994. — С. 5−9. Старков А. Н. Михаил Зощенко. Судьба художника М., Сов. писатель. — 1990. 256 с. Ходасевич Владислав. «Уважаемые граждане» // Лицо и маска Михаила Зощенко. — М.: Олимп ППП, 1994. — С. 140−148. Чуковский К. И. Зощенко // Соч.: в 2-х томах.- М.: Изд-во «Правда». — Т. 2- С. 547−604. Чудакова М. О. Поэтика Зощенко.М.: Наука, 1979. 200 с.
Шафранская Э.Ф. «Маленький человек» в контексте русской литературы
“Энциклопедия некультурности” Зощенко
Михаил Зощенко, вне сомнения, один из самых оригинальных русских писателей нашего века. Это не мешает ему быть, в ряде отношений, типичным представителем советской литературы двадцатых-тридцатых годов, магистральные черты которой проступают у него довольно ясно…
Давно замечено, что литературные темы и мотивы, имеющие особую актуальность для некоторой эпохи или для всех времен, повторяются у ряда художников, иногда со значительными вариациями, в разных формах, жанрах и тональностях. Одной из таких “архитем”, увлекавших советских писателей двадцатых годов, было рождение нового мира и нового человека. Типичным литературным героем этого периода был человек нового типа, поднятый волной революции из глубин народной жизни, уверенно делающий историю и не обремененный грузом цивилизации и традиционной морали. Многочисленные варианты этого персонажа, представленные в литературе того времени, в разных пропорциях наделены такими чертами, как стихийность, цельность, страстность, непосредственность, прямолинейность, свобода от условностей, инстинктивная тяга к справедливости, жадность к жизни, наивность, невежество, любознательность, непочтительное отношение к дореволюционным культурным ценностям, коллективизм, ненависть к барам, неприязнь к интеллигенции, одержимость “марсианской жаждою творить” (Н. Тихонов), но также и готовность разрушать, безбоязненно-панибратское отношение к “векам, истории и мирозданью” (Маяковский). Соединяя в себе романтического героя, дикаря и ребенка, этот персонаж непринужденно преступает самые элементарные нормы цивилизованного поведения, в результате чего возникают странные и шокирующие ситуации, которые, однако, никого особенно не поражают и подаются без акцента. Отказ от эмфазы, деловитость, будничная небрежность при описании ужасных и абсурдных вещей отражает ментальность революционной эпохи, отменившей, вместе с сословной иерархией, всю ее культурную и психологическую надстройку, как-то: традиционную систему представлений о добре и зле, важном и неважном, трагическом и обыденном и т. п.
В широком смысле тот же тип героя и мироощущения представлен и в рассказах молодого Зощенко, что долго ускользало от внимания критики, поскольку для нее было привычно встречать этот тип в героико-романтическом, а не в легкомысленном фарсовом варианте.
Некультурность предстает как доминанта зо-щенковского мира, как его твердый субстрат и наиболее Нормальное, Устойчивое состояние. Представление о некультурности как о чем-то само собой разумеющемся полностью соответствует духу “новой действительности” с ее сдвинутыми нормами… Вообще следует заметить, что тема некультурности реализуется в поэтическом мире Зощенко с большим разнообразием и изобретательностью, давая широкий диапазон манифестаций в плане как фабульного действия, так и повествовательной техники, включая язык, стиль, интонацию, приемы изложения, композиционную структуру, систему авторских отступлений и комментариев и т. п. Варварское сознание своего героя писатель разрабатывает столь филигранно, с таким количеством вариаций и оттенков, что некультурность превращается под его пером в особого рода культуру, и притом высокоразвитую. По богатству ракурсов и преломлений, в которых предстает инвариантный характер зощенковского “пролетария”, последний может быть сравнен с гоголевскими помещиками из “Мертвых душ” или персонажами Достоевского.
Сочинение по литературе на тему: “Энциклопедия некультурности” Зощенко
Другие сочинения:
Театр Зощенко Театр Зощенко – это 10 пьес, 8 одноактных комедий, 2 либретто, множество сценок (для сатирических журналов 20-30-х гг. “Бузотер”, “Смехач”, “Бегемот” – под разными псевдонимами), миниатюры для эстрады. Он писал для театра и о театре. Так или иначе, конкретный анализ Read More .
Юмор и сатира М. Зощенко Вряд ли найдется человек, не читавший ни одного произведения Михаила Зощенко. В 20-30 годах он активно сотрудничал в сатирических журналах (“Бегемот”, “Смехач”, “Пушка”, “Ревизор” и другие). И уже тогда за ним утвердилась репутация прославленного сатирика. Продолжая анализ зощенковских традиций в Read More .
Объекты сатиры в рассказах М. М. Зощенко Михаил Зощенко, автор многочисленных повестей, пьес, киносценариев, был невероятно любим читателями. Но подлинную славу ему принесли маленькие юмористические рассказы, которые он публиковал в самых различных журналах и газетах – в “Литературной неделе”, “Известиях”, “Огоньке”, “Крокодиле” и многих других. Юмористические рассказы Read More .
Портрет героев в рассказах Михаила Зощенко Есть устоявшееся мнение, что сатирические сказы Зощенко в основном посвящены обывателю, а точнее высмеиванию обывательских черт в человеке. Герои большинства произведений Зощенко – люди “бедные”. На мой взгляд, нередко в своих рассказах всеми любимый юморист высмеивал глупость и тупость советской Read More .
Анализ прозы Зощенко Правда, попытки Зощенко писать по-новому были поняты не сразу. Один из первых рассказов Зощенко принес в журнал “Современник”, редактором которого был поэт М. Кузмин. Рассказ принят не был. “Ваши рассказы очень талантливы,- говорит Кузмин… – Но согласитесь сами – это Read More .
Комизм и сатира в рассказах Зощенко Способ мышления зощенковского героя стал способом его саморазоблачения. Языковый комизм нес с собой не только стихию смеха – он вскрывал возникший кентавр сознания: это “издевательство над несвободной личностью” – кричат пассажиры. Фразеология нового времени становится в их устах орудием наступления, Read More .
Сатира в литературе 20-30-х годов XX века (по творчеству М. М. Зощенко) О чем поет соловей? М. Зощенко Русские писатели-сатирики в 20-е годы отличались особенной смелостью и откровенностью своих высказываний. Все они являлись наследниками русского реализма XIX века. Имя Михаила Зощенко стоит в одном ряду с такими именами в русской литературе, как Read More .
Михаил Зощенко – юморист, сатирик, моралист С годами облик Михаила Зощенко многое потерял, но многое и приобрел. Его трагические последние годы вытеснили из нашей памяти легендарную легкость успеха “раннего” Зощенко, славу “самого веселого писателя Союза” и улыбку, в 20-30-е годы всегда сопровождавшую имя писателя. Образ Зощенко Read More .
«Энциклопедия некультурности» Зощенко: сочинение
- ЖАНРЫ 359
- АВТОРЫ 258 213
- КНИГИ 592 903
- СЕРИИ 22 144
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 553 142
Рейн Евгений Борисович родился в 1935 году в Ленинграде. Поэт из плеяды “ахматовских сирот” (И. Бродский, А. Найман, Д. Бобышев). Лауреат отечественных и зарубежных премий. Живет в Москве.
Я прихожу на пристань,
И гляжу все тягостней
В очарованную даль.
О мой брат! Поэт и царь — сжегший Рим!
Мы сжигаем, как и ты, — и горим!
Дождь над Батумом, две недели дождь,
а в номере так скучно, так уныло.
Надену плащ, открою плотный зонт
и выйду погуляю — не растаю.
Ноябрь над черноморьем, мутный вал
облизывает городские пляжи.
Безлюдно. Воскресенье. Я сижу
под скошенным брезентовым навесом,
курю и наблюдаю, как в порту
концы бросает знаменитый лайнер
“Абхазия”, как яхта класса “звездный”
пытается поставить паруса.
И никого на километры пляжа,
ни одного прогульщика, бродяги,
какого-нибудь гостя на курорте,
освоившего мертвый сей сезон.
А дождь все хлещет, он стоит стеной
и размывает мелкую щебенку.
Мой плащ промок, и не спасает зонт.
Но за моей спиной цветная будка
фанерная, наверно, раздевалка,
неубранная после лета,
переждать в ней можно дождь.
Я отворяю дверцу и вижу —
на полу, на одеяле спит человек
в костюме “Адидас”,
и я его потрогал за плечо.
Он встрепенулся, что-то пробурчал,
и поднялся, и сел на табуретку.
На шее у него висела фотокамера
известной японской фирмы. Он не удивился,
и сделал некий жест, как приглашенье,
и попросил немедля закурить.
“Кто вы такой?” — спросил я. “Я фотограф.
Фотограф пляжный. Вот уже неделю
работы нет, но я сюда хожу, быть может,
все-таки найдется сумасшедший
и фото мне закажет, мне не много надо —
харчо тарелку, и стаканчик чачи,
и сигареты „Прима” — вот и все”. —
“Вы местный?” — я спросил. “Нет, не совсем.
Когда-то жил в столицах я обеих,
заехал как-то вот сюда на отдых
и здесь остался. Скоро десять лет,
как я живу в Батуме.
Летом все в порядке, полно клиентов —
только поспевай”. — “А где живете?” —
“Я купил каморку на улице Дзержинского,
снимать жилье накладно. По сути,
не могу я лишь без кофе,
варю себе чифирь, а вот обедать
хожу я на базар, там есть одно местечко —
шашлычная „Эльбрус”. Вы не бывали?” —
“Нет, не бывал”. — “Весьма рекомендую —
такого хаша и в Тифлисе нет”. —
“Быть может, пообедаем?” — “Нет денег”. —
“Я заплачу”. — “Нет, так я не привык.
Вот закажите фото, а потом
уже и угощайте”. — “Что ж, идея!
Заказываю вам я сериал —
семь фотоснимков. Семь — мое число”.
Внезапно дождь проклятый прекратился,
остатки туч рассеялись,
и над Батумом засияло солнце.
“Как вас зовут?” — “Адольфом, просто Адик”. —
“А я Евгений”. — “Вот и хорошо,
пойдемте к морю, я вас поснимаю”.
И мы пошли и встали у волны.
Нептун смирился. Бирюзой и синькой
сиял простор до линии раздела
воды и неба. Лайнер бросил якорь,
и яхта скрылась, только гидроплан
из местного ДОСААФа пролетел.
“Вы чувствуйте себя совсем свободно,
курите, разговаривайте, а я пощелкаю”, —
и он взялся за дело.
“А как же быть со снимками? Я нынче
в двенадцать ночи сяду на „Ракету”
и перееду в Сочи”. — “Я успею.
Я позабыл сказать вам, ассистент
есть у меня. Мы вместе и живем,
он все проявит, тут же отпечатки
он сделает и все доставит вам
в шашлычную „Эльбрус” как раз к обеду”. —
“Так скоро?” — “Через два, ну, три часа.
Вот я вас знаю сорок пять минут
и что-то уже понял, вы довольны
останетесь”. — “Да вы — Картье Брессон!” —
“А кто это?” — “Один французский мастер,
известный очень”. — “Нет, я не слыхал,
ведь я не человек искусства, я — фотограф,
пушкарь, как говорили в старину”. —
“А этот ассистент ваш, кто такой?” —
“Так приблудился, просто алкоголик,
нет ни семьи, ни друга, никого,
и паспорт потерял. И вот живет
уже четыре будет скоро года.
Бывает, чемоданы поднесет,
бывает, купит фрукты на базаре —
продаст на пляже, все-таки доход.
Он лет уже немалых, сколько точно,
не знает сам. А впрочем, нелюдим,
за сутки может не сказать ни слова,
но я его терплю, душа живая,
хоть дышит кто-то рядом… Все, готово —
отщелкал пленку я. Теперь пойду домой,
отдам в проявку и в печать. А в три
вам снимки он доставит на базар.
Я подойду попозже, есть дела.
И дождь опять пошел,
и резко потемнело, и валы
с печальным грохотом обрушились на сушу.
И в этом мареве исчез фотограф мой.
Я глянул на часы — двенадцать двадцать.
Как время мне до трех убить?
Пойду и пошатаюсь по Батуму,
по набережной, а затем и в город,
зайду в галантерейный магазин,
там продают изделия цехов подпольных —
майки и носки нейлоновые,
лжекашемир, лжекожу, лжевискозу,
куплю чего-нибудь недорого совсем
и кофе выпью, три часа пройдут
за этим делом — все же развлеченье.
И я потопал. И как раз за спуском
от набережной к парку магазинчик
уютный и убогий отыскал.
Он тоже был безлюден, лишь кассирша
дремала в уголке. Я выбрал майку
с фальшивым лейблом, вынул кошелек,
хотел пробить свой чек — и вдруг увидел,
что к кассовому аппарату
прислонен портрет его — знакомые усы,
мундир знакомый и знакомый ежик
над низким лбом.
Я как дурак спросил: “Зачем он здесь?
“А он — великий человек, великий.
Какое ваше дело? Покупайте
товар и уходите”. — “Но зачем
убил невинных”. — “ Он убил мерзавцев.
Был дядя у меня, брат матери,
он стал меньшевиком в двадцать втором,
Зачем подался тот в меньшевики?
Все по заслугам — расстреляли дядю.
Он немцев победил, чеченцев выслал,
Поэтика анекдота в рассказах М. М. Зощенко 1920-х годов
М. Зощенко искренне волновала судьба простого человека. Он не хотел «писать для читателей, которых нет», не рвался в «большую литературу», напротив, ориентировался на литературу «неуважаемой формы», на «массовое потребление», стремился перестроить привычную литературную речь таким образом, чтобы она стала понятна людям, только что прикоснувшимся к культуре. Характеризуя М. Зощенко как писателя… просмотреть ещё >
Поэтика анекдота в рассказах М. М. Зощенко 1920-х годов ( реферат , курсовая , диплом , контрольная )
Содержание
- ГЛАВА II. ЕРВАЯ. Генезис и поэтика анекдота: к истории вопроса
- 1. 1. Проблема жанра анекдота в историческом освещении
- 1. 2. Жанр как структурный элемент поэтики
- 1. 3. Поэтика анекдота
- ГЛАВА ВТОРАЯ. Поэтика анекдота в рассказах М. М. Зощенко 1920-х годов
- 2. 1. Анекдот в контексте жанровой системы 1910−20-х годов
- 2. 2. Анекдот как выразитель праздничного времени в рассказах М. М. Зощенко 1920-х годов
- 2. 3. Анекдотическая оппозиция судьба/случай в рассказах М. М. Зощенко 1920-х годов
- 2. 4. Трансформация классических анекдотических сюжетов в рассказах М. М. Зощенко 1920-х годов
- 2. 5. Рассказчик как герой анекдота в рассказах М. М. Зощенко 1920-х годов
- 2. 6. Анекдотические парадоксы в заголовочном комплексе рассказов М. М. Зощенко 1920-х годов
Творчество М. Зощенко занимает особое место в русской литературе. Художественное наследие писателя настолько многогранно, что его нельзя отнести к тем литературным явлениям XX века, изучение и осмысление которых можно спросмотреть завершенным. Изменения, произошедшие в видении литературного процесса XX века, определили новые подходы к исследованию творчества М.Зощенко. Своеобразие его прозы бесспорно, но суть этого своеобразия критиками и литературоведами определялась по-разному.
М.Зощенко, прежде чем начать печататься, приобрел огромный жизненный опыт. Годы скитаний по России, «хождение по людям» обогатили его знанием нравов и философии улицы, научили быть восприимчивым к чужому образу мыслей, помогли постичь мировоззрение человека массы. Столкнувшись вблизи с «бедным» (как он позже назвал) человеком, увидев его подчас бесплодные попытки понять, осознать, что происходит вокруг и зачем, М. Зощенко решил посвятить свое творчество служению «бедному» человеку, помочь ему постичь смысл существования, найти цель жизни.
М.Зощенко искренне волновала судьба простого человека. Он не хотел «писать для читателей, которых нет», не рвался в «большую литературу», напротив, ориентировался на литературу «неуважаемой формы», на «массовое потребление», стремился перестроить привычную литературную речь таким образом, чтобы она стала понятна людям, только что прикоснувшимся к культуре. Характеризуя М. Зощенко как писателя, раньше других сумевшего заговорить на доступном массовому читателю языке, К. Чуковский писал: «Зощенко первый из писателей своего поколения ввел в литературу в таких масштабах эту новую, еще не вполне сформированную, но победительно разлившуюся по стране внелитературную речь и стал свободно пользоваться ею, как своей собственной речью. Здесь он — первооткрыватель и новатор. Так досконально изучить эту речь и так верно воспроизвести на бумаге ее лексику, ее интонацию, ее синтаксический строй мог только тот, кто провел свою жизнь в самой гуще современного быта и узнал его на своей собственной шкуре. Зощенко именно таким человеком и был, человеком большого жизненного опыта”1. И сам М. Зощенко констатировал: «Я пишу на том языке, на котором сейчас говорит и думает улица”2.
Рассказы М. Зощенко 1920;х годов в полной мере отражают мировоззрение человека, которому пришлось жить на переломе эпох. В статье «О себе, о критиках и о своей работе» М. Зощенко определил суть своих произведений: «В мелких рассказах я пишу о человеке. простом. И само задание, и сама тема и типы диктуют мне форму». Определяющей для рассказов 20-х годов, на мой взгляд, становится форма анекдота. Признать ее в качестве жанровой доминанты позволяет установка писателя изобразить склад мышления главного героя эпохи — массового человека послереволюционной России, равно концентрировавшего внимание и на важных исторических реалиях, и на пустяках, «склеивающего» исторические факты и житейские мелочи сомнительным «раствором» поверхностного домысла. Писателя всегда интересовали взаимоотношения определенной категории людей с изменяющимся на глазах миром. Их миропонимание было статично, они не способны порой осознать целостно какое-либо движение или перемену общественного бытия. Анекдот с его разорванностью восприятия мира, логическим абсурдом, языковыми парадоксами, типичными функциональными персонажами, оппозициями судьбы и случая, использованием внелитературной лексики давал возможность М. Зощенко «говорить» на одном языке, «мыслить» одинаково со своими героями. Поэтика анекдота существенно повлияла на поэтику рассказов писателя 20-х годов и определила сказ ведущей формой повествования. Универсальность слова в сказе обусловлена его универсальностью в анекдоте.
М.Зощенко увидел, что массовый человек 20-х годов в современной ему ситуации вынужден решать вопрос: «быть или не быть», делать выбор между прежней формой существования и новой, создающейся вокруг него. Он находится как бы в «промежутке», и его судьба зависит от избранного пути. Конфликт, который в прежней литературе во многом был свойственен лишь высокоинтеллектуальным героям, теперь перенесен на уровень сознания необразованного, «некультурного» героя4. Зощенковский персонаж желает для себя лучшей жизни, пытается изменить судьбу, ждет или ищет подходящий случай, который подарит ему счастье, но, дождавшись, как правило, не умеет им воспользоваться. Подобная ситуация углубляет трагикомическое положение героя. Постижение трагикомизма массового человека 20-х годов осуществляется в рассказах М. Зощенко этого времени благодаря поэтике анекдота, позволяющей дать парадоксальное, абсурдное изображение мира и человека.
Цель работы — через жанровую доминанту рассказов М. Зощенко 20-х годов, а в проекции и всего творчества, выявить специфику художественного мира писателя.
Актуальность диссертационного исследования состоит в обращении к феномену массового сознания XX века, повлиявшего на творчество М. Зощенко, в исследовании попытки писателя постичь абсурдность жизни в абсурдных формах и в изучении судьбы малых жанров в литературе XX века.
М.Зощенко привлекает исследователей спецификой своего мировоззрения, попыткой отражения массового сознания, особенностями использования языкового жеста, но творчество писателя как выражение целостного мировоззрения, целостного художественного мира через призму современной теории жанра еще не рассматривалось. В этом и заключается научная новизна работы.
Для достижения поставленной цели решается ряд задач. Теоретико-литературная задача предполагает осмысление понятий «жанр», «память» жанра, жанровая доминанта, понимание жанра как структурного элемента поэтики. Кроме этого, в данную задачу входит определение жанра фольклорного анекдота в контексте жанровой системы, выявление его генезиса и поэтики, категорий случая и судьбы, характерных для данного жанра, исследование типа героя. Все это направлено на выработку необходимого для исследования «рабочего» инструментария.
Историко-литературная задача предполагает включение М. Зощенко в определенный контекст эпохи, сопоставление его творчества с художественным опытом других авторов, в частности, Л. Андреевым (цикл «Мои анекдоты») и М. Булгаковым (фельетоны 1920;х годов). Использование анекдотической структуры позволило Л. Андрееву, и позже М. Зощенко, выразить трагикомическое мироощущение людей начала века. М. Булгаков же привлек в фельетоны анекдотическую структуру с той целью, чтобы вскрыть абсурд и гротескность окружающей его действительности, также выявить особенности мировосприятия человека 1920;х годов.
Эта задача включает в себя и исследование критических и литературоведческих работ о творчестве М. Зощенко с целью выявления степени изученности поднятой в диссертации проблемы.
Аналитическая задача предполагает детальный анализ текстов зощен-ковских рассказов 1920;х годов. Объектом исследования стали рассказы 1923;1929 годов, напечатанные отдельными изданиями и в сборниках «Разно-тык» (1923), «Аристократка» (1924), «Веселая жизнь» (1924), «Обезьяний язык» (1925), «Собачий нюх» (1925), «Уважаемые граждане» (1926), «Агитатор» (1926), «О чем пел соловей» (1927), «Нервные люди» (1927), «Избранное» (1929).
В соответствии с поставленной целью и задачами оформилась структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, примечаний и библиографии.
Каждая эпоха создает условия для нового прочтения художественного наследия писателя. Творчество М. Зощенко переживает на сегодняшний момент период иной, чем прежде, интерпретации, обусловленной вниманием исследователей к рассмотрению его произведений в контексте всего зощенковского творчества, с учетом художественных поисков писателя, его мировоззрения, при этом отказавшись от некоторых положений, определяющих развитие зо-щенковедения в прошлые года [17, “https://sinp.com.ua”].
Как писала О. Фрейденберг, «литературные явления следует рассматривать как явления общественного сознания”412. И в этом смысле рассказы М. Зощенко 1920;х годов представляют тот вариант авторского поведения, когда писатель интуитивно и сознательно, в чем-то опережая свою эпоху, в чем-то идя с ней в ногу, осваивал культурное пространство сознания массового человека. М. Зощенко стремился познать мироощущение человека, который «был ничем», а в 20-е годы «стал всем», попал «из грязи в князи», но не смог преодолеть в себе сознания толпы, массы, в нем еще только начинало пробуждаться личностное самосознание, которое нередко реализовалось в деформированную форму поведения, мышления, речи.
Особенностью творческой манеры М. Зощенко 1920;х годов, его мировоззрения, жизненных позиций является изучение массового сознания «изнутри», а не со стороны. И потому стремление писателя использовать в своем творчестве жанр, который живет в народе и создается самим народом, а соответственно отражает в своей структуре и содержании народные представления выглядит вполне закономерным и естественным. М. Зощенко взял на себя функции выразителя нового мировоззрения масс и пытался стать одним из массы. Таким образом, творчество писателя отразило мировоззрение автора.
Изучение поэтики произведения через исследование поэтики жанра, ставшего сюжетообразующим элементом в нем, дает выход на мировоззренческий уровень его создателя. Б. Успенский413, например, рассматривая сюжетообразующую функцию загадки в «Заветных сказках» А. Афанасьева, делает выводы о специфике осмысления народом мира, времени, своего поведения, общественных институтов. То же можно проследить в творчестве М. Зощенко: содержательная структура анекдота дала писателю возможность выразить и собственное видение действительности, и мироощущение человека своей эпохи с его массовым, коллективным, праздничным мировоззрением.
Рассмотренный в диссертации материал позволяет сделать некоторые выводы:
1. Причины выделения анекдота в качестве жанровой доминанты в литературе начала века следует видеть в закономерностях развития самого литературного процесса этого времени, в возникшей среди писателей необходимости поиска новых форм для выражения нового мировоззрения.
2. Творчество М. Зощенко 1920;х годов в большей степени отразило сложившиеся литературную и мировоззренческую ситуации. Сюжетообразую-щую функцию в его рассказах этого периода взял на себя анекдот, а определяющей формой повествования стал сказ.
3. Как и в анекдоте, в основе сюжетов у М. Зощенко лежит исключительный случай, но масштаб его чаще всего снижен до незначительного события. Генетическая связь анекдота с архаическим эпосом в рассказах писателя реализуется в наличии пространной эпической экспозиции, за которой последующие элементы композиции выстраиваются несколько парадоксально^ что тоже соответствует природе анекдота. Заявленная в экспозиции исключительность события сталкивается с его незначительностью. События теряют объективность, напротив, в произведениях М. Зощенко присутствует некая субъективная действительность, существующая в сознании рассказчика, со своей логикой, причинно-следственными связями. В процессе повествования тема, заявленная в заголовке и в экспозиции, снижается за счет незначительности события, случая и за счет словесной стихии зощенковского сказа. Таким образом, сказовая стихия обуславливает в рассказах преобладание сюжета над фабулой.
Карнавальная природа анекдота проявилась в рассказах М. Зощенко в тра-вестизме, «переворачивании» мира, десакрализации знаков культуры.
В поэтике рассказов М. Зощенко нашла своеобразное воплощение анекдотическая оппозиция судьба/случай, реализовавшаяся в архетипических образах плута и простака. Герой М. Зощенко чаще оказывается простаком, рассказчик же выступает как в роли простака, так и в роли плута и отличается особым типом сознания. Поэтика рассказов 1920;х годов во многом определяется поэтикой случая.
В некоторых рассказах наблюдается трансформация классических анекдотических сюжетов, что позволяет продемонстрировать, с одной стороны, устойчивость структуры анекдота, а с другой стороны, разрушение жанра за счет нового содержания.
Влияние поэтики анекдота сказалось на всех уровнях рассказов писателя, начиная с заголовочного комплекса и заканчивая финалом произведения.
4. Рассказы М. Зощенко 1920;х годов — это совершенно самобытная художественная целостность. Раннее творчество М. Зощенко стало для самого писателя основой формирования особой творческой манеры, художественного сознания, новаторских приемов и принципов, которые нашли развитие в последующем его творчестве.
Тема данного исследования и проблемы, поднятые в ней, имеют дальнейшие перспективы изучения и вглубь, и вширь. Анекдот с его поэтикой случая оказывает сильное влияние на «Сентиментальные повести» и более поздние произведения писателя, что может стать предметом отдельного исследования. Использование жанрового подхода к анализу произведения, дающего нередко выход на мировоззренческий уровень писателя, позволяет расширить изучение влияния поэтики анекдота на творчество других писателей, также использовавших его сюжетообразующую функцию.
(пока оценок нет)
Загрузка…«Энциклопедия некультурности» Зощенко: сочинение Ссылка на основную публикацию
