Первые рассказы и повести Булгакова: сочинение

5 рассказов, с которых надо начинать просмотреть Булгакова

Непохожие друг на друга короткие тексты, по которым можно легко понять, каким был Булгаков-писатель

Михаил Булгаков приехал в Москву осенью 1921 года и уже в следующем году начал публиковаться в тонких московских журналах — «Рупор», «Крас­ный журнал для всех», «Смехач» и других; устроился фельетонистом в газе­ту «Гудок» и стал постоянным автором берлинской газеты «Накануне». Пер­вые московские годы Булгакова ознаменовались появлением большого чис­ла очерков, заметок, репортерских отчетов, фельетонов, рассказов и пове­стей. До середины 1920-х годов Михаил Булгаков был известен как столич­ный писатель и лишь во второй половине 1920-х, после огромного успеха спектакля «Дни Турбиных», приобрел славу драматурга и практически оста­вил прозу. Мы выбрали пять рассказов Булгакова 1920-х годов, написанных в разных жанрах и на разные темы. Все вместе они дают представление о Булгакове-писателе того времени — о том, с чего он начинал и как работал со своим недавним прошлым и новой советской реальностью.

«Самогонное озеро» (1923)

«Самогонное озеро» — визитная карточка первых московских лет Булгакова. Переехав в столицу, он быстро обрел славу тонкого наблюдателя и остроумного летописца московского быта первой половины 1920-х годов. Главный редактор литературного приложения к берлинской газете «Накануне» Алексей Толстой просил московских сотрудников: «Шлите побольше Булгакова!» «Самогонное озеро» — самый характерный и смешной из этой серии рассказов и очерков.

Главный герой рассказа, занимающий комнату в коммунальной квартире № 50, под вечер, когда в «проклятой квартире» воцарилась тишина, намеревался попросмотреть спокойно книжку, но чтение прервал крик петуха. Как выяснилось, петуха заживо ощипывал абсолютно пьяный неизвестный гражданин, собу­тыльник квартхоза Василия Ивановича. Главный герой спас петуха, и на время в квартире снова стало тихо, но затем ночью уже сам квартхоз выбил все стекла и избил свою жену. На шум вызвали пьяного председателя правления, а в три часа ночи к герою пришел, «качаясь, как былинка под ветром», Иван Сидо­рыч — второе лицо в правлении после председателя. Утром приходили другие пьяные соседи, а также младший дворник («выпивший слегка»), старший («мертво-пьяный») и истопник («в страшном состоянии»). Днем самогонную точку прикрыла милиция, но уже вечером «забил свеженький источник» по соседству, и повальное пьянство продолжилось с неменьшим размахом. Отчаявшийся герой с женой закрыли комнату и уехали на три дня к сестре.

Прототип Аннушки — Анна Федоровна Горячева Музей М. А. Булгакова

Михаил Булгаков, , почти буквально описывает свою жизнь в коммунальной квартире № 50 по Большой Садовой улице, 10, где он жил вместе с женой Татьяной Лаппа с осени 1921 года. Вместе с ними в ком­мунальной квартире жили еще 16 чело­век, большую часть которых состав­ляли рабочие из соседней типографии. Многие соседи Булгакова по комму­налке без труда узнаются в героях «Самогонного озера». Так, Аннушка — это Анна Федоровна Горячева, которая будет прототипом и знаменитой Ан­нушки-чумы из «Мастера и Маргари­ты», а квартхоз квартиры № 50 Василий Иванович — это Василий Иванович Болтырев, 35‑летний краскотер 2‑й Московской фабрики Гознака, который неоднократно грозил Булгакову высе­лением и порядочно трепал ему нервы.

О самогонных буднях квартиры вспоминала позднее и жена Булгакова: «Купят самогону, напьются, обязательно начинают драться, женщины орут: „Спасите, помогите!“ Булгаков, конечно, выскакивает, бежит вызывать милицию. А ми­лиция приходит — они закрываются на ключи, сидят тихо. Его даже оштра­фовать хотели». И сам Булгаков постоянно жаловался на шумную квартиру, мечтая поскорее съехать. В дневнике Булгакова сохранилась запись от 29 ок­тября 1923 года: «Я положительно не знаю, что делать со сволочью, что насе­ляет эту квартиру». Покинуть квартиру № 50 Булгакову удалось только осенью 1924 года, а первое отдельное жилье с собственным кабинетом появилось у не­го лишь тремя годами позже.

«Китайская история» (1923)

«Китайская история», возможно, наименее известный рассказ Булгакова — и вместе с тем один из его лучших. Он выделяется своей нетипичностью: в рассказе нет коммунального быта, хорошо знакомого писателю, нет магазинов и ресторанов шумной эпохи нэпа, нет автобиографической основы — но есть Гражданская война.

Случайно попавший в Советскую Россию китаец ходя Ходя — прозвище китайцев, торговавших с лотков (см., например, в «Египетской мар­ке» Осипа Мандельштама: «Ночью снился китаец, обвешанный дамскими сумочками, как ожерельем из рябчиков»), а затем так стали называть всех китайцев. Сен-Зин-По тоскует по теплому Китаю в холодной чужой Москве. В опиумном салоне он потерял последние деньги и полушубок. Позднее «в гигантском зале с полу­круглыми сводами» китаец попадает к красноармейцам и его записывают добровольцем: оказывается, что Сен-Зин-По великолепный стрелок и в его «агатовых косых глазах от рождения сидела чудесная прицельная панорама». В первом же бою («блистательный дебют») Сен-Зин-По погибает, так до конца и не осознав происходящее.

Рассказ о трагической гибели китайца в огне Гражданской войны, которую он не понимает и в которой оказывается по чистой случайности, Булгаков явно противопоставляет знаменитой в то время повести Всеволода Иванова «Броне­поезд № 14.69», герой которой, красноармеец Син-Бин-У, обладает классовым чутьем, становится на сторону Красной армии и жертвует собой ради общей победы.

Спустя три года герои «Китайской истории» перешли в пьесу Булгакова «Зой­кина квартира» — одинокий потерянный Сен-Зин-По превратился в китай­ского бандита и убийцу, а старый китаец, владелец опиумного притона, стал в пьесе хозяином прачечной.

«Ханский огонь» (1924)

«Ханский огонь» также стоит особняком в череде булгаковских рассказов: это полностью выдуманная история с сильной фабулой и неожиданным финалом, написанная Булгаковым практически на спор:

«Сам довольно искушенный новеллист, В. П. Катаев, сравнивая с О’Ген­ри наших писателей, пожаловался:
— Пишут плохо, скучно, никакой выдумки. Прочитаешь два первых абзаца, а дальше можно не просмотреть. Развязка разгадана. Рассказ просма­тривается насквозь до последней точки.
Задетый за живое, вдруг встревает другой наш новеллист — Булгаков:
— Клянусь и обещаюсь: напишу рассказ, и завязку так и не развяжете, пока не прочитаете последней строчки».

Действие рассказа происходит в усадьбе-музее «Ханская Ставка». Старый смо­тритель Иона, служивший еще до революции у бывших ее хозяев, показывает дворец группе молодых экскурсантов. Среди них он отмечает двух загадочных посетителей — «голого» в одних шортах и пенсне и иностранца в золотых оч­ках. Дворец вызывает разные чувства у посетителей — комсомольцев, голого, буржуазной дамы с дочкой, таинственного иностранца. В конце концов, выпро­водив посетителей, Иона собирается закрыть музей, замечает того самого зага­дочного иностранца и вдруг узнает его лицо. Финал рассказа, как и обещал Булгаков, заранее предсказать невозможно.

Интерьер Овального зала в музее-усадьбе «Архангельское». 1954 год Фотохроника ТАСС

Прототипом дворца послужила, вероятно, усадьба Архангельское, в которой Булгаков побывал в 1923 году. Любопытная деталь: фамилию главного героя Тугай-Бег Булгаков использовал затем в качестве своего псевдонима.

В рассказе появляется важная для Булгакова тема эмиграции и противостояния дореволюционного мира (таинственный иностранец в золотых очках) и новой советской реальности (молодые комсомольцы-экскурсанты). В 1921 году Бул­гаков сам едва не покинул Россию на пароходе из Батума в Константинополь, а до этого в 1920 году во Владикавказе собирался оставить город вместе с белы­ми, но свалился с тифом. Татьяна Лаппа вспоминала позднее, как Булгаков упрекал ее:

«„Ты — слабая женщина, не могла меня вывезти!“ Но когда мне два вра­ча говорят, что на первой же остановке он умрет, — как же я могла вез­ти? Они мне так и говорили: „Что же вы хотите — довезти его до Казбе­ка и похоронить?“»

В эмиграции побывала вторая жена Михаила Булгакова — Любовь Евгеньевна Белозерская. Писатель расспрашивал ее о Константинополе, когда писал пьесу «Бег».

«Вьюга» (1926)

Рассказ «Вьюга» входит в знаменитый цикл «Записки юного врача», — а сим­волическая глубина рассказа, напря­женность действия, почти кинемато­графическая точность в изображении главной сцены погони и счастливая развязка делают «Вьюгу», как кажется, главным и самым захватывающим рас­сказом цикла.

Молодой врач, принимающий по сто крестьян в день, наслаждается неожи­данным покоем и горячей ванной: на улице вьюга, и никто не приехал на прием, — как вдруг ему приносят записку с просьбой срочно приехать к пациентке — невесте конторщика, о свадьбе которого говорила вся округа («„Мне в жизни не везет“, — тоскливо подумал я, глядя на жаркие дрова в печке»). Проклиная все на свете, врач соглашается ехать, безнадежно наблю­дает смерть юной девушки и на пути домой в разыгравшейся вьюге теряет до­рогу. Герой и сопровождающий его пожарный спасаются от стаи волков («Мыс­ленно я увидел короткое сообщение в газете о себе и злосчастном пожарном») и добираются домой — борьба со смертью в этот раз закончилась победой, но борьба эта не окончена: «Озолотите меня, — задремывая, пробурчал я, — но больше я не по… — Поедешь… ан, поедешь… — насмешливо засвистала вьюга».

Драматичный рассказ произвел настолько сильное впечатление на читателей, что один из них прислал в редакцию свой отклик с описанием похожего случая: «Волки: из жизни участковых медработников с. Балаклая, Изюмского округа».

Семь рассказов «Записок юного врача» публиковались в 1925–1926 годах в жур­нале «Медицинский работник». В их основе лежат реальные события из жизни писателя: в сентябре 1916 года он приехал работать земским врачом в село Ни­кольское Сычевского уезда (Смоленская губерния) и проработал в глухом крае единственным врачом почти год — до 20 сентября 1917 года. Уже тогда он на­чал делать первые наброски рассказов о своей жизни в Никольском. Хотя писа­тель сдвигает повествование на один год (действие начинается в 1917‑м, а не в 1916 году), а главный персонаж холост, в остальном рассказы довольно точно отражают его биографию.

Спустя несколько лет в письме Правительству СССР Булгаков назвал одной из своих главных задач «упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране». Одним из таких русских интеллигентов, несо­мненно, был и молодой герой «Записок юного врача».

«Я убил» (1926)

Одна из важнейших булгаковских тем первой половины 1920-х годов, связан­ная с осмыслением опыта Гражданской войны, — это тема коллективной ответ­ственности. Как писала Мариэтта Чудакова, «участие — хотя бы и бездействи­ем — в убийстве соотечественников, ложащееся неискупимым бременем на всю дальнейшую судьбу каждого в отдельности и всех вместе, — этот био­графический мотив будет положен в основание художественного мира Бул­гакова».

Особенно здесь выделяются три рассказа: более ранние «Красная корона» и «Необыкновенные приключения доктора» и более поздний «Я убил». Так, главный герой «Красной короны» не в силах предотвратить убийство и смерть, и это в буквальном смысле сводит его с ума: «Я ушел, чтоб не видеть, как чело­века вешают, но страх ушел вместе со мной в трясущихся ногах». Он безна­деж­но пытается вернуться в прошлое и изменить ход событий.

Рассказ «Я убил» интересен именно тем, что в нем, кажется, в первый и послед­ний раз в художественном мире Булгакова нарушается этот принцип бездей­ствия героя и последующего мучительного чувства вины.

Главный герой рассказа доктор Яшвин в компании друзей рассказывает, как семь лет назад он умышленно убил пациента. Зимой 1919 года его насильно мобилизовали отступающие из Киева петлюровцы, он стал свидетелем зверств и жестокостей полковника Лещенко. Однажды доктора позвали к полковнику перевязывать рану: несчастный истязаемый сумел броситься на него с перочинным ножом. Именно здесь проходит та самая развилка, мучившая ге­роя рассказа «Красная корона». Доктор из пассивного свидетеля превращается в участника и вмешивается в происходящее: «Все у меня помутилось перед глазами, даже до тошноты, и я почувствовал, что сейчас вот и начались самые страшные и удивительные события в моей злосчастной докторской жизни». Доктор Яшвин застрелил полковника и сбежал из петлюровского плена.

Доктор Яшвин, щеголеватый, смелый, удачливый, спокойный и скрытный человек, несомненно, несет в себе черты Булгакова. Фабула рассказа тоже частично автобиографична: зимой 1919 года Булгаков как врач был насильно мобилизован петлюровцами, бежавшими от большевиков, наступавших на Киев. В плену у петлюровцев он стал свидетелем убийства человека на мосту. Потрясенный писатель смог ночью сбежать:

«И вот в третьем часу [ночи] вдруг такие звонки. Мы кинулись с Варькой Варвара, сестра Михаила Булгакова. открывать дверь — ну, конечно, он. он сильно бежал, дрожал весь, и состояние было ужасное — нервное такое. Его уложили в постель, и он после этого пролежал целую неделю, больной был».

Мучительные воспоминания о виденном в плену отразились в творчестве Бул­гакова. Так, в романе «Белая гвардия» появляется сцена убийства еврея у Цеп­ного моста:

«Пан куренной не рассчитал удара и молниеносно опустил шомпол на голову.Что-то в ней крякнуло, черный не ответил уже „ух“… Повер­нув руку и мотнув головой, с колен рухнул набок и, широко отмахнув другой рукой, откинул ее, словно хотел побольше захватить для себя истоптанной и унавоженной земли. Пальцы крючковато согнулись и загребли грязный снег. Потом в темной луже несколько раз дернулся лежащий в судороге и стих».

Первые рассказы и повести Булгакова

События 1917 г. прошли почти незаметно для земского лекаря Булгакова. Его поездка в Москву осенью того же года была вызвана не интересом к событиям революции, что пытались из лучших побуждений приписать ему некоторые биографы, а желанием освободиться от военной службы и от личного недуга, довольно точно воспроизведенного в одном из рассказов упомянутого цикла -”Морфий”. Вплотную с событиями революции и гражданской войны Булгаков столкнулся в своем родном Киеве, куда возвратился в марте 1918 г. В условиях постоянной смены властей в столице Украины 1918- 1919 гг. остаться в стороне от политических событий было невозможно. Сам Булгаков в одной из анкет напишет об этом так: “В 1919 г., проживая в г. Киеве, последовательно призывался на службу в качестве врача всеми властями, занимавшими город”. О ключевом значении для его творчества этих полутора лет пребывания в Киеве свидетельствуют роман “Белая гвардия”, пьеса “Дни Турбиных”, рассказ “Необыкновенные приключения доктора” (1922).

После взятия Киева генералом Деникиным (август 1919 г.) Булгаков был мобилизован в белую армию и отправлен на Северный Кавказ военврачом. Здесь появилась первая его публикация – газетная статья под заглавием “Грядущие перспективы” (1919). Написана она с позиции неприятия “великой социальной революции” (иронические кавычки Булгакова), ввергнувшей народ в пучину бедствий, и предвещала неизбежную в будущем расплату за нее. Булгаков не принимал революцию потому что крушение монархии во многом означало для него крушение самой России, родины – как истока всего светлого и дорогого в его жизни. В годы социального разлома он сделал свой главный и окончательный выбор – расстался с профессией врача и целиком посвятил себя литературному труду.

В 1920-1921 гг., работая во Владикавказском подотделе искусств, которым руководил писатель Ю. Л. Слезкин, Булгаков сочинил пять пьес; три из них были поставлены на сцене местного театра. Эти ранние драматургические опыты, сделанные, по признанию автора, наспех, “с голодухи”, были впоследствии им уничтожены. Тексты их не сохранились, за исключением одной – “Сыновья муллы”. Здесь же Булгаков пережил и свое первое столкновение с “левыми” критиками пролеткультовского толка, нападавшими на молодого автора за его приверженность культурной традиции, связанной с именами Пушкина, Чехова. Об этих и многих других эпизодах своей жизни владикавказского периода писатель расскажет в повести “Записки на манжетах” (1922-1923).

В самом конце гражданской войны, находясь еще на Кавказе, Булгаков готов был покинуть родину и уехать за границу. Но вместо этого осенью 1921 г. он появился в Москве и с тех пор остался в ней навсегда. Возможно, этот шаг он сделал не без влияния О. Э. Мандельштама, с которым встречался в последние дни своего пребывания на Кавказе. Начальные годы в Москве были очень трудными для Булгакова не только в бытовом, но и в творческом отношении. Чтобы выжить, он брался за любую работу: от секретаря ЛИТО Главполитпросвета, куда устроился при содействии Н. К. Крупской, до конферансье в маленьком театре на окраине.

Со временем он стал хроникером и фельетонистом ряда известных московских газет: “Гудка” (здесь Булгаков делал знаменитую “четвертую полосу” вместе с В. Катаевым, И. Ильфом и Е. Петровым, И. Бабелем, Ю. Олешей), “Рупора”, “Рабочего”, “Голоса работника просвещения”, “Накануне”, издававшейся в Берлине. В литературном приложении к последней, кроме упомянутых “Записок на манжетах”, были опубликованы его рассказы “Похождения Чичикова”, “Красная корона”, “Чаша жизни” (все- 1922). Среди множества ранних произведений, написанных Булгаковым в “журналистский период”, выделяется своим художественным мастерством рассказ “Ханский огонь” (1924). В его творчестве той поры менее всего ощутимо влияние различных течений современной литературы от А. Белого до Б. Пильняка, воздействие которых испытали на себе многие молодые писатели, начинавшие вместе с Булгаковым. Ему были чужды были и популярные тогда концепции “левого” искусства, формальные творческие эксперименты (отсюда – сатирические колкости в его произведениях по адресу В. Шкловского, Вс. Мейерхольда, В. Маяковского). Любимыми его авторами еще с юных лет были Гоголь и Салтыков-Щедрин.
Гоголевские мотивы непосредственно вошли в творчество писателя, начиная с раннего сатирического рассказа “Похождения Чичикова” и кончая инсценировкой “Мертвых душ” (1930) и киносценарием “Ревизор” (1934). Что касается Щедрина, то Булгаков неоднократно и прямо называл его своим учителем. Основная тема фельетонов, рассказов, повестей Булгакова 1920-х гг., говоря его же словами,-”бесчисленные уродства нашего быта”. Главной мишенью сатирика явились многообразные искажения человеческой натуры под влиянием совершившейся общественной ломки (”Дьяволиада” (1924), “Роковые яйца” (1925)).

В том же направлении движется авторская мысль и в сатирической повести “Собачье сердце” (1925 г.; первая публикация в 1987 г.). Все эти своеобразные “сигналы-предупреждения” писателя служили для одних его современников поводом к восхищению (М. Горький назвал “Роковые яйца” “остроумной вещью”, для других – к категорическому отказу в публикации (Л. Б. Каменев о “Собачьем сердце”: “это острый памфлет на современность, печатать ни в коем случае нельзя”). В названных повестях отчетливо обнаружилось своеобразие литературной манеры Булгакова-сатирика. Рубежом, отделяющим раннего Булгакова от зрелого, явился роман “Белая гвардия”, две части которого были опубликованы И. Г. Лежневым в журнале “Россия” (1925, полностью роман вышел в Советском Союзе в 1966 г.).

Этот роман был самой любимой вещью писателя. Позднее на основе романа и в содружестве с МХАТом Булгаков написал пьесу “Дни Турбиных” (1926), которая до известной степени является самостоятельным произведением. У нее своя примечательная судьба, предопределенная знаменитой мхатовской постановкой (премьера состоялась в 1926 г.). Именно она принесла Булгакову широкую известность. “Дни Турбиных” пользовались небывалым успехом у зрителя, но отнюдь не у критики, которая развернула разгромную кампанию против “апологетичного” по отношению к белому движению спектакля, а следовательно, и против “антисоветски” настроенного автора пьесы. Массированные атаки критики привели в 1929 г. к изъятию спектакля из мхатовского репертуара (в 1932 г. он был возобновлен).

И все же абсолютный сценический успех, а также многократные посещения “Дней Турбиных” И. Сталиным, проявившим странный и непонятный для театральных чиновников интерес к “контрреволюционному” спектаклю, помогли ему выжить и пройти на мхатовской сцене (с перерывом в несколько лет) почти тысячу раз при неизменном аншлаге. В мае 1926 г., во время обыска московской квартиры Булгакова у него изъяли рукопись повести “Собачье сердце” и дневник. В дальнейшем его произведения методично, год за годом вытеснялись из литературной периодики и со сцены театров. “Турбины” были единственной пьесой Булгакова со столь удачной, хотя и не простой сценической историей.

В 1930-е гг. едва ли не главной в творчестве писателя становится тема взаимоотношений художника и власти, реализованная им на материале разных исторических эпох: мольеровской (пьеса “Мольер”, биографическая повесть “Жизнь господина де Мольера”, 1933), пушкинской (пьеса “Последние дни”), современной (роман “Мастер и Маргарита”). Дело осложнялось еще и тем, что даже доброжелательно настроенные к Булгакову деятели культуры (например, К. С. Станиславский) проявляли порой непонимание писателя, навязывая ему неприемлемые для него художественные решения. Со всей остротой это обнаружилось во время репетиционной подготовки “Мольера”, из-за чего Булгаков вынужден был в 1936 г. порвать с МХАТом и перейти на работу в Большой театр СССР либреттистом. Роман “Мастер и Маргарита” принес писателю мировую известность, но стал достоянием широкого советского читателя с опозданием почти на три десятилетия (первая публикация в сокращенном виде произошла в 1966).

Булгаков сознательно писал свой роман как итоговое произведение, вобравшее в себя многие мотивы его предшествующего творчества, а также художественно- философский опыт русской классической и мировой литературы.

Сочинение на тему «Булгаков»

Для меня М. А. Булгаков является одной из величайших зага­док человеческого гения. Все без исключения его творения выделя­ются из огромной массы произведений XX века. Они слишком не­похожи на других, оригинальны и неожиданны, чтобы быть неуз­нанными. Спектр проблем, поднимаемых писателем в произведени­ях, необычайно широк и разнообразен. Чувствуется, что он любит человека, искренне интересуется всеми проявлениями человече­ской натуры, порой нелицеприятными. В булгаковских произведе­ниях есть любовь и ненависть, жадность и бескорыстие, Бог

Однако для меня это произведение интересно не столько как ве­ликолепный исторический труд и щемящая любовная драма, сколько как блистательное сатирическое произведение, раскрыв­шее один из интересных периодов в истории нашей страны, не по­хожий ни на один известный ранее

Булгаков неподражаем как сатирик. Невозможно без улыбки просмотреть портретное описание героев, с которыми связана сатириче­ская линия романа. А чего стоит сценка погромов в Торгсине и Грибоедов е, устроенных неразлучной парочкой Коровьевым и Беге­мотом. Эти сцены необычайно красочны и живы, Булгаков язвите­льно насмехается над существующим порядком, когда важным ста­новится не человек, а его документы.

Коровьев на требование предъявить его писательское удостове —

Рение изрекает: «Чтобы убедиться в том, что Достоевский — писа­тель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение?* А в сцене в Торгсине он произносит душещипательную тираду о защи­те прав «бедного человека, горемыки» и призывает бить иностран­цев, произнося «глупейшую, бестактную и, вероятно, политически вредную вещь*. И, как это ни странно, он находит сторонников среди посетителей гастронома: тщедушный старичок бросает куле­чек с миндальными пирожными и бьет иностранца по голове.

Булгаков словами Воланда говорит: «Люди как люди… и мило­сердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди». И дей­ствительно, на протяжении романа эти самые жестокие, глупые и пошлые люди проявляют признаки человеческого сочувствия и доброты: публика просит Воланда вернуть голову Бенгальскому, молящему о помощи; милосердная фельдшерица Прасковья Федо­ровна заботится о каждом больном клиники доктора Стравинского. Воланд прощает людям многие слабости потому, что они — лю­ди — были такими испокон веков. Во все времена главными люд­скими пороками были жадность и трусость. С древности за деньги покупалось все: любовь, дружба, честь и совесть. Иуда продал Хри­ста за тридцать сребреников. Превыше денег ценилась лишь власть; боязнь потерять власть заставила Понтия Пилата отречься от Иешуа, ставшего ему близким человеком. Да и в современном автору мире деньги являются главной движущей силой. Взяточни­чество процветает повсеместно. Ради денег люди в цирке готовы были прыгать с бельэтажа на сцену, драться, давить женщин и де­тей, идти куда угодно, хоть к дьяволу в гости (буфетчик варьете Андрей Фомич Соков добрался до самого Воланда, желая получить деньги). Ради спрятанных дома богатств валютчики из сна Никано-ра Ивановича готовы неделями сидеть на полу в театральном зале, есть суп и слушать монологи из «Скупого рыцаря». Воланд проща­ет их, он говорит: «Любят деньги, но ведь это всегда было… квар­тирный вопрос только испортил их…» А уж ради решения жилищ­ной проблемы современные люди идут на все: Алоизий Могарыч доносит на своего соседа Мастера; киевский дядя Берлиоза Макси­милиан Андреевич Поплавский не скорбит о племяннике, его мыс­ли заняты лишь освободившейся жилплощадью; многочисленные просители дают взятки председателю жилтоварищества; и наконец, Воланд рассказывает Маргарите историю об одном очень изобрета­тельном «квартирном проныре», который в рекордно короткий срок обменял трехкомнатную квартиру на шесть комнат в разных концах Москвы.

Несмотря на все людские пороки, Булгаков не считает себя вправе осуждать их. Ведь наряду с ложью и предательством среди людей существует чистая любовь, теплота и бескорыстная дружба. И пока существуют эти прекрасные вечные чувства, у человечества есть шанс исправиться и стать лучше. Писатель награждает Масте­ра и Маргариту за стойкость их любви, он дарует им покой.

Долгое время произведения великого писателя, драматурга и са­тирика XX века М. А, Булгаков а находились под запретом. Его су­дьба продолжила собой бесконечную цепь судеб талантливых, неор­динарных личностей, к которым признание приходит лишь после

Смерти. Гонимый, обездоленный, Мастер проходит путь своего со­здателя: его бесценная рукопись попадает в руки пошлых и ограни­ченных людей, его практически уничтожают. Булгаков оказался сильнее своего героя, он не отрекся от своего детища и до конца жизни боролся за него. Для меня М, А. Булгаков всегда был и оста­нется Мастером с большой буквы.

Михаил Афанасьевич Булгаков . Биография

…Главное не потерять уверенности в себе, Не изменить своему глазу. Михаил Булгаков

Долгие мучительные годы Михаил Афанасьевич Булгаков шел к своему признанию через забвение и сложные отношения с властью, беспощадную критику и бесконечную травлю, но он выстоял и не изменил себе. За полгода до смерти писатель говорил: “… Не срывайся, не падай, не ползи, ты – это ты…

Будь выше обид, выше зависти, выше всяких глупых толков…”.

В его пьесе “Дон Кихот” , созданной по одноименному роману М. Сервантеса, есть такие строки:

Нет! Я иду по крутой дороге рыцарства и презираю земные блага, но не ЧЕСТЬ!”. Эти слова передают взгляды самого писателя, который был и остается в сердцах читателей настоящим Дон Кихотом советской литературы.

Любимая сестра М. А. Булгакова Надежда Афанасьевна так вспоминала о начальной поре жизни будущего писателя: ” 1891 год. В Киеве на Госпитальной улице, которая, подобно большинству киевских улиц, шла в гору,

Мальчик рос, окруженный заботой. Отец был внимателен, заботлив, а мать – жизнерадостная и очень веселая женщина. Хохотунья.

И вот в этой обстановке начинает расти смышленый, очень способный мальчик”.

В дружной семье Булгаковых росло семеро детей: три мальчика и четыре девочки. Поэтому когда в 1907 Году от тяжелой болезни умер глава семейства, старшим помощником матери остался именно Михаил. В ту пору он учился в Киевской первой гимназии.

Надо сказать, что он не слишком радовал близких успехами в учебе. В его аттестате зрелости были лишь две отличные оценки: по Закону Божьему и географии. Да и особым прилежанием он тоже не отличался. Как бывает со всяким ребенком, с ним иногда случались различные казусы.

Однажды он даже истратил деньги на кино, выделенные матерью на учебник физики, а весной порой пропускал уроки, гуляя с барышнями по цветущим киевским улицам.

Однако с самого детства Михаил проявлял себе как необыкновенно творческая и артистическая натура. По свидетельству его близких, сочинять он стал довольно рано. Небольшие рассказы, фельетоны, драматические сценки легко появлялись из-под его пера. А живой интерес юного Булгакова к театру способствовал тому, что он знал наизусть арии из опер “Аида” и “Фауст” и даже одно время мечтал стать оперным певцом.

Юноша сам сочинял пьесы для домашнего театра и играл в них.

Позже он вспоминал: “…Хотелось быть примерным мальчиком. Сохранить в себе прочный мир киевского детства, с его скромностью, строгостью, особенностью домашнего томительного уюта, с умеренным свободомыслием отца-профессора, бестревожностью, покоившейся на уверенности, что иначе и быть не может…”.

Мирный уклад жизни Булгаковых, впрочем, как и многих других, изменила начавшаяся Первая мировая война. К этому времени Михаил был студентом медицинского факультета Киевского университета.

В 1916 году, получив диплом врача, он уходит добровольцем Красного Креста, работает в прифронтовых госпиталях, приобретая нелегкий врачебный опыт. Освобожденный от призыва по болезни, он едет работать по назначению в сельскую больницу Смоленской губернии. По некоторым данным, за первый год самостоятельной врачебной практики Михаил Афанасьевич принял 15 615 больных.

Впечатления этих лет отражены в книге “Записки юного врача” , которая была частично опубликована в периодике в течение 1921-1925 годов.

В марте 1918 года он возвращается в родной Киев. Булгаков пытается заняться частной врачебной практикой, однако в городе, оказавшемся в эпицентре событий гражданской войны, спокойной и мирной жизни испытать не пришлось. М. А. Булгаков писал, что в Киеве той поры он насчитал 14 переворотов, 10 из которых пережил лично. Позже при поступлении на работу в Большой театр рассказывал: “В 1919 году, проживая в Киеве, последовательно призывался на службу в качестве врача всеми властями, занимавшими город”.

Достоверно известно, что в те времена “добровольцем он совсем не собирался идти никуда”. Очевидно, что не по доброй воле в 1919 году Михаил Афанасьевич был мобилизован в качестве врача в военные формирования армии А. И. Деникина и отправлен через Ростов на Северный Кавказ. Он работал врачом и продолжал писать.

В его публикациях той поры острее всего звучит тема усталости от этой страшной братоубийственной войны.

В 1920 году, когда деникинцы стали отступать под ударами Красной Армии, бывший белогвардейский офицер М. А. Булгаков, не успевший эмигрировать со своими частями за границу, принял для себя роковое решение: попытаться приспособиться к жизни в новой России, а также окончательно оставить медицину и полностью посвятить себя литературному труду.

Как рассказывал Михаил Афанасьевич в автобиографии, в 1921 году он приезжает “без денег, без вещей в Москву с тем, чтобы остаться в ней навсегда”. Он активно публикуется в газете “Накануне”, адресованной русским эмигрантам. Выходят в свет многие его произведения: “Записки на манжетах” , “Похождения Чичикова” , “Путевые заметки” и другие.

Постоянным местом работы М. А. Булгакова становится газета железнодорожников “Гудок”, объединившая в то время таких талантливых писателей, как Юрий Олеша, Валентин Катаев, Исаак Бабель, Константин Паустовский, Илья Ильф, Евгений Петров и других.

М. А. Булгаков полностью погружен в творчество. В 1922-1923 годах в печати один за другим появляются фельетоны, очерки и рассказы писателя. Дар Булгакова-сатирика особенно ярко проявился в повестях 1923-1925 годов “Дьяволиада” , “Роковые яйца” и “Собачье сердце” . Он работает над романом “Белая гвардия” , по которому в 1926 году напишет пьесу “Дни Турбиных” , поставленную в Московском художественном академическом театре . С этого момента его жизнь будет тесно связана с театром. В Московском театре им.

Евг. Вахтангова ставится его пьеса “Зойкина квартира” , а Камерном театре идет его “Багровый остров” .

Однако к Булгакову приходит не только популярность. Почти каждое его крупное произведение сопровождается несправедливой критикой. Писатель, по сути, оказался, по его собственному выражению, в роли загнанного, но не покоренного литературного волка.

Травля не только в прессе, но и в таких изданиях, как “Большая советская энциклопедия”, “Литературная энциклопедия”, а также обыск весной 1926 года, во время которого были изъяты не только рукописи писателя, но и его личные дневники, – все это пришлось пережить М. А. Булгакову.

Газетная кампания против автора “Дней Турбиных”, несмотря на успех пьесы, все более усиливалась. В условиях постоянной критики и даже оскорблений М. А. Булгаков откликается на предложение МХАТа создать пьесу, показывающую борьбу за Перекоп во время гражданской войны. Так появляется пьеса “Бег” , которая была принята театром к постановке, но в процессе работы над ней запрещена.

В феврале 1929 года в связи с очередным доносом все пьесы писателя были изъяты из репертуаров всех театров, а в газетах прозвучал погромный призыв: “Долой булгаковщину!”. Новая пьеса писателя “Кабала святош” к постановке также была запрещена. Все попытки М. А. Булгакова где-либо устроиться на работу оставались безуспешными.

Уничтоженный несправедливой критикой, растоптанный цензурой, безработный, М. А. Булгаков в марте 1930 года пишет письмо “Правительству СССР” . Это была не жалоба и не покаяние, и, тем более, не просьба. Писатель решил разрубить туго затянувшийся гордиев узел своей судьбы. В этом письме он нарисовал свой литературный и политический портрет: “Произведя анализ моих альбомных вырезок, я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей литературной работы 301 отзыв обо мне.

Из них: похвальных – было 3, враждебно-ругательных – 298.

Последние 298 представляют собой зеркальное отражение моей писательской жизни.

Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, – мой писательский долг, так же, как и призывы к свободе печати. Вот одна из черт моего творчества и ее одной совершенно достаточно, чтобы мои произведения не существовали в СССР. Я прошу принять во внимание, что невозможность писать для меня равносильна погребению заживо…”.

Писатель просит или выслать его из страны, или дать возможность работать, хоть “на должности рабочего сцены”. М. А. Булгаков не скрывал, что целью письма было “спастись от гонений, нищеты и неизбежной гибели”.

Вряд ли можно было надеяться на какой-либо положительный ответ со стороны правительства. Но письмо М. А. Булгакова совпало по срокам с нашумевшей трагической гибелью и похоронами В. В. Маяковского. Возможно, именно этим объясняется то, что 18 апреля 1930 года в квартире Булгаковых раздался знаменитый телефонный звонок Сталина. Вождь обнадежил писателя будущей встречей и конструктивным разговором и предложил поработать во МХАТе. В результате М. А. Булгаков получил должность ассистента режиссера театра, где проработал с 1930 по 1936 годы.

Это давало средства к существованию, но не реабилитацию его произведений. За исключением “Дней Турбиных”, возобновленных в начале 1932 года и только во МХАТе, ни одно из произведений Булгакова по-прежнему не появлялось в репертуаре театров.

30 мая 1931 года он вновь пишет Сталину и четко формулирует свою позицию: “…На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру. Нелепый совет.

Крашеный ли волк, стриженый ли волк, он все равно не похож на пуделя. Со мной и поступили, как с волком. И несколько лет гнали меня по правилам литературной садки в огороженном дворе. Злобы я не имею, но я очень устал.

Ведь и зверь может устать. Зверь заявил, что он более не волк, не литератор. Отказывается от своей Профессии. Умолкает. Это, скажем прямо, малодушие.

Нет такого писателя, чтоб он замолчал. Если замолчал, значит, был не настоящий. А если настоящий замолчал – погибнет”.

В этих словах – весь Булгаков, непоколебимый в своих убеждениях и принципах.

В 1938 году он вновь пишет Сталину. В этот раз Булгаков заступается за драматурга Николая Эрдмана, которому не разрешают после трех лет, проведенных в ссылке в Сибири, вернуться в Москву. Вот уж, действительно, пример, как можно не изменить себе ни при каких обстоятельствах…

Творческая изоляция Булгакова продолжалась… И хотя в феврале 1936 года во МХАТе состоялась премьера его пьесы “Мольер” , вскоре после появившихся острых критических высказываний в печати спектакль был снят с репертуара театра. Писатель по-прежнему чувствовал себя “заживо погребенным”, и лишь работа над главным его произведением – романом “Мастер и Маргарита” – отвлекала от “ядовитой мысли” о бесполезности своего существования. В июне 1938 года М. А. Булгаков заканчивает в черновом варианте свой Роман.

В надежде, что его все-таки удастся опубликовать, по совету друзей, он берется за пьесу “Батум” , посвященную 60-тилетнему юбилею вождя. Булгаков делает этот шаг навстречу Сталину как попытку все же вызвать его на разговор. Писатель поставил себе задачу создать исторически правдивый образ молодого вождя, он правдиво описывает социальную обстановку, царившую в Закавказье в 1902 году. Поэт К. Симонов, прочитав “Батум”, сказал: “Пьеса талантливая, как и все, что делал Булгаков.

Написана о становлении крупной личности, и в то же время нет никакого намека на коленопреклонение. Пьеса, по-моему, справедливая”.

Однако не “справедливой пьесы” ждали от писателя власти. “Наверху” произведение получило резко отрицательную оценку, поскольку нельзя такую фигуру, как Сталин, делать литературным образом, ставить его в выдуманные обстоятельства и вкладывать в его уста выдуманные слова. “Не стоит вспоминать детство и юность Сталина – кому это интересно?” – скажет Сталин, прочитав “Батум”. Неудивительно, что, когда пьесу не допустили к постановке, Булгаков пережил это как двойную трагедию. Его беспокоила творческая неудача, но больше всего волновал стыд “самопредательства”.

Все это не могло не повлиять на здоровье, которое все больше ухудшалось. Он стал слепнуть и мучительно угасал от обострившейся наследственной болезни почек.

К 1939 году слепота стала полной. Михаил Афанасьевич, по сути, постепенно превращался в “живой труп”. Единственное, что его по-прежнему продолжало волновать, – это судьба его “закатного” романа “Мастер и Маргарита”. Жена писателя, Елена Сергеевна Булгакова, ему пообещала: “Клянусь тебе, я его напечатаю”.

Эта клятва была исполнена…

Он умер 10 марта 1940 года. Вскоре после его смерти в Дом писателя пришла Анна Андреевна Ахматова и прочитала стихи “Памяти М. А. Булгакова” , в которых есть такие строки:

Ты так сурово жил и до конца донесВеликолепное презренье. Ты пил вино, ты как никто шутилИ в душных стенах задыхался, И гостью страшную ты сам к себе впустилИ с ней наедине остался. А нет тебя, и все вокруг молчитО скорбной и высокой жизни…

Долгое время на могиле писателя не было ни плиты, ни надгробного камня, поскольку все не находилось подходящего материала для памятника. Но однажды Елена Сергеевна Булгакова увидела огромный черный камень. Как оказалось, этот камень был частью Голгофы с крестом, поставленой на могиле Н. В. Гоголя в Даниловском монастыре. Однако к очередному юбилею автора “Мертвых душ” решением советского правительства на могиле писателя был поставлен новый памятник, а камень за ненадобностью выброшен.

Узнав об этом, Елена Сергеевна приняла решение положить “гоголевский” камень на могилу мужа, который однажды в одном из писем, обращаясь к “тени Гоголя”, сказал: “Учитель, укрой меня своей чугунной шинелью”. Так и сбылось…

Когда-то Илья Ильф, один из авторов знаменитых “Золотого теленка” и “Двенадцати стульев”, сказал М. А. Булгакову: “Вы счастливый человек, без смуты внутри себя”. Казалось бы, разве можно человека с такой сложной судьбой, после всего, что ему довелось испытать в этой жизни, назвать счастливым? Но, поразмыслив, понимаешь, что, наверное, создать бессмертные произведения, не изменив себе, мог только поистине счастливый человек.

Михаил Афанасьевич Булгаков . Биография

…Главное не потерять уверенности в себе, Не изменить своему глазу. Михаил Булгаков

Долгие мучительные годы Михаил Афанасьевич Булгаков шел к своему признанию через забвение и сложные отношения с властью, беспощадную критику и бесконечную травлю, но он выстоял и не изменил себе. За полгода до смерти писатель говорил: “… Не срывайся, не падай, не ползи, ты – это ты…

Будь выше обид, выше зависти, выше всяких глупых толков…”.

В его пьесе “Дон Кихот” , созданной по одноименному роману М. Сервантеса, есть такие строки:

Нет! Я иду по крутой дороге рыцарства и презираю земные блага, но не ЧЕСТЬ!”. Эти слова передают взгляды самого писателя, который был и остается в сердцах читателей настоящим Дон Кихотом советской литературы.

Любимая сестра М. А. Булгакова Надежда Афанасьевна так вспоминала о начальной поре жизни будущего писателя: ” 1891 год. В Киеве на Госпитальной улице, которая, подобно большинству киевских улиц, шла в гору,

Мальчик рос, окруженный заботой. Отец был внимателен, заботлив, а мать – жизнерадостная и очень веселая женщина. Хохотунья.

И вот в этой обстановке начинает расти смышленый, очень способный мальчик”.

В дружной семье Булгаковых росло семеро детей: три мальчика и четыре девочки. Поэтому когда в 1907 Году от тяжелой болезни умер глава семейства, старшим помощником матери остался именно Михаил. В ту пору он учился в Киевской первой гимназии.

Надо сказать, что он не слишком радовал близких успехами в учебе. В его аттестате зрелости были лишь две отличные оценки: по Закону Божьему и географии. Да и особым прилежанием он тоже не отличался. Как бывает со всяким ребенком, с ним иногда случались различные казусы.

Однажды он даже истратил деньги на кино, выделенные матерью на учебник физики, а весной порой пропускал уроки, гуляя с барышнями по цветущим киевским улицам.

Однако с самого детства Михаил проявлял себе как необыкновенно творческая и артистическая натура. По свидетельству его близких, сочинять он стал довольно рано. Небольшие рассказы, фельетоны, драматические сценки легко появлялись из-под его пера. А живой интерес юного Булгакова к театру способствовал тому, что он знал наизусть арии из опер “Аида” и “Фауст” и даже одно время мечтал стать оперным певцом.

Юноша сам сочинял пьесы для домашнего театра и играл в них.

Позже он вспоминал: “…Хотелось быть примерным мальчиком. Сохранить в себе прочный мир киевского детства, с его скромностью, строгостью, особенностью домашнего томительного уюта, с умеренным свободомыслием отца-профессора, бестревожностью, покоившейся на уверенности, что иначе и быть не может…”.

Мирный уклад жизни Булгаковых, впрочем, как и многих других, изменила начавшаяся Первая мировая война. К этому времени Михаил был студентом медицинского факультета Киевского университета.

В 1916 году, получив диплом врача, он уходит добровольцем Красного Креста, работает в прифронтовых госпиталях, приобретая нелегкий врачебный опыт. Освобожденный от призыва по болезни, он едет работать по назначению в сельскую больницу Смоленской губернии. По некоторым данным, за первый год самостоятельной врачебной практики Михаил Афанасьевич принял 15 615 больных.

Впечатления этих лет отражены в книге “Записки юного врача” , которая была частично опубликована в периодике в течение 1921-1925 годов.

В марте 1918 года он возвращается в родной Киев. Булгаков пытается заняться частной врачебной практикой, однако в городе, оказавшемся в эпицентре событий гражданской войны, спокойной и мирной жизни испытать не пришлось. М. А. Булгаков писал, что в Киеве той поры он насчитал 14 переворотов, 10 из которых пережил лично. Позже при поступлении на работу в Большой театр рассказывал: “В 1919 году, проживая в Киеве, последовательно призывался на службу в качестве врача всеми властями, занимавшими город”.

Достоверно известно, что в те времена “добровольцем он совсем не собирался идти никуда”. Очевидно, что не по доброй воле в 1919 году Михаил Афанасьевич был мобилизован в качестве врача в военные формирования армии А. И. Деникина и отправлен через Ростов на Северный Кавказ. Он работал врачом и продолжал писать.

В его публикациях той поры острее всего звучит тема усталости от этой страшной братоубийственной войны.

В 1920 году, когда деникинцы стали отступать под ударами Красной Армии, бывший белогвардейский офицер М. А. Булгаков, не успевший эмигрировать со своими частями за границу, принял для себя роковое решение: попытаться приспособиться к жизни в новой России, а также окончательно оставить медицину и полностью посвятить себя литературному труду.

Как рассказывал Михаил Афанасьевич в автобиографии, в 1921 году он приезжает “без денег, без вещей в Москву с тем, чтобы остаться в ней навсегда”. Он активно публикуется в газете “Накануне”, адресованной русским эмигрантам. Выходят в свет многие его произведения: “Записки на манжетах” , “Похождения Чичикова” , “Путевые заметки” и другие.

Постоянным местом работы М. А. Булгакова становится газета железнодорожников “Гудок”, объединившая в то время таких талантливых писателей, как Юрий Олеша, Валентин Катаев, Исаак Бабель, Константин Паустовский, Илья Ильф, Евгений Петров и других.

М. А. Булгаков полностью погружен в творчество. В 1922-1923 годах в печати один за другим появляются фельетоны, очерки и рассказы писателя. Дар Булгакова-сатирика особенно ярко проявился в повестях 1923-1925 годов “Дьяволиада” , “Роковые яйца” и “Собачье сердце” . Он работает над романом “Белая гвардия” , по которому в 1926 году напишет пьесу “Дни Турбиных” , поставленную в Московском художественном академическом театре . С этого момента его жизнь будет тесно связана с театром. В Московском театре им.

Евг. Вахтангова ставится его пьеса “Зойкина квартира” , а Камерном театре идет его “Багровый остров” .

Однако к Булгакову приходит не только популярность. Почти каждое его крупное произведение сопровождается несправедливой критикой. Писатель, по сути, оказался, по его собственному выражению, в роли загнанного, но не покоренного литературного волка.

Травля не только в прессе, но и в таких изданиях, как “Большая советская энциклопедия”, “Литературная энциклопедия”, а также обыск весной 1926 года, во время которого были изъяты не только рукописи писателя, но и его личные дневники, – все это пришлось пережить М. А. Булгакову.

Газетная кампания против автора “Дней Турбиных”, несмотря на успех пьесы, все более усиливалась. В условиях постоянной критики и даже оскорблений М. А. Булгаков откликается на предложение МХАТа создать пьесу, показывающую борьбу за Перекоп во время гражданской войны. Так появляется пьеса “Бег” , которая была принята театром к постановке, но в процессе работы над ней запрещена.

В феврале 1929 года в связи с очередным доносом все пьесы писателя были изъяты из репертуаров всех театров, а в газетах прозвучал погромный призыв: “Долой булгаковщину!”. Новая пьеса писателя “Кабала святош” к постановке также была запрещена. Все попытки М. А. Булгакова где-либо устроиться на работу оставались безуспешными.

Уничтоженный несправедливой критикой, растоптанный цензурой, безработный, М. А. Булгаков в марте 1930 года пишет письмо “Правительству СССР” . Это была не жалоба и не покаяние, и, тем более, не просьба. Писатель решил разрубить туго затянувшийся гордиев узел своей судьбы. В этом письме он нарисовал свой литературный и политический портрет: “Произведя анализ моих альбомных вырезок, я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей литературной работы 301 отзыв обо мне.

Из них: похвальных – было 3, враждебно-ругательных – 298.

Последние 298 представляют собой зеркальное отражение моей писательской жизни.

Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, – мой писательский долг, так же, как и призывы к свободе печати. Вот одна из черт моего творчества и ее одной совершенно достаточно, чтобы мои произведения не существовали в СССР. Я прошу принять во внимание, что невозможность писать для меня равносильна погребению заживо…”.

Писатель просит или выслать его из страны, или дать возможность работать, хоть “на должности рабочего сцены”. М. А. Булгаков не скрывал, что целью письма было “спастись от гонений, нищеты и неизбежной гибели”.

Вряд ли можно было надеяться на какой-либо положительный ответ со стороны правительства. Но письмо М. А. Булгакова совпало по срокам с нашумевшей трагической гибелью и похоронами В. В. Маяковского. Возможно, именно этим объясняется то, что 18 апреля 1930 года в квартире Булгаковых раздался знаменитый телефонный звонок Сталина. Вождь обнадежил писателя будущей встречей и конструктивным разговором и предложил поработать во МХАТе. В результате М. А. Булгаков получил должность ассистента режиссера театра, где проработал с 1930 по 1936 годы.

Это давало средства к существованию, но не реабилитацию его произведений. За исключением “Дней Турбиных”, возобновленных в начале 1932 года и только во МХАТе, ни одно из произведений Булгакова по-прежнему не появлялось в репертуаре театров.

30 мая 1931 года он вновь пишет Сталину и четко формулирует свою позицию: “…На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру. Нелепый совет.

Крашеный ли волк, стриженый ли волк, он все равно не похож на пуделя. Со мной и поступили, как с волком. И несколько лет гнали меня по правилам литературной садки в огороженном дворе. Злобы я не имею, но я очень устал.

Ведь и зверь может устать. Зверь заявил, что он более не волк, не литератор. Отказывается от своей Профессии. Умолкает. Это, скажем прямо, малодушие.

Нет такого писателя, чтоб он замолчал. Если замолчал, значит, был не настоящий. А если настоящий замолчал – погибнет”.

В этих словах – весь Булгаков, непоколебимый в своих убеждениях и принципах.

В 1938 году он вновь пишет Сталину. В этот раз Булгаков заступается за драматурга Николая Эрдмана, которому не разрешают после трех лет, проведенных в ссылке в Сибири, вернуться в Москву. Вот уж, действительно, пример, как можно не изменить себе ни при каких обстоятельствах…

Творческая изоляция Булгакова продолжалась… И хотя в феврале 1936 года во МХАТе состоялась премьера его пьесы “Мольер” , вскоре после появившихся острых критических высказываний в печати спектакль был снят с репертуара театра. Писатель по-прежнему чувствовал себя “заживо погребенным”, и лишь работа над главным его произведением – романом “Мастер и Маргарита” – отвлекала от “ядовитой мысли” о бесполезности своего существования. В июне 1938 года М. А. Булгаков заканчивает в черновом варианте свой Роман.

В надежде, что его все-таки удастся опубликовать, по совету друзей, он берется за пьесу “Батум” , посвященную 60-тилетнему юбилею вождя. Булгаков делает этот шаг навстречу Сталину как попытку все же вызвать его на разговор. Писатель поставил себе задачу создать исторически правдивый образ молодого вождя, он правдиво описывает социальную обстановку, царившую в Закавказье в 1902 году. Поэт К. Симонов, прочитав “Батум”, сказал: “Пьеса талантливая, как и все, что делал Булгаков.

Написана о становлении крупной личности, и в то же время нет никакого намека на коленопреклонение. Пьеса, по-моему, справедливая”.

Однако не “справедливой пьесы” ждали от писателя власти. “Наверху” произведение получило резко отрицательную оценку, поскольку нельзя такую фигуру, как Сталин, делать литературным образом, ставить его в выдуманные обстоятельства и вкладывать в его уста выдуманные слова. “Не стоит вспоминать детство и юность Сталина – кому это интересно?” – скажет Сталин, прочитав “Батум”. Неудивительно, что, когда пьесу не допустили к постановке, Булгаков пережил это как двойную трагедию. Его беспокоила творческая неудача, но больше всего волновал стыд “самопредательства”.

Все это не могло не повлиять на здоровье, которое все больше ухудшалось. Он стал слепнуть и мучительно угасал от обострившейся наследственной болезни почек.

К 1939 году слепота стала полной. Михаил Афанасьевич, по сути, постепенно превращался в “живой труп”. Единственное, что его по-прежнему продолжало волновать, – это судьба его “закатного” романа “Мастер и Маргарита”. Жена писателя, Елена Сергеевна Булгакова, ему пообещала: “Клянусь тебе, я его напечатаю”.

Эта клятва была исполнена…

Он умер 10 марта 1940 года. Вскоре после его смерти в Дом писателя пришла Анна Андреевна Ахматова и прочитала стихи “Памяти М. А. Булгакова” , в которых есть такие строки:

Ты так сурово жил и до конца донесВеликолепное презренье. Ты пил вино, ты как никто шутилИ в душных стенах задыхался, И гостью страшную ты сам к себе впустилИ с ней наедине остался. А нет тебя, и все вокруг молчитО скорбной и высокой жизни…

Долгое время на могиле писателя не было ни плиты, ни надгробного камня, поскольку все не находилось подходящего материала для памятника. Но однажды Елена Сергеевна Булгакова увидела огромный черный камень. Как оказалось, этот камень был частью Голгофы с крестом, поставленой на могиле Н. В. Гоголя в Даниловском монастыре. Однако к очередному юбилею автора “Мертвых душ” решением советского правительства на могиле писателя был поставлен новый памятник, а камень за ненадобностью выброшен.

Узнав об этом, Елена Сергеевна приняла решение положить “гоголевский” камень на могилу мужа, который однажды в одном из писем, обращаясь к “тени Гоголя”, сказал: “Учитель, укрой меня своей чугунной шинелью”. Так и сбылось…

Когда-то Илья Ильф, один из авторов знаменитых “Золотого теленка” и “Двенадцати стульев”, сказал М. А. Булгакову: “Вы счастливый человек, без смуты внутри себя”. Казалось бы, разве можно человека с такой сложной судьбой, после всего, что ему довелось испытать в этой жизни, назвать счастливым? Но, поразмыслив, понимаешь, что, наверное, создать бессмертные произведения, не изменив себе, мог только поистине счастливый человек.

Первые рассказы и повести Булгакова: сочинение

Е. С. Булгакова, С. А. Ляндрес

Воспоминания о Михаиле Булгакове

Судьба этой книги непростая. Идея создания мемуарного сборника о М. А. Булгакове принадлежала вдове писателя Е. С. Булгаковой. Дело, начатое ею, было горячо поддержано К. М. Симоновым, возглавившим в начале 60-х годов комиссию по литературному наследству М. А. Булгакова. В 1967 году составители Е. С. Булгакова и С. А. Ляндрес предложили рукопись сборника издательству «Искусство», но издание в то время не было осуществлено.

Незадолго до своей смерти К. М. Симонов передал сборник «Советскому писателю». В предисловии он писал: «…бросается в глаза то, как неразрывно была связана личность М. А. Булгакова с его литературным трудом, с тем упорством, самоотвержением, глубокой внутренней честностью и строгостью к себе, которые были характерны для него как для писателя. Воспоминания о нем — это прежде всего воспоминания об очень цельном человеке, для которого при всех обстоятельствах главным оставалось то дело, которое он делает один или вместе с другими людьми — в тех случаях, когда речь шла о работе с театром или в театре…» И еще: «…цепкость памяти, отличающая воспоминания самых разных людей, воссоздающих через четверть века облик одной и той же личности, свидетельствует и о том, что сама эта личность была крупной и неповторимой, и о том, что люди, несколько десятилетий назад встречавшиеся с Булгаковым, и тогда сознавали и масштаб этой личности, и ее притягательную силу, и всю душевную значительность для себя встреч и бесед с этим незаурядным человеком».

Уже не было в живых ни Е. С. Булгаковой, ни С. А. Ляндреса. Редакция продолжила работу по собиранию материалов, сборник пополнился воспоминаниями, появившимися за последние 15 лет, а также написанными по заказу редакции. Большую помощь в подготовке издания оказали как специалисты, так и ценители творчества Булгакова. Выражаем благодарность В. Я. Лакшину, М. О. Чудаковой, Л. М. Яновской, Г. Г. Панфиловой. А. С. Бурмистрову, В. А. Молодцову, Б. С. Мягкову.

Судьба Булгакова: легенда и быль

Булгакова стали вспоминать с опозданием: спустя 25 лет после его смерти. На нашей памяти лицо его, постепенно высвечиваясь, проступало из густой тени.

С конца 20-х годов и до 1961 года проза его не печаталась вовсе. В рукописях лежали основные книги. С 1941 по 1954-й на сцене шли только «Последние дни» («Пушкин») и инсценировка «Мертвых душ».

Хорошо помню время моего студенчества, пришедшегося на начало пятидесятых годов, когда за Булгаковым была стойкая репутация «забытого писателя» и, произнося его имя, даже в среде филологов приходилось долго растолковывать, что кроме «Дней Турбиных» («а-а, «Турбины»… — слабый след воспоминания на лице) этот автор сочинил немало драм и комедий да еще писал и прозу. И вдруг за какие-нибудь пять-семь лет возник «феномен Булгакова».

В 1962 г. вышла написанная им тридцатью годами раньше биография Мольера.

В 1963 — «Записки юного врача».

В 1965 — сборник «Драмы и комедии» и «Театральный роман».

В 1966 — том «Избранной прозы» с «Белой гвардией».

В 1966–1967 — «Мастер и Маргарита».

Его известность нарастала как шквал, из литературной среды перешла в широкую среду читателей, перехлестнула отечественные границы и могучей волной пошла по другим странам и континентам.

Восстановление забытых имен — естественный процесс обогащающейся наследием культуры. Но то, что случилось с Булгаковым, не имело, пожалуй, у нас прямой аналогии. Им зачитывались студенты и пенсионеры, его цитировали школьники, кот Бегемот, Воланд, Азазелло и Маргарита переходили в бытовой фольклор. Дольше других медлили с признанием Булгакова критики и профессора литературы, не давая его творчеству заметной цены и оттесняя в общий перечислительный литературный ряд, где ему определялось место уж отнюдь не в первой шеренге. Возник разговор и о «моде» на Булгакова. Явилось подозрение, что интерес к нему искусственно подогрет и с ходом времени схлынет, нестойкий, как всякая литературная сенсация.

Между тем время, которое, казалось, прежде работало против Булгакова, обрекая его забвению, будто повернулось к нему лицом, обозначив бурный рост литературного признания. В 1975 году интерес к Булгакову был сильнее, чем в 1965-м, и не остыл к 1985-му. Более того, нет примет, чтобы в ближайшее десятилетие интерес к писателю пошел на убыль.

«Рукописи не горят». Посмертная судьба Булгакова подтвердила неожиданный афоризм-предсказание. Это поразило воображение многих читателей-современников, как когда-то прозрение юной Цветаевой —

Как еще прежде ошеломляло пушкинское:

Писатели большой судьбы знают о себе что-то, что мы о них до поры не знаем или не решаемся сказать. На этом перекрестье возникает интерес к самой фигуре творца, к его биографии, личности. Почему мы так мало знали о нем? Почему с каждым годом он все более интересен?

В пьесах Булгакова — в самом их движении и словесной фактуре — было какое-то сильное излучение, которое иногда называют неопределенным словом «обаяние», исходившее, поверх многоголосья лиц, как бы от самой личности автора. Еще отчетливее и ближе лирический голос его прозвучал для нас в прозе. И хотелось больше узнать о человеке, который так умеет думать, так чувствует и так говорит.

Лев Толстой писал: «В сущности, когда мы читаем или созерцаем художественное произведение нового автора, основной вопрос, возникающий в нашей душе, всегда такой: «Ну-ка, что ты за человек? И чем отличаешься от всех людей, которых я знаю, и что можешь мне сказать нового о том, как надо смотреть на нашу жизнь?» Что бы ни изображал художник: святых, разбойников, царей, лакеев — мы ищем и видим только душу самого художника».

Этот-то интерес к душе художника, возникающий при чтении его книг, побуждает нас продлить свое любопытство, распространив его и на то, что эту душу воспитало и сложило, — его биографию и эпоху, вектор его судьбы.

В каком-то смысле Булгаковым-художником уже была рассказана вся его жизнь и опыт души — но как соотнести это с биографическим обликом творца? Воспринимая юного врача, начинающего драматурга Максудова или романтического Мастера как литературных персонажей, отделившихся от автора, мы в то же время смутно чувствовали, что множество нитей тянется от них к его собственной судьбе.

Биография писателя, складывающаяся из прямых авторских признаний, писем, дневников и воспоминаний, давно перестала быть набором анкетных сведений, формальным придатком к школярскому изучению его творчества. Скажем, рядом с героями Пушкина и над ними существует в нашем сознании сам увлекающий воображение и возвышающий душу образ поэта и его трагическая судьба — с лицеем, ссылкой, женитьбой на Наталье Николаевне и дуэлью, как будто Пушкиным нам завещан еще один великий не написанный им роман о себе самом. То же можно сказать о жизни Гоголя или Лермонтова, Достоевского или Толстого.

Судьба Булгакова имеет свой драматический рисунок. В нем, как всегда кажется издали и по прошествии лет, мало случайного и отчетливо проступает чувство пути, как называл это Блок. Будто заранее было предуказано, что мальчик, родившийся 3(15) мая 1891 года в Киеве в семье преподавателя духовной академии, пройдет через тяжкие испытания эпохи войн и революций, будет голодать и бедствовать, станет драматургом лучшего театра страны, узнает вкус славы и гонения, бури оваций и пору глухой немоты и умрет, не дожив до пятидесяти лет, чтобы спустя еще четверть века вернуться к нам своими книгами.