Белинский: сочинение

«Личность Белинского»

В. Г. Белинский был разночинец. Он по самому своему происхожде­нию ближе, чем дворянская интеллигенция, стоял к народу. Националь­ные черты в облике великого критика резко бросились в глаза такому наб­людательному человеку, каким был Тургенев. Он пишет: «Его (Белинского) выговор, манеры, телодвижения живо напоминали его происхождение: вся его повадка была чисто русская, московская».

Не только внешне, но и внутренне, по своей духовной природе, Белин­ский был истинным сыном своего народа, воплощал его характерные черты.

Белинский — богато одаренная натура. Он был философом и полити­ческим публицистом, историком и критиком, педагогом и поэтом. Его ли­тературно-критические статьи обнаруживают человека, обладающего исключительной способностью уже по первым произведениям верно опре­делить талант начинающего писателя и указать своеобразие его творчества. Таковы были, например, высказывания Белинского о Лермонтове, Гоголе, Кольцове, Тургеневе, Некрасове, Гончарове.

Характерной чертой личности и творчества Белинского было его стрем­ление к широким обобщениям, живой интерес к разнообразным вопросам, волновавшим людей его времени. Он никогда не замыкался в рамках лите­ратурной критики, т. е. не разбирал только художественную сторону произ­ведения, но всегда обсуждал в своих статьях вопросы общественной и част­ной жизни, о которых говорил писатель в своем произведении. Белинский проверял литературу жизнью, а о жизни судил с точки зрения тех высоких идеалов, к которым призывала передовая русская литература. Отмечая эту особенность Белинского, Герцен писал: «Разбираемая книга служила ему по большей части материальной точкой отправления, на полдороге он бро­сал ее и впивался в какой-нибудь вопрос. Ему достаточен стих «родные люди вот какие» в «Онегине», чтобы вызвать к суду семейную жизнь и разо­брать до нитки отношения родства».

Критика Белинского стремится не только научить читателя правильно понимать произведение, но и воспитать в нем «гражданина, сына своего обществ и своей эпохи».

Белинский любил свой народ: «Я люблю русского человека и верю вели­кой будущности России», Тургенев писал: «Он (Белинский) изнывал за гра­ницей от скуки, его так и тянуло назад в Россию. Уж очень он был русский человек, и вне России замирал, как рыба на воздухе. ». «Благо родины, ее величие, ее слова возбуждали в его сердце глубокие и сильные отзывы».

Белинскому присуще было высокое чувство национальной гордости. Он вел борьбу против рабского преклонения пред всем иностранным. Он на­зывал предателями, изменниками родины людей, не любивших свое оте­чество и не ценивших русскую национальную культуру.

Ничто не могло заставить Белинского отказаться от своих убеждений или пойти на сделку со своей совестью. Он был требователен к другим, но не щадил и самого себя, всегда прямо и честно признавал свои ошибки и промахи. Прекрасные качества Души, свой исключительный талант, все свои силы Белинский отдал на служение народу.

В статьи Белинский вкладывал весь жар души, всю страсть натуры; его слово было живое, зажигавшее сердца читателей. Он был прирожден­ный боец. Герцен (в «Былом и думах») так пишет о Белинском: «Но в этом застенчивом человеке, в этом хилом теле обитала мощная, гладиаторская натура! Да, это был сильный боец! Он не умел проповедовать, поучать, ему надобен был спор. Без возражений, без раздражения он нехорошо говорил, но когда он чувствовал себя уязвленным, когда касались до его дорогих убеждений, когда у него начинали дрожать мышцы щек и голос преры­вался, тут надобно было его видеть: он бросался на противника барсом, он рвал его на части, делал его смешным, делал его жалким и по дороге с не­обычайно силой, с необычайной поэзией разливал свою мысль».

Критика Белинского была реалистической и общественно направлен­ной: она стремилась помочь правильному пониманию существующей действительности. Он говорил: «Литература должна быть выражением жизни общества, и общество ей, а не она обществу дает жизнь», «искусство есть только одно из бесчисленных проявлений жизни». Содержание искус­ству и литературе дает жизнь: «Искусство есть воспроизведение действи­тельности».

Белинский: сочинение

«Герой нашего времени»

Герой нашего времени

Сочинение М. Лермонтова

Отличительный характер нашей литературы состоит в резкой противоположности ее явлений. Возьмите любую европейскую литературу, и вы увидите, что ни в одной из них нет скачков от величайших созданий до самых пошлых; те и другие связаны лестницею со множеством ступеней, в нисходящем или восходящем порядке, смотря по тому, с которого конца будете смотреть. Подле гениального художественного создания вы увидите множество созданий, принадлежащих сильным художническим талантам; за ними бесконечный ряд превосходных, примечательных, порядочных и т. д. беллетрических произведений, так что доходите до порождений дюжинной посредственности не вдруг, а постепенно и незаметно. Самые посредственные произведения иностранной беллетристики носят на себе отпечаток большей или меньшей образованности, знания общества или по крайней мере грамотности авторов. И потому-то все европейские литературы так плодовиты и богаты, что ни на миг не оставляют своих читателей без достаточного запаса умственного наслаждения. Самая французская литература, бедная и ничтожная художественными созданиями, едва ли еще не богаче других беллетрическими произведениями, благодаря которым она и удерживает свое исключительное владычество над европейскою читающею публикою. Напротив того, наша молодая литература по справедливости может гордиться значительным числом великих художественных созданий и до нищеты бедна хорошими беллетрическими произведениями, которые, естественно, должны бы далеко превосходить первые в количестве. В век Екатерины литература наша имела Державина – и никого, кто бы хотя несколько приближался к нему; полузабытый ныне Фонвизин и забытые Хемницер и Богданович были единственными примечательными беллетристами того времени. Крылов, Жуковский и Батюшков были поэтическими корифеями века Александра I; Капнист, Карамзин (говорим о нем не как об историке), Дмитриев, Озеров и еще немногие блестящим образом поддерживали беллетристику того времени. С двадцатых до тридцатых годов настоящего века литература наша оживилась: еще далеко не кончили своего поэтического поприща Крылов и Жуковский, как явился Пушкин, первый великий народный русский поэт, вполне художник, сопровождаемый и окруженный толпою более или менее примечательных талантов, которых неоспоримым достоинствам мешает только невыгода быть современниками Пушкина. Но зато пушкинский период необыкновенно (сравнительно с предшествовавшими и последующим) был богат блестящими беллетрическими талантами, из которых некоторые в своих произведениях возвышались до поэзии, и хотя другие теперь уже и не читаются, но в свое время пользовались большим вниманием публики и сильно занимали ее своими произведениями, большею частию мелкими, помещавшимися в журналах и альманахах. Начало четвертого десятилетия ознаменовалось романическим и драматическим движением и – несбывшимися яркими надеждами: «Юрий Милославский» подал большие надежды, «Торквато Тассо» тоже подал большие надежды… и многие подавали большие надежды, только теперь оказались совершенно безнадежными… Но и в этом периоде надежд и безнадежностей блестит яркая звезда великого творческого таланта, – мы говорим о Гоголе, который, к сожалению, после смерти Пушкина ничего не печатает и которого последние произведения русская публика прочла в «Современнике» за 1836 год, хотя слухи о новых его произведениях и не умолкают… Тридцатый год был роковым для нашей литературы: журналы начали прекращаться один за другим, альманахи наскучили публике и прекратились, ив 1834 году «Библиотека для чтения» соединила в себе труды почти всех известных и неизвестных поэтов и литераторов, как бы нарочно для того, чтобы показать ограниченность их деятельности и бедность русской литературы… Но обо всем этом мы скоро поговорим в особой статье; на этот раз прямо выскажем нашу главную мысль, что отличительный характер русской литературы – внезапные проблески сильных и даже великих художнических талантов и, за немногими исключениями, вечная поговорка читателей: «Книг много, а просмотреть нечего…» К числу таких сильных художественных талантов, неожиданно являющихся среди окружающей их пустоты, принадлежит талант г. Лермонтова.

В «Библиотеке для чтения» на 1834 год напечатано было несколько (очень немного) стихотворений Пушкина и Жуковского; после того русская поэзия нашла свое убежище в «Современнике», где, кроме стихотворений самого издателя, появлялись нередко и стихотворения Жуковского и немногих других и где помещены: «Капитанская дочка» Пушкина, «Нос», «Коляска» и «Утро делового человека», сцена из комедии Гоголя, не говоря уже о нескольких замечательных беллетрических произведениях и критических статьях. Хотя этот полужурнал и полуальманах только год издавался Пушкиным; но как в нем долго печатались посмертные произведения его основателя, то «Современник» и долго еще был единственным убежищем поэзии, скрывшейся из периодических изданий с началом «Библиотеки для чтения». В 1835 году вышла маленькая книжка стихотворений Кольцова, после того постоянно печатающего своп лирические произведения в разных периодических изданиях до сего времени. Кольцов обратил на себя общее внимание, но не столько достоинством и сущностию своих созданий, сколько своим качеством поэта-самоучки, поэта-прасола. Он и доселе не понят, не оценен как поэт, вне его личных обстоятельств, и только немногие сознают всю глубину, обширность и богатырскую мощь его таланта и видят в нем не эфемерное, хотя и примечательное явление периодической литературы, а истинного жреца высокого искусства. Почти в одно время с изданием первых стихотворений Кольцова явился с своими стихотворениями и г. Бенедиктов. Но его муза гораздо больше произвела в публике толков и восклицаний, нежели обогатила нашу литературу. Стихотворения г. Бенедиктова – явление примечательное, интересное и глубоко поучительное: они отрицательно поясняют тайну искусства и в то же время подтверждают собою ту истину, что всякий внешний талант, ослепляющий глаза внешнею стороною искусства и выходящий не из вдохновения, а из легко воспламеняющейся натуры, так же тихо и незаметно сходит с арены, как шумно и блистательно является на нее. Благодаря странной случайности, вследствие которой в «Библиотеку для чтения» попали стихи г. Красова и явились в ней с именем г. Бернета, г. Красов, до того времени печатавший свои произведения только в московских изданиях, получил общую известность. В самом деле, его лирические произведения часто отличаются пламенным, хотя и неглубоким чувством, а иногда и художественною формою. После г. Красова заслуживают внимание стихотворения под фирмою – [фита] – ; они отличаются чувством скорбным, страдальческим, болезненным, какого-то однообразною орпгинальностию, нередко счастливыми оборотами постоянно господствующей в них идеи раскаяния и примирения, иногда пленительными поэтическими образами. Знакомые с состоянием духа, которое в них выражается, никогда не пройдут мимо их без душевного участия; находящиеся в том же самом состоянии духа, естественно, преувеличат их достоинства; люди же, или незнакомые с таким страданием, или слишком нормальные духом, могут не отдать им должной справедливости: таково влияние и такова участь поэтов, в созданиях которых общее слишком заслонено их индивидуальностию. Во всяком случае, стихотворения – [фита] – принадлежат к примечательным явлениям современной им литературы, и их историческое значение не подвержено никакому сомнению.

Может быть, многим покажется странно, что мы ничего не говорим о г. Кукольнике, поэте столь плодовитом и столь превознесенном «Библиотекою для чтения». Мы вполне признаем его достоинства, которые не подвержены никакому сомнению, но о которых нового нечего сказать. Поэтические места не выкупают ничтожности целого создания, точно так же, как два, три счастливые монолога не составляют драмы. Пусть в драме, состоящей из 3000 стихов, наберется до тридцати или, если хотите, и до пятидесяти хороших лирических стихов, по драма от того не менее скучна и утомительна, если в ней нет ни действия, ни характеров, ни истины. Многочисленность написанных кем-либо драм также не составляет еще достоинства и заслуги, особенно если все драмы похожи одна на другую, как две капли воды. О таланте ни слова, пусть он будет; но степень таланта – вот вопрос! Если талант не имеет в себе достаточной силы стать в уровень с своими стремлениями и предприятиями, он производит только пустоцвет, когда вы ждете от него плодов. – Чтобы нас не подозревали в пристрастии, мы, пожалуй, упомянем еще йог. Вернете, во многих стихотворениях которого иногда проблескивали яркие искорки поэзии; но ни одно из них, как из больших, так и из маленьких, не представляло собою ничего целого и оконченного. К тому же, талант г. Бернета идет сверху вниз, и последние его стихотворения последовательно слабее первых, так что теперь уже перестают говорить и о первых. Может быть, мы пропустили еще несколько стихотворцев с проблеском таланта; но стоит ли останавливаться над однолетними растениями, которые так нередки, так обыкновенны и цветут одно мгновение! стоит ли останавливаться над ними, хоть они и цветы, а не сухая трава? Нет.

Виссарион Белинский – Сочинения Николая Гоголя

99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.

Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.

Описание книги “Сочинения Николая Гоголя”

Описание и краткое содержание “Сочинения Николая Гоголя” просмотреть бесплатно .

«В литературном отношении нельзя было блистательнее заключиться старому году и начаться новому, как выходом сочинений Гоголя. Дай бог, чтоб это было счастливым предзнаменованием для нового года – чтоб мы увидели в течение его не одни тетрадки и выпуски с картинками, не одни сказки, досужею посредственностью изготовляемые во множестве по заказу литературных антрепренеров.

Нам нет никакой нужды говорить о том, что содержат в себе эти четыре тома: публика уже знает это сама – четыре тома уже прочтены ею, по крайней мере в обеих наших столицах, если еще не успели они проникнуть в глушь провинций…»

Виссарион Григорьевич Белинский

Сочинения Николая Гоголя

СОЧИНЕНИЯ НИКОЛАЯ ГОГОЛЯ. Четыре тома. Санкт-Петербург. 1842. В типографии Бородина и К°. В 8-ю д. л. В I томе – 186 и 259, во II – 490, в III – 465, в IV – 590 стр.

Читайте также:  Окуджава: сочинение

В литературном отношении нельзя было блистательнее заключиться старому году и начаться новому, как выходом сочинений Гоголя. Дай бог, чтоб это было счастливым предзнаменованием для нового года – чтоб мы увидели в течение его не одни тетрадки и выпуски с картинками, не одни сказки, досужею посредственностью изготовляемые во множестве по заказу литературных антрепренеров.

Нам нет никакой нужды говорить о том, что содержат в себе эти четыре тома: публика уже знает это сама – четыре тома уже прочтены ею, по крайней мере в обеих наших столицах, если еще не успели они проникнуть в глушь провинций.

Итак, история «Мертвых душ» готова повториться: публика читает, журналы в хлопотах, особенно те, которым так не по сердцу произведения Гоголя… их успех, хотели мы сказать<1>. «Северная пчела» уже подала голос, но она хвалит Гоголя (№ 18): «Мы думаем, – говорит она, – что для г. Гоголя вовсе не будет унижением, когда мы его поставим на одну доску с Поль де Коком и Пиго-Лебреном, писателями талантливыми, но не имевшими претензий на поэзию и философию». Увы! мы, с своей стороны, не можем поставить автора этих строк на одну доску ни с Поль де Коком, ни с Пиго-Лебреном, – именно потому, что они писатели талантливые, хотя и не имевшие притязания на поэзию и философию… А «Северная пчела» – надо отдать ей в этом честь, – не имея притязаний ни на талант, ни на поэзию, сильно претендует на философию, особенно когда хлопочет об участи не читаемых ею, по ее словам, «Отечественных записок»: вот и теперь она трунит, сколько хватает ее остроумия, как над образцом нелепости и бессмыслия над этим стихом Гете из второй части его «Фауста»:

In deinem Nichts hoff’ich All zu finden[1]<2>.

Ну, уж конечно, если эта газета может в «Фаусте» Гете находить бессмыслицы и нелепицы, то что же для нее произведения Гоголя, что его поэзия и философия: довольно с него и того, если эта газета поставит его на одну доску с Поль де Коком и Пиго-Лебреном. Жаль, что Гоголь никогда не узнает об этом «производстве» и потому не будет иметь возможности поблагодарить «Северную пчелу»… свойственным ему образом…

Но пора отвернуться хоть на время от шумного рынка этой литературы: наше внимание зовет теперь к себе то, что составляет в настоящую минуту гордость и честь русской литературы – четыре тома сочинений Гоголя…

«Вечера на хуторе близ Диканьки», которыми началось поэтическое поприще Гоголя и которые теперь в третий раз выходят в свет, оставлены автором без всяких изменений<3>. Так и должно было быть: порождения легкой, светлой юношеской фантазии, веселые песни на пиру еще неизведанной жизни, они не могли подвергнуться изменениям поэта, который уже давно смотрит на жизнь взором глубоким, пронзительным и грустно-важным. Для самого поэта эти образы, светлые, как майская ночь его Малороссии, радостные, как звучный смех его Оксаны, шаловливые, как затеи неугомонных парубков, товарищей удалого Левко, сладостно-задумчивые, как светлоокая панночка-утопленница, добродушно-насмешливые, как вечно веселая юность, – все эти образы навсегда остались милы поэту, как первый поцелуй любви, как шипучая пена впервые осушенного бокала, как память о волшебных днях беспечно блаженного младенчества… Он сам говорит в предисловии: «Всю первую часть следовало бы исключить вовсе: это первоначальные ученические опыты, недостойные строгого внимания читателя; но при них чувствовались первые сладкие минуты молодого вдохновения, и мне стало жалко исключить их, как жалко исторгнуть из памяти первые игры невозвратной юности. Снисходительный читатель может пропустить весь первый том и начать чтение со второго». Так говорит поэт, – и он имеет полное право простирать свою строгость к самому себе за пределы умеренности и справедливости; но публика тоже права, не соглашаясь с ним. Всякий период жизни человеческой прекрасен и должен иметь свои песни и своих певцов; «Вечера на хуторе» есть одна из таких вечно звучных песен юности, которых цель и назначение – вновь возвращать на волшебное мгновение самой старости невозвратно улетевшую юность…

Во второй части, заключающей в себе «Миргород», подверглись значительным изменениям повести: «Тарас Бульба» и «Вий». Первая, вследствие этих изменений, сделалась вдвое обширнее и бесконечно прекраснее. Поэт чувствовал, что в первом издании «Тараса Бульбы» на многое только намекнуто и что многие струны исторической жизни Малороссии остались в нем нетронутыми. Как великий поэт и художник, верный однажды избранной идее, певец Бульбы не прибавил к своей поэме ничего такого, что было бы чуждо ей, но только развил многие уже заключавшиеся в ее основной идее подробности. Он исчерпал в ней всю жизнь исторической Малороссии и в дивном, художественном создании навсегда запечатлел ее духовный образ: так ваятель уловляет в мраморе черты человека и дает им бессмертную жизнь… Особенно замечательны подробности битв малороссиян с поляками под городом Дубно и эпизод любви Андрия к прекрасной польке. Вся поэма приняла еще более возвышенный тон, проникнулась лиризмом. Впрочем, суждение об этом – смело можем сказать – великом создании завело бы нас далеко, – чего не позволяет нам ни место, ни время, и потому пока отлагаем его. Повесть «Вий» через изменения сделалась много лучше против прежнего, но и теперь она более блестит удивительными подробностями, чем своею целостию. Недостатки ее значительно сгладились, но целого по-прежнему нет. «Старосветские помещики» и «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» остались совершенно без изменений: очевидно, эти два превосходные произведения так хорошо вызрели в душе, что могли сразу явиться во всей определенности своей идеи, во всей полноте своей художественной жизни.

К таким же зрело художественным и отчетливо концепированным произведениям принадлежит и «Невский проспект», которым начинается третья часть; только эта повесть, по своему содержанию, далеко глубже и выше тех двух. «Нос» – этот арабеск, небрежно набросанный карандашом великого мастера, значительно и к лучшему изменен в своей развязке. О «Портрете» и «Риме» публике известно наше мнение, за которое один журнал недавно объявил нас – ругателями Гоголя. <4>Такова толпа: ей или хвали до надсады груди, или унижай до последней крайности, но не смей хвалить за одно и порицать за другое в одно и то же время… Мнение наше о «Портрете» и «Риме» остается то же, несмотря ни на чьи крики и клеветы, – и мы подробно разовьем это мнение в обещанной нами большой статье о сочинениях Гоголя<5>. «Коляска» – мастерской юмористический очерк, в котором больше поэтической жизни и истины, чем во многих пудах романов многих наших романистов, – и «Записки сумасшедшего» – одно из глубочайших произведений Гоголя, также остались без перемены. «Шинель» есть новое произведение, отличающееся глубиною идеи и чувства, зрелостию художественного резца.

В четвертом томе очень много нового, и мы особенно рады, что из него даже петербургская публика познакомится с новою комедиею (впрочем, еще прежде «Ревизора» написанною) Гоголя – «Женитьба, совершенно невероятное событие в двух действиях». Здесь, в Петербурге, она давалась на сцене; но там мы не узнали ее, ибо нет ничего общего между тем, что видели мы на сцене и что читаем теперь в книге… Никого не обижая, ни на кого не жалуясь, мы кстати заметим здесь, что еще не пришло время у нас для национального театра<6>. Большая часть актеров наших смотрит на сценическое искусство, как на обязанность говорить то, чего не чувствует… Это напоминает нам слова Гоголя в его письме о представлении «Ревизора»: «Вообще у нас актеры совсем не умеют лгать. Они воображают, что лгать значит просто нести болтовню. Лгать значит говорить ложь тоном столь близким к истине, так естественно, так наивно, как можно говорить только одну истину, и здесь-то заключается именно все комическое лжи»<7>. Точно так же, прибавим мы от себя, большая часть наших актеров не хочет понять, что искренность и наивность суть первые условия сценического искусства и комизма и что поэтому смешить публику должно естественным воспроизведением характера, созданного поэтом, а не утрированием характера: ибо как в самой действительности никто не станет выставлять на вид резкие странности своего характера, чтоб смешить ими других, но каждый тем и смешон, что и не подозревает своей смешной стороны, так и в сценическом искусстве – этом зеркале действительности – актер должен забыть, что он играет смешную роль, и помнить только, что он представляет характер, из природы и действительности взятый. Конечно, смех публики есть награда комическому актеру, но он должен возбуждать этот смех естественным выполнением представляемого им характера, а не явным желанием во что бы то ни стало возбудить смех – не резкими движениями, не уродливым костюмом… Кстати о костюмах! вот что говорит Гоголь в своем письме о выполнении роли Бобчинского и Добчинского: «Зато оба наши приятеля, Бобчинский и Добчинский, вышли, сверх ожидания, дурны. Хоть я и думал, что они будут дурны, ибо, создавая этих двух маленьких чиновников, я воображал в их коже Щепкина и Рязанцова, но все-таки я думал, что их наружность и положение, в котором они находятся, как-нибудь вынесут их и не так обкарикатурят. Сделалось напротив: вышла именно карикатура. Уже перед началом представления, увидевши их костюмированными, я ахнул. Эти два человека, в существе своем довольно опрятные, толстенькие, с прилично приглаженными волосами, очутились в каких-то нескладных, превысоких седых париках, всклоченные, неопрятные, взъерошенные, с выдернутыми огромными манишками; а на сцене оказались до такой степени кривляками, что просто было невыносимо» (т. IV, стр. 203.)

“Онегин” – поэтически верная действительности картина русского общества

/В.Г. Белинский. Сочинения Александра Пушкина. Статья восьмая. “Евгений Онегин”/

. “Онегин” есть самое задушевное произведение Пушкина, самое любимое дитя его фантазии, и можно указать слишком на немногие творения, в которых личность поэта отразилась бы с такою полнотою, светло и ясно, как отразилась в “Онегине” личность Пушкина. Здесь вся жизнь, вся душа, вся любовь его; здесь его чувства, понятия, идеалы. Оценить такое произведение значит — оценить самого поэта во всем объеме его творческой деятельности. Не говоря уже об эстетическом достоинстве “Онегина”, эта поэма имеет для нас, русских, огромное историческое и общественное значение. С этой точки зрения даже и то, что теперь критика могла бы с основательностию назвать в “Онегине” слабым или устарелым, — даже и то является исполненным глубокого значения, великого интереса. И нас приводит в затруднение не одно только сознание слабости наших сил для верной оценки такого произведения, но и необходимость в одно и то же время во многих местах “Онегина”, с одной стороны, видеть недостатки, с другой — достоинства.

Прежде всего в “Онегине” мы видим поэтически воспроизведенную картину русского общества, взятого в одном из интереснейших моментов его развития. С этой точки зрения “Евгений Онегин” есть поэма историческая в полном смысле слова, хотя в числе ее героев нет ни одного исторического лица. Историческое достоинство этой поэмы тем выше, что она была на Руси и первым и блистательным опытом в этом роде. В ней Пушкин является не просто поэтом только, но и представителем впервые пробудившегося общественного самосознания: заслуга безмерная!

Мы далеки уже от того блаженного времени, когда псевдоклассическое направление нашей литературы допускало в изящные создания только людей высшего круга и образованных сословий, и если иногда позволяло выводить в поэме, драме или эклоге простолюдинов, то не иначе, как умытых, причесанных, разодетых и говорящих не своим языком. Да, мы далеки от этого псевдоклассического времени; но пора уже отдалиться нам и от этого псевдоромантического направления, которое, обрадовавшись слову “народность” и праву представлять в поэмах и драмах не только честных людей низшего звания, но даже воров и плутов, вообразило, что истинная национальность скрывается только под зипуном, в курной избе, и что разбитый на кулачном бою нос пьяного лакея есть истинно шекспировская черта — а главное, что между людьми образованными нельзя искать и признаков чего-нибудь похожего на народность 1 .

Пора, наконец, догадаться, что, напротив, русский поэт может себя показать истинно национальным поэтом, только изображая в своих произведениях жизнь образованных сословий: ибо, чтоб найти национальные элементы в жизни, наполовину прикрывшейся прежде чуждыми ей формами, — для этого поэту нужно и иметь большой талант и быть национальным в душе. “Истинная национальность (говорит Гоголь) состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа; поэт может быть даже и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами” 2 . Разгадать тайну народной психеи 3 — для поэта значит уметь равно быть верным действительности при изображении и низших, и средних, и высших сословий. Кто умеет схватывать резкие оттенки только грубой простонародной жизни, не умея схватывать более тонких и сложных оттенков образованной жизни, тот никогда не будет великим поэтом и еще менее имеет право на громкое титло национального поэта. Великий национальный поэт равно умеет заставить говорить и барина и мужика их языком. И если произведение, которого содержание взято из жизни образованных сословий, не заслуживает названия национального, — значит, оно ничего не стоит и в художественном отношении, потому что неверно духу изображаемой им действительности. Поэтому не только такие произведения, как “Горе от ума” и “Мертвые души”, но и такие, как “Герой нашего времени”, суть столько же национальные, сколько и превосходные поэтические создания.

Читайте также:  Про любовь: сочинение

И первым таким национально-художественным произведением был “Евгений Онегин” Пушкина. В этой решимости молодого поэта представить нравственную физиономию наиболее оевропеившегося в России сословия нельзя не видеть доказательства, что он был и глубоко сознавал себя национальным поэтом. Он понял, что время эпических поэм давным-давно прошло и что для изображения современного общества, в котором проза жизни так глубоко проникла самую поэзию жизни, нужен роман, а не эпическая поэма. Он взял эту жизнь, как она есть, не отвлекая от нее только одних поэтических ее мгновений; взял ее со всем холодом, со всею ее прозою и пошлостию.

Вместе с современным ему гениальным творением Грибоедова — “Горе от ума”, стихотворный роман Пушкина положил прочное основание новой русской поэзии, новой русской литературе. До этих двух произведений, как мы уже и заметили выше, русские поэты еще умели быть поэтами, воспевая чуждые русской действительности предметы и почти не умели быть поэ- тами, принимаясь за изображение мира русской жизни. . Оба эти произведения положили собою основание последующей литературе, были школой, из которой вышли и Лермонтов и Гоголь. Без “Онегина” был бы невозможен “Герой нашего времени”, так же как без “Онегина” и “Горя от ума” Гоголь не почувствовал бы себя готовым на изображение русской действительности, исполненное такой глубины и истины.

На русскую повесть Гоголь имел сильное влияние, но комедии его остались одинокими, как и “Горе от ума”. Значит: изображать верно свое родное, то, то у нас перед глазами, что нас окружает, чуть ли не труднее, чем изображать чужое. Причина этой трудности заключается в том, что у нас форму всегда принимают за сущность, а модный костюм — за европеизм; другими словами: в том, что народность смешивают с простонародностью и думают, что кто не принадлежит к простонародию, то есть кто пьет шампанское, а не пенник, и ходит во фраке, а не в смуром кафтане — того должно изображать то как француза, то как испанца, то как англичанина. Некоторые из наших литераторов, имея способность более или менее верно списывать портреты, не имеют способности видеть в настоящем их свете те лица, с которых они пишут портреты.

Таланты этого рода — плохие мыслители; фантазия у них развита на счет ума. Они не понимают, что тайна национальности каждого народа заключается не в его одежде и кухне, а в его, так сказать, манере понимать вещи. Чтоб верно изображать какое-нибудь общество, надо сперва постигнуть его сущность, его особность — а этого нельзя иначе сделать, как узнав фактически и оценив философски ту сумму правил, которыми держится общество. У всякого народа две философии: одна ученая, книжная, торжественная и праздничная, другая — ежедневная, домашняя, обиходная. Часто обе эти философии находятся более или менее в близком соотношении друг к другу; и кто хочет изображать общество, тому надо познакомиться с обеими, но последнюю особенно необходимо изучить. Так точно, кто хочет узнать какой-нибудь народ, тот прежде всего должен изучить его в его семейном, домашнем быту. Кажется, что бы за важность могли иметь два такие слова, как, например, авось и живет, а между тем они очень важны и, не понимая их важности, иногда нельзя понять иного романа, не только самому написать роман. И вот глубокое знание этой-то обиходной философии и сделало “Онегина” и “Горе от ума” произведениями оригинальными и чисто русскими.

Мы начали статью с того, что “Онегин” есть поэтически верная действительности картина русского общества в известную эпоху. Картина эта явилась вовремя, т. е. именно тогда, когда явилось то, с чего можно было срисовать ее, — общество. Время от 1812 до 1815 года было великою эпохою для России. Мы разумеем здесь не только внешнее величие и блеск, какими покрыла себя Россия в эту великую для нее эпоху, но и внутреннее преуспеяние в гражданственности и образовании, бывшее результатом этой эпохи. Можно сказать без преувеличения, что Россия больше прожила и дальше шагнула от 1812 года до настоящей минуты, нежели от царствования Петра до 1812 года. С одной стороны, 12-й год, потрясши всю Россию из конца в конец, пробудил ее спящие силы и открыл в ней новые, дотоле неизвестные источники сил, чувством общей опасности сплотил в одну огромную массу косневшие в чувстве разъединенных интересов частные воли, возбудил народное сознание и народную гордость и всем этим способствовал зарождению публичности, как началу общественного мнения; кроме того, 12-й год нанес сильный удар коснеющей старине: вследствие его исчезли неслужащие дворяне, спокойно родившиеся и умиравшие в своих деревнях, не выезжая за заповедную черту их владений; глушь и дичь быстро исчезали вместе с потрясенными остатками старины. С другой стороны, вся Россия, в лице своего победоносного войска, лицом к лицу увиделась с Европою, пройдя по ней путем побед и торжеств. Всё это сильно способствовало возрастанию и укреплению возникшего общества. В двадцатых годах текущего столетия русская литература от подражательности устремилась к самобытности: явился Пушкин. Он любил сословие, в котором почти исключительно выразился прогресс русского общества и к которому принадлежал сам, — и в “Онегине” он решился представить нам внутреннюю жизнь этого сословия, а вместе с ним и общество в том виде, в каком оно находилось в избранную им эпоху, т. е. в двадцатых годах текущего столетия.

Читайте также другие темы статей В.Г. Белинского о поэме А.С. Пушкина “Онегин”:

Сочинения Александра Пушкина. Статья восьмая

Сочинения Александра Пушкина. Статья девятая

Полное собрание сочинений в 13 томах

Виссарион Григорьевич Белинский принадлежит к числу тех деятелей передовой русской культуры, которыми гордится наша страна, которые знаменуют славу русского народа. В своем историческом докладе, посвященном 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, И. В. Сталин говорил о вероломном нападении гитлеровских захватчиков, имевших «наглость призывать к уничтожению великой русской нации, нации Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского, Горького и Чехова, Сеченова и Павлова, Репина и Сурикова, Суворова и Кутузова. » (И. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М. Госполитиздат, 1952, стр. 30). Названные имена — символ бессмертия русского народа, его величайшей роли в истории человечества, в истории мировой культуры.

Деятельность Белинского относится к 30—40-м годам XIX столетия. Восприняв самые передовые традиции прошлого — революционные традиции Радищева и декабристов,— Белинский поднял их на новую ступень развития социально-исторической и философской мысли. Своей литературно-критической и общественной деятельностью он закладывал основы революционно-демократического миросозерцания и тем самым пролагал путь марксизму в России. В книге «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме» В. И. Ленин говорит: «Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания па практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы» (В. И. Ленин. Соч., т. 31, стр. 9).

Начало идейных исканий, которые привели передовую русскую мысль к марксизму, Ленин относит к 40-м годам XIX столетия.

1840-е годы — высший этап в литературно-общественной деятельности Белинского. Вступив в литературу еще в начале 30-х годов и пройдя сложный путь философского (от идеализма к материализму) и идейно-политического развития, Белинский всегда был и оставался демократом, защитником интересов народа. Любовь к родине, к своему народу вдохновляла Белинского в его стремлении указать народу правильный путь борьбы за свое освобождение, теоретически и исторически обосновать этот путь. В поисках революционной теории Белинский в 30-е годы не избежал ошибок и заблуждений, о которых он впоследствии не мог вспоминать без чувства глубокой горечи. С. М. Киров в статье, относящейся к 1911 году, назвал Белинского «великим искателем», который «всё величие своего гения устремил к отысканию истины. От юношеской трагедии „Дмитрий Калинин“ до предсмертных писем его всё проникнуто этим пылким исканием» («Литер. газета», 1 декабря 1939 г.).

Буржуазные и либерально-народнические публицисты стремились всячески умалить революционное значение деятельности и идей Белинского. Ленин опроверг их клеветнические измышления, установил прямую связь идей Белинского с борьбой русского народа за свое освобождение, указал на то, что в них нашли отражение настроения крепостных крестьян против крепостного права.

Как говорит Ленин, «предшественником полного вытеснения дворян разночинцами в нашем освободительном движении был еще при крепостном праве В. Г. Белинский. Его знаменитое „Письмо к Гоголю”, подводившее итог литературной деятельности Белинского, было одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати, сохранивших громадное, живое значение и по сию пору» (В. И. Ленин. Соч., т. 20, стр. 223—224).

Пафосом всей деятельности Белинского была борьба за освобождение народа от всякой эксплуатации. Белинский писал: «И настанет время—я горячо верю этому, настанет время, когда никого не будут жечь, никому не будут рубить головы. Не будет богатых, не будет бедных, ни царей и подданных, но будут братья—будут люди. » (ИАН, т. XII).

В условиях 1840-х годов, когда в России еще не было революционного пролетариата, Белинский не мог создать научно-материалистическую теорию социалистического переустройства общества. Однако Белинский был не только социалистом-утопистом, но и революционным демократом. Поэтому его не могли удовлетворить теории западноевропейских социалистов-утопистов, проповедовавших мирный переход от капитализма к социализму. Белинский признавал единственный возможный

путь социалистического преобразования общества — путь революционной борьбы. Говоря о будущем свободном обществе, он подчеркивал: «. смешно и думать, что это может сделаться само собою, временем, без насильственных переворотов, без крови» (ИАН, т. XII).

Крупнейший мыслитель домарксовского периода, материалист теоретик, деятельность которого имела мировое значение, Белинский в поисках правильной, революционной теории выработал оригинальный и глубокий взгляд на процесс исторического развития России и стран Западной Европы, на их государственный и общественный строй. Он заклеймил славянофилов как выразителей интересов помещичьего класса, видевших идеал России не в будущем, а в прошлом, то есть идеализировавших крепостничество и самодержавие. Он гневно выступал и против дворянско-буржуазных либералов-«западников», чуждых национальной чести и достоинства, рабски преклонявшихся перед капиталистическими порядками Западной Европы, сказав о таких «западниках»: «абстрактные человеки, беспачпортные бродяги в человечестве». Белинский был проницательным критиком не только феодально-крепостнического, но также капиталистического общественного и государственного устройства. Он писал: «Горе государству, которое в руках капиталистов, это люди без патриотизма, без всякой возвышенности в чувствах. Для них война или мир значат только возвышение или упадок фондов — далее этого они ничего не видят» .(ИАН, т. XII).

Оценивая в исторической перспективе роль Белинского в русском освободительном движении, Ленин называл его одним из предшественников русской революционной социал-демократии.

Характер деятельности Белинского, которая была по преимуществу деятельностью литературного критика, определялся особенностями самой эпохи. В ту эпоху литература была важнейшим средством выражения народного самосознания и распространения освободительных идей.

В письме к Гоголю Белинский писал: «Только в одной литературе, несмотря на татарскую цензуру, есть еще жизнь и движение вперед. Вот почему звание писателя у нас так почтенно, почему у нас так легок литературный успех, даже при маленьком таланте. Титло поэта, звание литератора у нас давно уже затмило мишуру эполет и разноцветных мундиров. И публика тут права: она видит в русских писателях своих единственных вождей, защитников и спасителей от мрака самодержавия, православия и народности. » (ИАН, т. XII).

Именно таким вождем передовой общественной мысли, страстным борцом против самодержавно-крепостнического строя

и реакционной идеологии и был в это время больше, чем кто-либо, сам Белинский. Критик-трибун, Белинский ставил и решал в своих литературно-критических статьях насущно важные вопросы русской действительности. Беспощадно бичуя всё устарелое, отживающее, реакционное в литературе, а тем самым и в жизни, ниспровергая ложные литературные авторитеты, Белинский настойчиво и последовательно боролся за передовую идейность литературных произведений, за их народность, за глубоко правдивое воспроизведение действительности — за подлинный художественный реализм. Белинский впервые создал материалистическую эстетику реализма, явившуюся крупнейшим вкладом в историю мировой эстетической мысли. Гениальный литературный критик,— замечательный по глубине и точности эстетического проникновения, меткости оценок, яркой художественности характеристик,— Белинский вместе с тем был и выдающимся историком литературы, рассматривавшим литературные явления в их развитии и неразрывной связи с общественной жизнью. Исторически и теоретически обосновав закономерность победы реализма в русской литературе, Белинский создавал свою эстетику, опираясь на весь опыт истории русской литературы. Данные Белинским характеристики творчества Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Кольцова, Герцена, Гончарова и других русских писателей в основе своей остаются незыблемыми и в наше время. Раскрыв и показав в своих статьях национальную самобытность и величайшее значение русской литературы, Белинский дал глубокую оценку многих явлений и мировой литературы.

С необыкновенной чуткостью по первым же произведениям начинающих писателей Белинский умел угадывать будущие великие дарования и своими критическими замечаниями и советами могуче способствовал их развитию. Это воспитывающее и направляющее писателей-современников значение критики Белинского также составляет ее замечательную черту.

Традиции Белинского были продолжены и развиты Чернышевским и Добролюбовым. Добролюбов так определял значение Белинского для русской литературы:

«Что бы ни случилось с русской литературой, как бы пышно ни развилась она, Белинский всегда будет ее гордостью, ее славой, ее украшением. До сих пор его влияние ясно чувствуется на всем, что только появляется у нас прекрасного и благородного; до сих пор каждый из лучших наших литературных деятелей сознается, что значительной частью своего развития обязан, непосредственно или посредственно, Белинскому. Во всех концах России есть люди, исполненные энтузиазма к этому гениальному человеку, и, конечно, это лучшие люди России. » (Соч., т. II, 1935, стр. 470).

Читайте также:  Шолохов: сочинение

Как литературные критики и теоретики литературы и искусства Белинский, Чернышевский и Добролюбов являются прямыми предшественниками эстетики нашей советской эпохи, эстетики социалистического реализма. В докладе о журналах «Звезда» и «Ленинград» товарищ А. А. Жданов сказал: «. лучшая традиция советской литературы является продолжением лучших традиций русской литературы XIX века, традиций, созданных нашими великими революционными демократами — Белинским, Добролюбовым, Чернышевским, Салтыковым-Щедриным, продолженных Плехановым и научно разработанных и обоснованных Лениным и Сталиным» (А. Жданов. Доклад о журналах «Звезда» и «Ленинград». Госполитиздат, 1952, стр. 20).

Белинский верил в русский народ и с гордостью думал о прекрасном будущем своей родины. В статье «Месяцеслов на 1840 год» он писал: «Завидуем внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Россию в 1940-м году—стоящею во главе образованного мира, дающею законы и науке и искусству и принимающую благоговейную дань уважения от всего просвещенного человечества» (ИАН, т. III).

Живое значение наследия Белинского сохраняется и по сей день. Многое и многое из написанного великим критиком и ныне не утратило своей актуальности. Белинский является как бы нашим современником, активным участником строительства нашей социалистической культуры.

Произведения Белинского издавались в нашей стране несколько раз, но только после Великой Октябрьской социалистической революции они стали доступны широкому кругу читателей.

Настоящее полное собрание сочинений Белинского состоит из тринадцати томов. В собрание входят все оригинальные произведения Белинского и его письма.

В основу распределения материала по томам и расположения его внутри томов положен хронологический принцип. Исключение составляют художественные произведения Белинского и книга «Основания русской грамматики для первоначального обучения», помещенные в конце тех томов, к которым они хронологически относятся. Кроме того, серии статей, объединенных общим заглавием (например, «Сочинения Александра Пушкина»), помещаются в одном месте под датой первой статьи.

По томам сочинения и письма распределяются следующим образом:

Том I. Юношеское сочинение Белинского «Рассуждение )». Статьи и рецензии 1834—1835 годов («Лите-

ратурные мечтания», «О русской повести и повестях г. Гоголя», «Стихотворения Владимира Бенедиктова», «О стихотворениях Баратынского», «Стихотворения Кольцова» и др.).

Художественные произведения (Драма «Дмитрий Калинин»).

Том II. Статьи и рецензии 1836—1838 годов «О критике и литературных мнениях „Московского наблюдателя“», «Несколько слов о „Современнике“», «Вторая книга „Современника“», «Опыт системы нравственной философии. Соч. А. Дроздова», «Гамлет. Драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета» и др.).

«Основания русской грамматики для первоначального обучения».

Том III. Статьи и рецензии 1839—1840 годов («Ледяной дом. Басурман. Соч. И. Лажечникова», «Кальян, стихотворения А. Полежаева. Арфа, стихотворения. Его же», «„Современник“, том 11 и 12» и др.).

Художественные произведения («Пятидесятилетний дядюшка»).

Том IV. Статьи и рецензии 1840—1841 годов («Сочинения в стихах и прозе Дениса Давыдова», «Полное собрание сочинений А. Марлинского», «Герой нашего времени», «Стихотворения М. Лермонтова», «Русская литература в 1840 г.», «Идея искусства» и др.).

Том V. Статьи и рецензии 1841—1842 годов («Разделение поэзии на роды и виды», «Деяния Петра Великого. Сочинения И. И. Голикова», «Сто русских литераторов», «Римские элегии. Сочинение Гёте», «Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым», «Русская литература в 1841 году» и др.).

Том VI. Статьи и рецензии 1842—1843 годов («Стихотворения Ап. Майкова», «Педант. Литературный тип», «Руководство к всеобщей истории. Сочинение Фридриха Лоренца», «Стихотворения А. Полежаева», «Похождения Чичикова, или Мертвые души», «Несколько слов о поэме Гоголя „Похождения Чичикова, или Мертвые души“», «Общее значение слова литература», «Общий взгляд на народную поэзию», «Речь о критике», «Сочинения Державина», «Сочинения Гоголя», «Русская литература в 1842 году» и др.).

Том VII. Статьи и рецензии 1843 года («Параша. Рассказ в стихах Т. Л.», «История Малороссии. Н. Маркевича» и др. «Сочинения Александра Пушкина. Статьи I—XI». 1843 — 1846 годы).

Том VIII. Статьи и рецензии 1844—1845 годов («Русская литература в 1843 году», «Парижские тайны. Роман Евгения Сю», «Руководство к познанию новой истории. Сочинения С. Смарагдова», «Русская литература в 1844 году», «И. А. Крылов», «Петербург и Москва» и др.).

Том IX. Статьи и рецензии 1845—1846 годов («Петербургская литература», «Тарантас. Соч. графа Соллогуба», «Физиология Петербурга», «Мысли и заметки о русской литературе», «Петербургский сборник» и др.).

Т о м X. Статьи и рецензии 1847—1848 годов («Взгляд на русскую литературу в 1846 году», «Похождения Чичикова, или Мертвые души», «Выбранные места из переписки с друзьями», «Письмо к Гоголю», «Ответ „Москвитянину“», «Взгляд на русскую литературу 1847 года» и др.).

Алфавитный указатель произведений Белинского.

Том XI. Письма Белинского 1829—1840 годов.

Том XII. Письма Белинского 1841—1848 годов.

Алфавитный указатель адресатов Белинского.

Общий алфавитный аннотированный указатель имен и произведений, упоминающихся в тексте всех двенадцати томов, будет издан дополнительным (XIII) томом.

Тексты печатаются по прижизненным изданиям или по рукописям, если последние дают более авторитетный текст.

В состав томов I — X вводятся тексты, принадлежность которых Белинскому не вызывает сомнений. Анонимные статьи и рецензии, которые в разное время приписывались Белинскому, но принадлежность которых критику не может быть признана бесспорной, будут помещены в качестве приложения к изданию в XIII томе.

Правописание, принятое для настоящего издания, в основном соответствует современным нормам. Однако при этом сохраняются написания, свидетельствующие о произносительных и морфологических особенностях языка Белинского и эпохи 30—40-х годов прошлого века. Не изменяются, например: фёльетон, генварь, ипотеза, гумор, феатр, в роле (вместо «в роли»), дотрогиваться и т. п. Сохраняется также двоякое написание некоторых слов, свидетельствующее: а) о различном происхождении слов (сантиментальный и сентиментальный, апотеоз и апофеоз, реторический и риторический, новеллист и нувеллист); б) о наличии в языке наряду с книжными формами разговорно-народных (например, сертук и сюртук).

Явные опечатки или описки в воспроизводимом источнике исправляются без оговорок. Сокращенные слова воспроизводятся полностью за исключением общепринятых сокращений (т. е., и т. д., и т. п.). Редакторские вставки и замечания даются в угловых скобках.

Основной текст сочинений Белинского сопровождается краткими комментариями текстологического, библиографического, справочно-фактического и, в необходимых случаях, идеологического характера.

В разделе «Примечания» приняты следующие сокращенные обозначения источников:

ИАН — настоящее академическое издание сочинений В. Г. Белинского.

Н. т. — настоящий том.

ПссБ — Полное собрание сочинений В. Г.Белинского, под ред. С. А. Венгерова (тт. I —XI, СПб., 1900—1917) и В. С. Спиридонова (тт. XII и XIII, М.–Л., 1926 и 1948).

СсБ — Сочинения В. Белинского, изд. К. Т. Солдатенкова и Н. М. Щепкина (чч. I—XII, М., 1859 — 1862).

ПссГ — Полное собрание сочинений и писем А. И. Герцена, под ред. М. К. Лемке (тт. I—ХХII, ГИЗ, Пгр., 1919—1925).

ПссД — Полное собрание сочинений Н. А. Добролюбова, под общей редакцией П. И. Лебедева-Полянского (тт. I—VI, Гослитиздат, М.—Л., 1934—1939).

ПссЛ — Полное собрание сочинений М. Ю. Лермонтова (тт. I—V, изд. «Academia», М.—Л., 1935—1937).

ПссП — Полное собрание сочинений Пушкина, изд. Академии Наук СССР (тт. I—XVI, 1937—1949).

ПссЧ —Полное собрание сочинений Н. Г. Чернышевского (тт. I—XV, Гослитиздат, 1939—1951).

«Журнал М.Н.П.»—«Журнал Министерства народного просвещения».

Виссарион Белинский: Сочинения Николая Гоголя

Здесь есть возможность просмотреть «Виссарион Белинский: Сочинения Николая Гоголя» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). В некоторых случаях присутствует краткое содержание. категория: Критика / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

  • 60
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5

Сочинения Николая Гоголя: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Сочинения Николая Гоголя»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Виссарион Белинский: другие книги автора

Кто написал Сочинения Николая Гоголя? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Сочинения Николая Гоголя — просмотреть бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система автоматического сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством просмотреть бесплатно книгу «Сочинения Николая Гоголя», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Не бойтесь закрыть страницу, как только Вы зайдёте на неё снова — увидите то же место, на котором закончили чтение.

Виссарион Григорьевич Белинский

Сочинения Николая Гоголя

СОЧИНЕНИЯ НИКОЛАЯ ГОГОЛЯ. Четыре тома. Санкт-Петербург. 1842. В типографии Бородина и К°. В 8-ю д. л. В I томе – 186 и 259, во II – 490, в III – 465, в IV – 590 стр.

В литературном отношении нельзя было блистательнее заключиться старому году и начаться новому, как выходом сочинений Гоголя. Дай бог, чтоб это было счастливым предзнаменованием для нового года – чтоб мы увидели в течение его не одни тетрадки и выпуски с картинками, не одни сказки, досужею посредственностью изготовляемые во множестве по заказу литературных антрепренеров.

Нам нет никакой нужды говорить о том, что содержат в себе эти четыре тома: публика уже знает это сама – четыре тома уже прочтены ею, по крайней мере в обеих наших столицах, если еще не успели они проникнуть в глушь провинций.

Итак, история «Мертвых душ» готова повториться: публика читает, журналы в хлопотах, особенно те, которым так не по сердцу произведения Гоголя… их успех, хотели мы сказать<1>. «Северная пчела» уже подала голос, но она хвалит Гоголя (№ 18): «Мы думаем, – говорит она, – что для г. Гоголя вовсе не будет унижением, когда мы его поставим на одну доску с Поль де Коком и Пиго-Лебреном, писателями талантливыми, но не имевшими претензий на поэзию и философию». Увы! мы, с своей стороны, не можем поставить автора этих строк на одну доску ни с Поль де Коком, ни с Пиго-Лебреном, – именно потому, что они писатели талантливые, хотя и не имевшие притязания на поэзию и философию… А «Северная пчела» – надо отдать ей в этом честь, – не имея притязаний ни на талант, ни на поэзию, сильно претендует на философию, особенно когда хлопочет об участи не читаемых ею, по ее словам, «Отечественных записок»: вот и теперь она трунит, сколько хватает ее остроумия, как над образцом нелепости и бессмыслия над этим стихом Гете из второй части его «Фауста»:

In deinem Nichts hoff’ich All zu finden[1]<2>.

Ну, уж конечно, если эта газета может в «Фаусте» Гете находить бессмыслицы и нелепицы, то что же для нее произведения Гоголя, что его поэзия и философия: довольно с него и того, если эта газета поставит его на одну доску с Поль де Коком и Пиго-Лебреном. Жаль, что Гоголь никогда не узнает об этом «производстве» и потому не будет иметь возможности поблагодарить «Северную пчелу»… свойственным ему образом…

Но пора отвернуться хоть на время от шумного рынка этой литературы: наше внимание зовет теперь к себе то, что составляет в настоящую минуту гордость и честь русской литературы – четыре тома сочинений Гоголя…

«Вечера на хуторе близ Диканьки», которыми началось поэтическое поприще Гоголя и которые теперь в третий раз выходят в свет, оставлены автором без всяких изменений<3>. Так и должно было быть: порождения легкой, светлой юношеской фантазии, веселые песни на пиру еще неизведанной жизни, они не могли подвергнуться изменениям поэта, который уже давно смотрит на жизнь взором глубоким, пронзительным и грустно-важным. Для самого поэта эти образы, светлые, как майская ночь его Малороссии, радостные, как звучный смех его Оксаны, шаловливые, как затеи неугомонных парубков, товарищей удалого Левко, сладостно-задумчивые, как светлоокая панночка-утопленница, добродушно-насмешливые, как вечно веселая юность, – все эти образы навсегда остались милы поэту, как первый поцелуй любви, как шипучая пена впервые осушенного бокала, как память о волшебных днях беспечно блаженного младенчества… Он сам говорит в предисловии: «Всю первую часть следовало бы исключить вовсе: это первоначальные ученические опыты, недостойные строгого внимания читателя; но при них чувствовались первые сладкие минуты молодого вдохновения, и мне стало жалко исключить их, как жалко исторгнуть из памяти первые игры невозвратной юности. Снисходительный читатель может пропустить весь первый том и начать чтение со второго». Так говорит поэт, – и он имеет полное право простирать свою строгость к самому себе за пределы умеренности и справедливости; но публика тоже права, не соглашаясь с ним. Всякий период жизни человеческой прекрасен и должен иметь свои песни и своих певцов; «Вечера на хуторе» есть одна из таких вечно звучных песен юности, которых цель и назначение – вновь возвращать на волшебное мгновение самой старости невозвратно улетевшую юность…

Оценка статьи:
1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд (пока оценок нет)
Загрузка…
Сохранить себе в:

Ссылка на основную публикацию

Запись опубликована в рубрике Без рубрики. Добавьте в закладки постоянную ссылку.