Василий Кириллович Тредиаковский (1703-1769). Биография и творчество
Поэзия нашего простого народа к сему меня довела.
Я французской версификации должен рублем, а
старинной российской поэзии всеми тысячью рублями.
Способ сложения стихов весьма есть различен по различию языков.
В.К. Тредиаковский
Василий Кириллович Тредиаковский – ученый-интеллигент, поэт-филолог, большой упрямец и чудак, человек, фанатично преданный делу распространения образования и наук в России. Он вполне бы мог быть идеальным положительным героем сатиры Кантемира “К уму своему”, если бы это произведение предполагало наличие такого персонажа. Он был одержим реформированием. “Язык словенский в нынешнем веке у нас очень темен, и многие его наши читая не разумеют”, – жаловался Тредиаковский. Он реформировал поэтический язык, поэтические жанры, но прежде и больше всего – правила стихосложения. Он первый приступил к созданию силлабо-тоники, стихотворной системы, так привычной теперь нашему слуху, системы, в которой с легкой руки Тредиаковского пишут стихи более девяти десятых русских поэтов.
К кому более благосклонна память потомков: к тому, кто первым выдвинул идею, или к тому, кто первым осуществил ее на практике? Гениальный современник Тредиаковского М.В. Ломоносов своим талантом затмил стихотворные опыты и научные открытия поэта-филолога. Историческая память бывает несправедлива: то, в чем первым был Тредиаковский, стали приписывать первенству Ломоносова. Как много совпадений в их биографиях! В девятнадцать лет Тредиаковский, сын небогатого священника, пешком отправился из Астрахани в Москву и за два года освоил курс наук в Славяно-греко-латинской академии. В родной Астрахани юноша уже успел перепросмотреть все книги, журналы и манускрипты, которые хранились в городских библиотеках и в миссионерстве католических монахов. По преданию, молодого человека, как небывалое по учености явление, привели показать Петру I и Дмитрию Кантемиру (отцу поэта), прибывшим в Астрахань. Петр, его экзаменовавший, остался весьма доволен. Та же легенда повествует, что император, приставив палец к челу юноши, сказал с одобрением: “Зело умен и в науках сведущ отрок”. Всю последующую жизнь останется Тредиаковский верен завету Петра служить просвещению россиян. Незадолго до смерти напишет: “Исповедую чистосердечно, что после истины, ничего другого не ценю дороже в жизни моей, как услужение, на честности и пользе основанное, досточтимым по гроб мною соотечественникам”.
Следующим походом за наукой была Голландия, где оказался любознательный молодой человек в 1725 году. В Гааге он прожил два плодотворнейших года, приобщаясь к новейшим открытиям в гуманитарных науках и литературе. Голландию отличала в то время свобода печати. Нигде так полно не мог бы ознакомиться русский ученый-литератор с новинками передовой мысли, в том числе и с запрещенными цензурой в других странах. Кроме того, Голландия лежала на пути к французской Сорбонне, лучшему европейскому университету. В 1727 году Тредиаковский наконец-то попадает в Париж и три года учится в знаменитой Сорбонне. Он вернется в Россию замечательно образованным человеком, усвоившим сам исследовательский пафос, творческий дух подлинной науки.
Еще учась в Сорбонне, молодой поэт начал переводить с французского языка на русский модный в Европе любовно-аллегорический роман Поля Тальмана “Езда в Остров Любви”. Сам выбор темы на фоне русского быта и морали той поры мог оказаться довольно смелым. Слово “любовь” в его светском, галантном, толковании все еще было если не под запретом, то сомнительным в нравоучениях церкви. Царь Петр первым пробил основательную брешь, проложив дорогу к современному толкованию этого слова. Женившись по любви на простой женщине не самого изысканного поведения, он подал пример воспринимать любовь как норму не только идеальных и духовных отношений, но земных, плотских. Сподвижник Петра Феофан Прокопович в день Святой Екатерины произносил сочиненную им проповедь “Крепка яко смерть любы” (то есть “крепка как смерть любовь”), славя Екатерину Алексеевну, жену Петра и будущую императрицу Екатерину I, ту самую простую женщину из низшего сословия, полюбившуюся императору.
Таким образом, уже сам выбор произведения для перевода отвечал новым веяниям и вкусам читающей публики первых десятилетий XVIII века. Но для молодого поэта едва ли не важнее оказалась возможность поэтического эксперимента при переводе. Его университетский учитель Роллен развивал в лекциях студентам теорию первенства в поэзии национального общеупотребительного языка над церковным схоластическим. Ученик воспринял эту идею и воплотил в поэтическую практику. Свою “Езду в Остров Любви” Тредиаковский издал, уже вернувшись в 1730 году в Россию. Книга имела большой и шумный успех. Внимание читателей было приковано к небывалому до той поры содержанию. Но для самого поэта столь же значимой была принципиальная новизна формы. Экспериментируя, он переводил тальмановский текст и прозой, и стихами, приноравливая поэтический слог к русской разговорной речи. В предисловии он заявлял, что имел цель перевести роман французского писателя “почти самым простым русским словом, то есть каковым мы меж собой говорим”. “Церковный” же слог, от которого решительно отказывался, пренебрежительно обозвал “глубокословной славенщизной”.
Нельзя не заметить, как близки здесь позиции Тредиаковского и Кантемира, как сходятся они во взглядах, утверждая в поэзии нормы разговорного русского языка. Однако, обновляя поэтический язык, Кантемир остановился перед стиховой преградой. Стихотворная форма его сатир так и осталась виршевой, силлабической. Тредиаковский продвинулся вперед и на этом пути. Переводя стихами фрагменты оригинала, поэт ощущал несостыковку силлабики (то есть слогового принципа стиха; syllabe значит слог) французского текста с нормами русского звучания. Сами по себе “французские вирши” хороши, но вот в русский “размер” никак не ложатся! Он признается в предисловии к своей книге: “Переводя вирши французские на наши, великую я трудность имел: ибо надлежало не потерять весьма разума французского сладости и силы, а всегда иметь русскую рифму”. Поиски “русской рифмы”, “русского размера” сделаются отныне главной заботой поэта-ученого.
Тредиаковский был по натуре очень неуживчивым человеком, предельно требовательным, придирчивым и к другим людям, и к себе. Успех сопутствовал его литературным дебютам – он был недоволен и раздражен. Чувствовал, что поставленная задача до конца не выполняется: “русский размер” не найден, метрический канон слогового (силлабического) стиха не соответствует новому содержанию произведений. Спустя много лет, вспоминая неудовлетворенность от своих ранних стихотворных опытов, он признавался: “По сочинении чего-нибудь, на какую пьесу ни посмотрю, вижу, что она не состоит стихами, но точно странными прозаическими строчками”. Нужно было преодолеть этот “прозаизм” силлабики в русском стихе: метрическую норму стиха приспособить к ритмическим особенностям русской речи, к плавному движению русских слов с их незакрепленностью ударения на одном определенном слоге. Вот чем был озабочен Тредиаковский.
Здесь нам придется сделать небольшое теоретическое отступление, поясняющее разницу между метрической схемой стиха и его ритмикой. Что такое метр? Это строго закрепленные правила стиха, абсолютно точно воспроизведенные стихотворные размеры: ямб, хорей, дактиль и т.д. При автоматическом следовании этим правилам получаются стихи для прописей, образцовые и потому не живые (компьютерные стихотворения, например). А что такое ритм? Живой рисунок стиха, возникший на наших глазах, индивидуальные интонации, мелодические звучания с их неповторимыми подъемами, спадами, ускорениями и замедлениями. Ритм возникает благодаря нарушениям метра, отступлениям от него.
Поэзия – искусство древнее, и метр, лежащий в его основании, это, образно говоря, успевший застыть и окаменеть ритм. В силу своей застывшей формы, метр наполнен уже осуществившимся традиционным содержанием, потому он поддается и точному расчету, и точному изучению. Метр статичен как формальный инструмент поэзии. Ритм динамичен, он личностен, стихиен, малопредсказуем. В одной из стиховедческих работ находим такое определение: “Метр делает строение стиха предсказуемым, ритм эту предсказуемость ограничивает: ритмический повтор всегда более или менее неожиданен”. Один без другого метр и ритм в стихе непредставимы. Метр вне ритма оказывается лишь теорией, но и ритм вне метра не может обрести завершенную форму. Ритмическое движение стиха ориентируется на метрическую схему и одновременно ее преодолевает. Любое поэтическое произведение начинается с противоборства, а нередко – острого конфликта метра и ритма. В этом и заключается смысл рождения поэтического художественного образа.
Но вернемся к Тредиаковскому. Человек редкой учености, он сумел сопоставить различные системы стихосложения и пришел к выводу, что наиболее удачны те из них, которые полнее соответствуют природному национальному языку и речи. Вот тогда он и обратился к народной русской песне. Стиховая ее форма держится, как известно, на принципе ударности, или тоники (tonos в переводе с греческого и есть ударение). Строки обретают звучание стихов благодаря симметричному расположению в них мелодических ударений:
Продирижируем строки этой народной песни – отчетливо уловим по три тона-ударения в каждой строке.
Говорят, что все гениальное просто. Реформируя русский стих, Тредиаковский, казалось бы, догадался всего-навсего соединить принцип силлабики, господствующий в книжной виршевой поэзии, с принципом тоники, лежащим в основании русской народной поэзии. Названия же размеров стиха, преобразованного им теперь из силлабического в силлабо-тонический, он перенес из античного стихосложения. Силлабо-тоническая форма оказалась для русского слуха более приемлемой. Она приводила в гибкую и гармоничную систему свободу ударений в русской речи. Кроме того, многообразные взаимосвязи двух ее основополагающих начал (количества слогов и количества ударений в строке) открывали богатые возможности для ритмической организации поэтических произведений.
14 мая 1735 года был историческим днем для судьбы русского стихотворства. На заседании Академии наук Тредиаковский выступил с докладом, посвященным реформированию современной ему русской поэзии. Была предложена обширная программа литературных реформ, касающихся языка, стиля и жанров поэзии, – и все это имело отношение к новому способу стихосложения. В трактате “Новый и краткий способ к сложению российских стихов” не только были разработаны новые правила стихосложения, но предлагались поэтические образцы каждого из жанров, выполненные по этим правилам. Сонеты, рондо, сапфические строфы, псалмы, оды и т.д. были здесь представлены. Особенно интересными оказались любовные песенки из цикла “Стихи на разные случаи”. Это небольшие печальные стихотворения, предвосхищающие ставший чуть позднее таким популярным жанр элегии. “Стихи о силе любви”, “Прошение любви”, “Плач одного любовника” и другие несколько неуклюжи в выражении чувства. Но именно в этой, элегической, зоне опытов поэта сказались прямые связи литературного стиха и русской народной песни.
Тредиаковский, вероятно, больше все-таки представлял себя ученым, чем поэтом, когда предлагал “учебные образцы” разных жанров одновременно на русском и на французском языках. И так получалось, что элегические русские стихотворения оказывались принципиально в ином жанрово-стилевом ряду, чем одноименные элегические стихи на французском языке. Экспериментируя таким образом, поэт-филолог постигал истину, что национальная стихия языка и речи должна определять способ стихосложения. Интуитивно Тредиаковский шел верным путем. Сочиняя по-русски любовные песенки-элегии, он вводил их в ритмический контекст национальной поэзии: приноравливая к нормам русской грамматики, искал для выражения мысли интонационно-ритмические соответствия. А соотносились они теперь не с традиционным виршевым кантом, а с романсом и песней, и это было едва ли не самым главным. Сравнивая французские и русские образцы, Тредиаковский сделал окончательное заключение: “Материя всем языкам в свете общая есть вещь, но способ сложения стихов весьма есть различен по различию языков”.
1730-е годы оказались самыми счастливыми в творческой биографии Тредиаковского. В последующие десятилетия, вплоть до самой своей кончины, он продолжает неустанно и кропотливо работать, все свое время посвящая литературным и научным трудам. Но прежнего успеха уже не имеет. Он переводит романы западных писателей (его “Аргенида”, “Тилемахида”), не оставляя и здесь попыток экспериментировать. Берется за огромный исторический труд: перевод “Древней истории” и “Римской истории” своего учителя по Сорбоннскому университету Шарля Роллена. В тридцати переведенных им томах предлагает читателю, по существу, энциклопедию знаний по истории античного мира. Герои рассказов и повестей русских писателей читают “Историю” Роллена в переводе Тредиаковского, учатся по ней. Столкнувшись с этим фактом в произведениях А.С. Пушкина, вспомним, что это за “История” и какой великий труженик переводил ее для россиян. В римских республиканцах Тредиаковский находил черты, созвучные его собственному характеру: прямолинейному, независимому, непреклонному. За несколько лет до смерти тяжело больной, всеми осмеянный за упрямство и чудачества, полунищий поэт с гордостью и достоинством скажет: “Всемогущему слава! по окончании Греческой истории Роллена вижу, что переведен и напечатан не только первый том его же Римской истории, но уже и второй. Однако осталось еще ее четырнадцать томов. У меня хоть и есть еще силы, чтобы и их перевести, но нет уже средств к их напечатанию, сколь ни крайне желаю не прейти в неминуемую вечность без этой второй услуги дражайшему отечеству”.
► Читайте также другие темы главы II:
► Перейти к оглавлению книги Русская поэзия XVIII века
Но вернемся к Тредиаковскому. Человек редкой учености, он сумел сопоставить различные системы стихосложения и пришел к выводу, что наиболее удачны те из них, которые полнее соответствуют природному национальному языку и речи. Вот тогда он и обратился к народной русской песне. Стиховая ее форма держится, как известно, на принципе ударности, или тоники (tonos в переводе с греческого и есть ударение). Строки обретают звучание стихов благодаря симметричному расположению в них мелодических ударений:
Личная жизнь
Сведений о семье Василия Кирилловича сохранилось очень мало. Известно лишь, что 12 ноября 1742 года он женился на Марье Филипповне Сибилевой, дочери протоколиста Оренбургской комиссии. Впоследствии у них родился сын Лев, будущий рязанский, ярославский и смоленский губернатор.
Итак, литературную войну Тредиаковский проиграл, но его поджидал ещё один жестокий удар: в марте 1751 Ломоносова производят в коллежские советники с годовым окладом в 1200 рублей. В ответ на своё прошение о повышении жалованья поверженный поэт получает отказ.
Мемория. Василий Тредиаковский
5 марта (22 февраля) 1703 года родился поэт Василий Тредиаковский.
Личное дело
Василий Кириллович Тредиаковский (1703 – 1769) родился в Астрахани в семье священника. Учился в школе, где преподавали монахи-католики, а обучение велось на латыни. После окончания школы по воле отца должен был стать священником, но бежал в Москву и поступил в Славяно-греко-латинскую академию. За успехи в учебе был отправлен в Академию наук в Санкт-Петербурге, откуда вскоре самовольно уехал учиться за границу. Попал сначала в Голландию, а затем пешком добрался до Парижа, где обучался на богословском факультете Сорбонны, также изучал риторику, математику и философию. В совершенстве овладел французским языком, начал писать русские и французские стихи, познакомился с французской литературой. В Париже Тредиаковского материально поддерживал русский посол Александр Куракин.
Получив в Париже степень магистра, Василий Тредиаковский вернулся на родину в 1730 году. Был определен в Академию наук студентом, с 1733 года стал секретарем Академии наук, а в 1745 году по именному указу сделан профессором красноречия. Стал первым русским на данной должности. Одновременно занялся литературным творчеством, издав перевод галантно-любовного романа Поля Тальмана «Езда в остров любви» с приложением собственных стихов на русском, французском и латыни. Роман сделал Тредиаковского модным литератором, хотя духовенство и обвиняло его в развращении молодежи. Популярным стихотворением Тредиаковского стало «Стихи похвальные России».
В Академии наук весной 1735 года Василий Тредиаковский выступил с докладом о том, как «привесть в порядок» искусство стихосложения, а в конце того же года завершил трактат «Новый и краткий способ к сложению российских стихов с определениями до сего надлежащих знаний». Суть реформы русского стиха, предложенной Тредиаковским, заключалась в переходе от чисто силлабического стихосложения к силлабо-тоническому. В приложении к трактату были примеры всех возможных в то время стихотворных жанров: оды, любовной элегии, мадригала, рондо, эпистолы сонета и других. Позднее Тредиаковский выпустил дополненное издание трактата (1752), а также другой труд по теории стихосложения – «О древнем, среднем и новом стихотворении российском» (1755).
Всю жизнь Тредиаковский неустанно работал, издавая как собственные сочинения, так и переводы. Соперничал с другими поэтами – Сумароковым и Ломоносовым. Все трое писали в адрес друг друга колкие эпиграммы и всячески критиковали в статьях, хотя порой и примирялись. Во многом из-за Сумарокова, придумавшего для Тредиаковского прозвища Тресотин и Сотин (от французского слова, означающего «дурак»), Тредиаковский получил репутацию бездарного стихотворца. Но и Тредиаковский за словом в карман не лез, адресовав Сумарокову, например, такую эпиграмму: «Когда, по-твоему, сова и скот уж я, / То сам ты нетопырь и подлинно свинья».
Одновременно Тредиаковский выполнял обязанности придворного поэта, сочиняя оды по случаю важных событий в жизни императорской семьи, другие стихотворения и готовя переводы с итальянского оперных либретто и пьес. В 1740 году ему было поручено сочинить стихи к знаменитой шутовской свадьбе в Ледяном доме. Кабинет-министр Артемий Волынский остался недоволен стихами и лично избил Тредиаковского, а после поэт был арестован, вторично избит слугами Волынского и принужден в одну ночь сочинить и выучить наизусть новые стихи. Когда Тредиаковский отправился жаловаться на самоуправство Волынского Бирону, Волынский, встретившись с ним в приемной Бирона, вновь его побил. Тредиаковский долго болел после избиения и, не надеясь уже поправиться, написал завещание, в котором распоряжался передать все свое собрание книг в академическую библиотеку. Но Тредиаковский выжил, а Волынский, интриговавший против Бирона, потерпел поражение и в том же году был казнен.
В 1759 году Тредиаковский оставил службу в Академии наук и занялся исключительно литературной и переводческой деятельностью. В частности, перевел труды Шарля Роллена «Древняя история» в 9 томах и «Римская история» в 16 томах. Когда в 1747 пожар уничтожил девять уже переведенных им томов, Тредиаковский был вынужден перевести их заново. К трудам Роллена он написал «Предуведомления от трудившегося в переводе», где излагал свои переводческие принципы. Также, среди переведенных Тредиаковским книг «История о римских императорах» Ж.-Б. Кревье, политико-аллегорический роман «Аргенида» Беркли, стихотворный трактат Буало «Поэтическое искусство», «Послание к Пизонам» Горация и многое другое. Большинство переводимых им трудов издавал за собственный счет, хотя жил в бедности. В 1766 году написал поэму «Телемахида» (перевод «Похождений Телемаха» Франсуа Фенелона). Так как поэма не понравилась лично Екатерине II, современники отнеслись к ней насмешливо. В последние годы жизни Тредиаковский тяжело болел, но не переставал работать. Умер Василий Тредиаковский в Петербурге 6 (17) августа 1769 года.
Чем знаменит
Василий Тредиаковский стал инициатором самой масштабной реформы в русской поэзии, определившей путь ее развития на долгие годы вперед. Если ранее русские стихи были силлабическими, то есть в стихотворной строке содержалось определенное количество слогов, а расположение ударений считалось неважным, то отныне в поэзию вошли силлабо-тонические стихотворные размеры, где учитывалось количество и расположение ударных слогов. Ломоносов, второй автор реформы, был знаком с трактатом Тредиаковского и взял его с собой, отправляясь в Германию, где сам сочинил «Письмо о правилах российского стихотворства», предложив аналогичные нововведения. При этом Ломоносов не упомянул о первом опыте Тредиаковского. Вкладом Ломоносова в русскую силлабо-тонику стало введение новых размеров (Тредиаковский предлагал исключительно хорей).
О чем надо знать
В 1741 году, в момент одного из перемирий трех поэтов-соперников, Тредиаковский, Сумароков и Ломоносов, издали общий сборник «Три оды парафрастическия псалма 143, сочиненные через трех стихотворцев, из которых каждый одну сочинил особливо». Парафрастическими стихами именовались тогда переложения прозаических произведений. Каждый из поэтов предложил свой стихотворный вариант библейского псалма. Тредиаковский писал хореем, Сумароков и Ломоносов – ямбом. Стихи не были подписаны, поскольку, как писали авторы, «знающие их свойство и дух тотчас узнают сами, которая ода через которого сложена».
Прямая речь
«Сей муж был великого разума, многого учения, обширного знания и беспримерного трудолюбия; весьма знающ в латинском, греческом, французском, итальянском и в своем природном языке; также в философии, богословии, красноречии и в других науках. Полезными своими трудами приобрел себе бессмертную славу и первый в России сочинил правилы нового российского стихосложения, много сочинил книг, а перевел и того больше, да и столь много, что кажется невозможным, чтобы одного человека достало к тому столько сил; ибо одну древнюю Ролленову историю перевел он два раза, потому что первого перевода тринадцать томов и еще многие другие книги в бывший в его доме пожар совсем сгорели. Приложенная роспись всем его сочинениям и переводам послужит сему в доказательство. Но он не только что исправлял рачительно все по его чину должности, но и сверх того трудился в историческом собрании три года; отправлял многократно должность секретаря, будучи уже профессором, и в то же время читал лекции в Академическом университете и отправлял должность унтер-библиотекаря. Притом не обинуясь к его чести сказать можно, что он первый открыл в России путь к словесным наукам, а паче к стихотворству, причем был первый профессор, первый стихотворец и первый положивший толико труда и прилежания в переводе на российский язык преполезных книг».
Николай Новиков «Опыт исторического словаря о российских писателях»
«За Василия Тредьяковского, признаюсь, я готов с вами поспорить. Вы оскорбляете человека, достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей».
А. С. Пушкин в письме Лажечникову
«Тредьяковский был, конечно, почтенный и порядочный человек. Его филологические и грамматические изыскания очень замечательны. Он имел о русском стихосложении обширнейшее понятие, нежели Ломоносов и Сумароков. Любовь его к Фенелонову эпосу делает ему честь, а мысль перевести его стихами и самый выбор стиха доказывают необыкновенное чувство изящного. В «Тилемахиде» находится много хороших стихов и счастливых оборотов».
А. С. Пушкин «Путешествие из Москвы в Петербург»
10 фактов о Василии Тредиаковском
- Тредиаковский владел греческим, латинским, французским, итальянским и польским языками.
- Исторические анекдоты приписывают Василию Тредиаковскому авторство многих нелепых стихотворений, которых он на самом деле никогда не сочинял. Среди них якобы посвященная Екатерине II здравица «Будь здорова, как корова, плодовита, как свинья, и богата, как земля», а также такие стихи, как: «Екатерина Великая, о! Поехала в царское село», «Элефанты и леонты, и лесные сраки…» (то есть сороки), загадка «Стоит древесно, к стене примкнуто, поет чудесно, быв пальцем ткнуто».
- В 1750-х годах, когда публика холодно воспринимала стихи Тредиаковского, он опубликовал оду «Вешнее Тепло» анонимно, и она понравилась читателям и критикам.
- В «Эрмитажном этикете» императрицы Екатерины II установлено было шуточное наказание за легкую вину: «Если кто противу вышеписанного проступится, то по доказательству двух свидетелей, за всякое преступление должен выпить стакан холодной воды, не исключая того и дам, и прочесть страницу «Тилемахиды». А кто противу трех статей в один вечер проступится, тот повинен выучить шесть строк «Тилемахиды» наизусть»
- Среди малоизвестных трудов Тредиаковского есть «Пасхалия» (1747), где он предлагает свои новые математические расчеты для определения даты пасхи и других церковных праздников.
- Трактат Тредиаковского «Разговор между чужестранным человеком и российским об орфографии старинной и о всем, что принадлежит к сей материи…» стал одной из первых работ по фонетике русского языка.
- В филологических работах Василий Тредиаковский предлагал фантастические гипотезы об этимологии слов и географических названий, например, название Бельгия, по его мнению, появилось «от белизны обитателей сей страны», а название мифического племени амазонок – от слова «омужонки», то есть мужеподобные.
- Тредиаковский написал философский трактат «Слово о премудрости, благоразумии и добродетели». В нем предлагалась классификация философских дисциплин, где к пропедевтическим дисциплинам относились логика, онтология, арифметика, алгебра и история философии, в число «главнейших» теоретических дисциплин вошли: теология, ищущая рациональные доказательства бытия Бога, пневматология, исследующая отношения души и тела, и физика, изучающая причинно-следственные связи природного мира. В сферу «практической философии» включались нравственная философия, занимающаяся естественным правом, учение о добродетелях (этика) и «гражданская» философия, рассматривающая основные исторические типы общества и формы правления.
- Французские стихотворения Тредиаковского переводил на русский язык Михаил Кузмин.
- Тредиаковскому посвящены исторический роман Петра Алешковского «Арлекин», повести Юрия Нагибина «Беглец» и «Остров любви», а также стихотворный цикл Вадима Шефнера «Василию Тредиаковскому посвящается».
Материалы о Василии Тредиаковском
5 марта (22 февраля) 1703 года родился поэт Василий Тредиаковский.
7 фактов из биографии Василия Тредиаковского
Истории о литераторе, замешанном в дипломатических играх
Василий Кириллович Тредиаковский (1703 — 1769) — поэт, филолог, переводчик, один из основателей русского силлабо-тонического стихосложения. Долгое время его произведения считались образцом плохой поэзии, но уже во второй половине XIX века исследователи признали его вклад в развитие отечественной культуры.
Этот умный и блестяще образованный для своего времени человек был не только литератором. Его биография вполне могла бы стать сюжетом для исторического остросюжетного романа, перечислим лишь несколько наиболее примечательных фактов из нее.
Василий Тредиаковский родился в семье астраханского православного священника, но образование получил в католической латинской школе, основанной монахом ордена капуцинов Патрицием Миланским. В 1723 году будущий поэт был принят в Славяно-греко-латинскую академию, при этом непонятно, как ему удалось сбежать из Астрахани, ведь к тому моменту он уже был женат и не мог просто так покинуть семью.
Позже молодой Тредиаковский уехал Нидерланды, а затем учился во Франции, став студентом Сорбонны. До конца жизни он был близок к прокатолически настроенной части русского дворянства, что портило его образ в глазах современников.
Нет никаких свидетельств того, что за границей Тредиаковский держал экзамены на степень бакалавра — стесненное финансовое положение не позволяло ему сдавать экзамены, которые были платными. По этой же причине он не мог бывать в парижских салонах, и с культурой классицизма, которую «привез» в Россию, знакомился благодаря светским романам.
В биографии Тредиаковского множество белых пятен. Одно из них — его отъезд за границу. Каким образом молодой человек недворянского происхождения оказался среди дипломатов, близких к Петру I, и выехал в чужую страну, неизвестно.
Филолог и историк Борис Успенский объясняет это тем, что за границей на Василия Тредиаковского была возложена еще и миссия переговоров с янсенистами (представителями религиозного католического движения, признанного ересью), а также подготовка почвы для воссоединения церквей.
30 августа 1728 года Тредиаковский, с согласия правительства, передал Сорбонне церковнославянский перевод Библии и сочинений святых отцов.
Тредиаковский стал первым, кто заложил основу романного повествования в русской литературе. Вернувшись в Россию в 1730 году, он опубликовал свой перевод романа Поля Тальмана «Le voyage a l’ilе d’Amour» («Езда в остров Любви») — аллегорическое повествование о чувствах, на долгое время ставшее «путеводителем» в любовных делах.
«Езду в остров Любви» во многом можно спросмотреть революционной. Тредиаковский познакомил читателей с жанром французского галантного романа и противопоставил утонченную эротическую прозу грубоватой любовной лирике петровской эпохи.
Тредиаковский активно пытался построить придворную карьеру, однако не чиновничью, а именно литературную. Преподносил оды Анне Иоанновне и стал учителем русского языка для принца Антона Ульриха, жениха Анны Леопольдовны, а затем и президента Петербургской академии наук Кейзерлинга. Поэт пользовался своими связями, чтобы удержаться при дворе, но даже они не помогали ему во время «литературной войны» с Ломоносовым и Сумароковым.
Искать покровительства Тредиаковскому пришлось и среди представителей церкви, несмотря на то, что его отношения с православным духовенством были, мягко говоря, неровными. Однако и здесь изворотливый и ловкий вельможа нашел себе надежную опору. На долгое время его другом стал Феофан Прокопович, проповедник, один из ближайших сподвижников Петра I.
Печально известная Шутовская свадьба была одним из самых трагических эпизодов в жизни Тредиаковского. 4 февраля 1740 года его привезли к кабинет-министру Артемию Петровичу Волынскому, который избил поэта. После нескольких экзекуций литератор был вынужден написать оду по случаю бракосочетания и 6 февраля запросмотреть свое сочинение в шутовском наряде.
Исследователи полагают, что Тредиаковский не был случайной жертвой самоуправства, так как многие шуты Анны Иоанновны были католиками, в том числе и жених — князь Михаил Голицын. Возможно, корни такого отношения к нему стоит искать в его тесных связях с прокатолическим дворянством.
Эпизод свадьбы был описан самим Василием Кирилловичем в рапорте Академии от 10 февраля 1740 года, а также пересказан Иваном Лажечниковым в романе «Ледяной дом».
Василий Тредиаковский родился в семье астраханского православного священника, но образование получил в католической латинской школе, основанной монахом ордена капуцинов Патрицием Миланским. В 1723 году будущий поэт был принят в Славяно-греко-латинскую академию, при этом непонятно, как ему удалось сбежать из Астрахани, ведь к тому моменту он уже был женат и не мог просто так покинуть семью.
Краткая биография
Тредиаковский Василий Кириллович [22.2(5.3).1703, Астрахань, – 6(17).8.1768, Петербург], русский писатель. Родился в семье священника. Учился в Славяно-греко-латинской академии (1723 – 26) и в Сорбонне (1727 – 30). В 1730 напечатал перевод аллегорического французского романа П. Тальмана “Езда в остров Любви” с приложением своих любовных стихов; и то, и другое было написано “простым” русским слогом, что создало Тредиаковскому литературную популярность. С 1732 Тредиаковский переводчик при Академии наук; в 1745 – 59 академик (был уволен из-за столкновений с академическим начальством). Силлаботоническую систему стиха Тредиаковский предложил в трактате “Новый и краткий способ к сложению российских стихов” (1735). Реформа стихосложения, которую разрабатывал Тредиаковский, была построена на акцентной системе русского языка и во многом определила дальнейшее развитие русской поэзии. В 1748 опубликовал “Разговор об ортографии” – первый в русской науке опыт изучения фонетического строя русской речи; теорию поэтического перевода изложил в сборнике “Сочинения и переводы как стихами так и прозою” (т. 1 – 2, 1752), куда вошёл и его стихотворный перевод “Поэтического искусства” Буало. В сочинении “О древнем, среднем и новом стихотворении российском” (1755) Тредиаковский дал исторический очерк силлабической поэзии. Написал философскую поэму “Феоптия” (1750 – 1753). Перевёл ряд исторических книг и роман Ф. Фенелона “Приключения Телемаха” (опубликован в 1766 под названием “Тилемахида”) разработанным им особым стихотворным размером – русским гекзаметром, который позднее использовали Н. И. Гнедич и В. А. Жуковский. Стиховедческие изыскания Тредиаковского ценили А. Н. Радищев и А. С. Пушкин.
Древня размера стихом пою отцелюбного сына .
ТРЕДИАКОВСКИЙ ВАСИЛИЙ КИРИЛЛОВИЧ
(1703-1769) русский писатель
Обычно о Тредиаковском говорят как о ближайшем сподвижнике М.Ломоносова. Действительно, они прошли сходный путь к известности и славе. Однако это скорее объясняется тем, что они жили в одно и то же время. На самом деле Тредиаковский с Ломоносовым ожесточенно полемизировали друг с другом, не особенно стесняясь в выражениях.
Тредиаковский никогда не отличался такой широтой взглядов, как Ломоносов. Его интересы ограничивались лишь литературой. Для Ломоносова же занятия филологией были чем-то вроде увлечения в часы досуга.
Тредиаковский происходил из семьи небогатого астраханского священника, поэтому отец отдал его в духовное училище. Получив образование и женившись по требованию родителей, Василий, однако, не стал священником и, оставив жену, в 1723 году отправился в Москву, чтобы продолжить образование.
Ему повезло: благодаря хорошему знанию латыни он был принят в Славяно-греко-латинскую академию. Через несколько лет после него в Академию поступит и Ломоносов.
Тредиаковский успешно освоил все курсы, которые читались в Академии, причем преподаватели особенно отметили его знания по риторике и грамматике. Несколько месяцев он провел в Петербурге, желая продолжить образование в Академии наук, но не нашел там достойных учителей.
В 1726 году Тредиаковский самовольно покинул Петербург и с попутным судном отправился в Голландию. В Гааге он сумел добиться аудиенции у русского посла, который и помог ему добраться до Парижа.
Проучившись три года в Сорбонне. Тредиаковский вернулся в Россию. За границей он в совершенстве овладел несколькими иностранными языками, и теперь ему пришлось давать уроки, чтобы прокормиться, поскольку другого источника содержания у него не оказалось.
Несмотря на отличную аттестацию, полученную в Сорбонне, Тредиаковский довольно долго не мог найти себе места для службы в России. Ситуация изменилась после того, как он выпустил перевод французского романа «Езда на остров любви», куда вставил стихотворения собственного сочинения. Это был первый любовный роман, ставший доступным русскому читателю.
Однако главная новизна книги заключалась вовсе не в том, что Тредиаковский ярко рассказал о любовных переживаниях героев. Читателя в первую очередь привлекало отсутствие каких-либо умолчаний и достаточно скабрезные стихи. Поэтому, несмотря на то что Тредиаковский и сам не очень высоко оценивал это сочинение, оно принесло ему популярность. Он был принят в Академию наук на должность переводчика.
С 1732 года Тредиаковский живет в Петербурге и занимается различной литературной деятельностью: пишет заказные стихи, готовит учебные курсы для студентов по поэтике и стихосложению, которые в конце концов привели писателя к мысли изменить систему русского стихосложения.
В 1735 году Тредиаковский выпустил книгу «Новый и краткий способ к сложению российских стихов». Эта книга сразу же стала объектом ожесточенных споров как со стороны ученых-немцев, так и М.Ломоносова, который тотчас же увидел в Тредиаковском своего конкурента на литературном поприще.
Поэтому они и вступили в своеобразную полемику друг с другом. Для этого Ломоносов составил «Пространное письмо о правилах российского стихотворства».
Опираясь на опыт Тредиаковского, он нигде не назвал его имени и предложил собственную систему. Она оказалась более удачной и гибкой, чем сложная силлабо-тоническая система Тредиаковского.
Дело в том, что Тредиаковский основывался только на чередовании ударных и безударных слогов, не обращая внимания на рифму. Ломоносов же разработал стройную систему стихотворных размеров и правила рифмовки.
Отметим, что характер у Тредиаковского был резкий и желчный, поэтому на выступление Ломоносова он не замедлил ответить едкой эпиграммой.
Не лучше сложились у него отношения с другим крупным поэтом и драматургом — А.Сумароковым, который его за глаза называл Тресотиниусом или просто Сотином (что в переводе с французского означало «дурак»). Последнее прозвище прилипло к Тредиаковскому надолго.
Ему приходилось испытывать нападки и похлеще. Однажды его избил всесильный вельможа Артемий Волынский. Он прослышал, что Тредиаковский намерен жаловаться герцогу Бирону на своих обидчиков. И тогда Волынский накинулся на поэта со своими офицерами и жестоко поколотил его.
Тогда поэту пришлось искать защиты у самой императрицы. Он сочинил мадригал в честь свадьбы шута в Ледяном доме и прочитал его во время торжественной церемонии. Императрице Анне Иоанновне стихи понравились, и она распорядилась наградить поэта. Правда, потом Волынский опять напал на него, причем избил так жестоко, что Тредиаковский был на грани смерти и даже написал завещание, в котором передавал всю свою библиотеку Академии наук.
В отличие от Ломоносова, он не обладал богатырским телосложением. Возможно, поэтому с ним и не считались. Между тем в 1745 году Тредиаковский стал академиком. На торжественной церемонии он произнес программное «Слово о богатом, различном и искусном витийстве», где впервые изложил свои идеи, касающиеся освобождения русского языка от славянизмов.
Через три года после этого события Тредиаковский публикует еще одну работу, связанную с преобразованием языка, — небольшую книжку «Разговор об орфографии», где также впервые дает систематизированное изложение русской фонетики.
Если в общественной и политической жизни Тредиаковскому доставались чаще шишки и побои, то семейная жизнь, напротив, складывалась у него удачно. Правда, он был счастлив только во втором браке, в котором у него родился сын Лев.
В 1759 году Тредиаковский был уволен и целиком сосредоточился на переводах. Жена создавала ему все условия для работы, поэтому поэт писал дома, где собрал огромную по тем временам библиотеку. Наряду с заказными стихами Тредиаковский ежедневно работал над своей главной книгой — поэмой «Телемахида». Это был свободный стихотворный перевод романа французского писателя Ф.Фенелона.
Поэма была опубликована в 1766 году. Известно, что Екатерина II отнеслась к ней сдержанно. Однако публикация принесла автору популярность. Отрывки из поэмы многие знали и читали наизусть, и даже А.Радищев ис пользовал один стих из нее в качестве эпиграфа к «Путе шествию из Петербурга в Москву».
Популярность Тредиаковскому уже по сути дела была не нужна, поскольку в это время он никуда не выезжал, а немногим более чем через год умер.
В 1759 году Тредиаковский был уволен и целиком сосредоточился на переводах. Жена создавала ему все условия для работы, поэтому поэт писал дома, где собрал огромную по тем временам библиотеку. Наряду с заказными стихами Тредиаковский ежедневно работал над своей главной книгой — поэмой «Телемахида». Это был свободный стихотворный перевод романа французского писателя Ф.Фенелона.
Тредиаковский Василий Кириллович
(1703-1769) русский писатель
Обычно о Тредиаковском говорят как о ближайшем сподвижнике М. Ломоносова. Действительно, они прошли сходный путь к известности и славе. Однако это скорее объясняется тем, что они жили в одно и то же время. На самом деле Тредиаковский с Ломоносовым ожесточенно полемизировали друг с другом, не особенно стесняясь в выражениях.
Тредиаковский Василий Кириллович никогда не отличался такой широтой взглядов, как Михаил Ломоносов. Его интересы ограничивались лишь литературой. Для Ломоносова же занятия филологией были чем-то вроде увлечения в часы досуга.
Василий Тредиаковский происходил из семьи небогатого астраханского священника, поэтому отец отдал его в духовное училище. Получив образование и женившись по требованию родителей, Василий, однако, не стал священником и, оставив жену, в 1723 году отправился в Москву, чтобы продолжить образование.
Ему повезло: благодаря хорошему знанию латыни он был принят в Славяно-греко-латинскую академию. Через несколько лет после него в Академию поступит и Ломоносов.
Василий Тредиаковский успешно освоил все курсы, которые читались в Академии, причем преподаватели особенно отметили его знания по риторике и грамматике. Несколько месяцев он провел в Петербурге, желая продолжить образование в Академии наук, но не нашел там достойных учителей.
В 1726 году Тредиаковский самовольно покинул Петербург и с попутным судном отправился в Голландию. В Гааге он сумел добиться аудиенции у русского посла, который и помог ему добраться до Парижа.
Проучившись три года в Сорбонне, Василий Кириллович Тредиаковский вернулся в Россию. За границей он в совершенстве овладел несколькими иностранными языками, и теперь ему пришлось давать уроки, чтобы прокормиться, поскольку другого источника содержания у него не оказалось.
Несмотря на отличную аттестацию, полученную в Сорбонне, Тредиаковский довольно долго не мог найти себе места для службы в России. Ситуация изменилась после того, как он выпустил перевод французского романа «Езда на остров любви», куда вставил стихотворения собственного сочинения. Это был первый любовный роман, ставший доступным русскому читателю.
Однако главная новизна книги заключалась вовсе не в том, что Василий Тредиаковский ярко рассказал о любовных переживаниях героев. Читателя в первую очередь привлекало отсутствие каких-либо умолчаний и достаточно скабрезные стихи. Поэтому, несмотря на то что Тредиаковский и сам не очень высоко оценивал это сочинение, оно принесло ему популярность. Он был принят в Академию наук на должность переводчика.
С 1732 года Василий Тредиаковский живет в Петербурге и занимается различной литературной деятельностью: пишет заказные стихи, готовит учебные курсы для студентов по поэтике и стихосложению, которые в конце концов привели писателя к мысли изменить систему русского стихосложения.
В 1735 году Тредиаковский выпустил книгу «Новый и краткий способ к сложению российских стихов». Эта книга сразу же стала объектом ожесточенных споров как со стороны ученых-немцев, так и М. Ломоносова, который тотчас же увидел в Тредиаковском своего конкурента на литературном поприще.
Поэтому они и вступили в своеобразную полемику друг с другом. Для этого Ломоносов составил «Пространное письмо о правилах российского стихотворства». Опираясь на опыт Василия Кирилловича Тредиаковского, он нигде не назвал его имени и предложил собственную систему. Она оказалась более удачной и гибкой, чем сложная силлабо-тоническая система Тредиаковского.
Дело в том, что Тредиаковский основывался только на чередовании ударных и безударных слогов, не обращая внимания на рифму. Ломоносов же разработал стройную систему стихотворных размеров и правила рифмовки.
Отметим, что характер у Василия Тредиаковского был резкий и желчный, поэтому на выступление Ломоносова он не замедлил ответить едкой эпиграммой.
Не лучше сложились у него отношения с другим крупным поэтом и драматургом — Александром Сумароковым, который его за глаза называл Тресотиниусом или просто Сотином (что в переводе с французского означало «дурак»). Последнее прозвище прилипло к Тредиаковскому надолго.
Ему приходилось испытывать нападки и похлеще. Однажды его избил всесильный вельможа Артемий Волынский. Он прослышал, что Василий Тредиаковский намерен жаловаться герцогу Бирону на своих обидчиков. И тогда Волынский накинулся на поэта со своими офицерами и жестоко поколотил его.
Тогда поэту пришлось искать защиты у самой императрицы. Он сочинил мадригал в честь свадьбы шута в Ледяном доме и прочитал его во время торжественной церемонии. Императрице Анне Иоанновне стихи понравились, и она распорядилась наградить поэта. Правда, потом Волынский опять напал на него, причем избил так жестоко, что Тредиаковский был на грани смерти и даже написал завещание, в котором передавал всю свою библиотеку Академии наук.
В отличие от Ломоносова, он не обладал богатырским телосложением. Возможно, поэтому с ним и не считались. Между тем в 1745 году Василий Кириллович Тредиаковский стал академиком. На торжественной церемонии он произнес программное «Слово о богатом, различном и искусном витийстве», где впервые изложил свои идеи, касающиеся освобождения русского языка от славянизмов.
Через три года после этого события Тредиаковский публикует еще одну работу, связанную с преобразованием языка, — небольшую книжку «Разговор об орфографии», где также впервые дает систематизированное изложение русской фонетики.
Если в общественной и политической жизни Василию Тредиаковскому доставались чаще шишки и побои, то семейная жизнь, напротив, складывалась у него удачно. Правда, он был счастлив только во втором браке, в котором у него родился сын Лев.
В 1759 году Василий Тредиаковский был уволен и целиком сосредоточился на переводах. Жена создавала ему все условия для работы, поэтому поэт писал дома, где собрал огромную по тем временам библиотеку. Наряду с заказными стихами Тредиаковский ежедневно работал над своей главной книгой — поэмой «Телемахида». Это был свободный стихотворный перевод романа французского писателя Ф. Фенелона.
Поэма была опубликована в 1766 году. Известно, что Екатерина II отнеслась к ней сдержанно. Однако публикация принесла автору популярность. Отрывки из поэмы многие знали и читали наизусть, и даже Александр Радищев использовал один стих из нее в качестве эпиграфа к «Путешествию из Петербурга в Москву».
Популярность Василию Тредиаковскому уже по сути дела была не нужна, поскольку в это время он никуда не выезжал, а немногим более чем через год умер.
Тогда поэту пришлось искать защиты у самой императрицы. Он сочинил мадригал в честь свадьбы шута в Ледяном доме и прочитал его во время торжественной церемонии. Императрице Анне Иоанновне стихи понравились, и она распорядилась наградить поэта. Правда, потом Волынский опять напал на него, причем избил так жестоко, что Тредиаковский был на грани смерти и даже написал завещание, в котором передавал всю свою библиотеку Академии наук.
Василий Кириллович Тредиаковский
Васи́лий Кири́ллович Тредиако́вский (Тредьяковский) (22 февраля (5 марта) 1703 года, Астрахань — 6 августа 1769 года, Санкт-Петербург) — известный русский учёный и поэт XVIII века.
В 1726 году Тредиаковский, не кончив курса в Академии, отправился в Голландию и пробыл два года в Гааге. Ему приходилось бедствовать за границей: его просьба в Россию «определить годовое жалованье» для окончании богословских и философских наук не была уважена, потому что он числился бежавшим из Академии. В Париже, куда он явился «шедши пеш за крайней уже своей бедностию», он учился в Сорбонне математическим и философским наукам, слушал богословие, принимал участие в публичных диспутах.
ТРЕДИАКОВСКИЙ, ВАСИЛИЙ КИРИЛЛОВИЧ
ТРЕДИАКОВСКИЙ, ВАСИЛИЙ КИРИЛЛОВИЧ (1703–1769), русский поэт, переводчик. Родился 22 февраля (5 марта) 1703 в Астрахани в семье священника. В детстве был отдан в школу католических монахов-капуцинов, в которой обучение велось на латыни. Из Астрахани в 1723 сбежал в Москву, где поступил в Московскую славяно-греко-латинскую академию. Однако учение в ней не удовлетворило Тредиаковского, и в 1727 он сбежал в Голландию, откуда пешком перебрался в Париж. В Париже обучался в Сорбонне математическим, философским и богословским наукам. В 1730 вернулся в Петербург.
Первым значительным произведением, изданным Тредиаковским по возвращению в Россию, был перевод романа П.Тальмана Езда в остров Любви (1730). Кроме перевода в книге были представлены оригинальные стихи Тредиаковского на русском, французском и латинском языках. Поэт весьма трепетно отнесся к реакции публики на свою книгу. В целом она была доброжелательной, хотя некоторые ханжи из числа духовных лиц называли его развратитетелем русской молодежи. Тредиаковского представили императрице Анне Иоанновне, он получил звание придворного поэта, переводчика, а затем и академика Российской Академии наук.
Однако житейский успех поэта был недолгим. В 1735 он был обвинен в том, что своей песней по случаю коронации императрицы уронил ее высочайший титул. В 1740 Тредиаковский пережил глубокое потрясение. Министр Волынский потребовал, чтобы поэт написал стихи для шутовской свадьбы в Ледяном доме. Недовольный реакцией Тредиаковского на это поручение, Волынский избил его и приказал высечь. Духовенство обвинило поэта в атеизме. После всех этих событий мечтой Тредиаковского стали покой и уединение, в которых он мог бы спокойно работать.
В 1735 Тредиаковский издал трактат Новый и краткий способ к сложению российских стихов с определением до сего надлежащих знаний. В этой работе он изложил систему литературных жанров классицизма и дал первые в русской поэзии образцы сонета, рондо, мадригала, оды. Кроме того, Тредиаковский положил начало реформе русского стихосложения. Он указал на то, что способ сложения стихов зависит от природных свойств языка. Поскольку в русском стихе ударение не закреплено за определенным слогом, то силлабика, пригодная для языка с постоянным ударением, русскому стихосложению не подходит. В качестве примера Тредиаковский привел народную поэзию. Однако Тредиаковский накладывал на силлабо-тоническую систему ряд ограничений, против которых выступил М.В.Ломоносов в своем Письме о правилах российского стихотворства (1739).
Тредиаковскому принадлежат еще несколько литературно-теоретических трактатов: Рассуждение об оде вообще, Предъизъяснение об ироической пииме, Рассуждение о комедии вообще и др., в которых разрабатывались приемы классицизма. В основе этих работ лежали принципы книги Н.Буало Поэтическое искусство, которую Тредиаковский перевел в 1752. Подражанием Буало была и одна из наиболее известных од Тредиаковского Ода торжественная о сдаче города Гданска (1734). Стремясь дать образцы различных поэтических жанров, он написал философскую поэму Феоптия (1750–1753) и стихотворное переложение Псалтири, перевел политико-аллегорический латинский роман шотландского писателя Дж.Барклая Аргенида (1751).
В 1766 Тредиаковский издал одно из самых известных своих сочинений – стихотворный перевод с французского романа Ф.Фенелона Приключения Телемака, получивший название Тилемахида (16 тыс. строк). Проза была переведена гекзаметром, Тредиаковский ввел в текст собственное вступление и существенно переработал стиль автора.
Издание Тилемахиды произошло вскоре после воцарения Екатерины II. Екатерина усмотрела в поэме намеки на собственное царствование, и Тилемахида стала предметом насмешек и издевательств. По свидетельству современников, при дворе было установлено наказание: за легкую вину – выпить стакан холодной воды и прочесть из Тилемахиды страницу, а при большей провинности – выучить шесть строк из поэмы. В противоположность расхожим представлениям о Тилемахиде, закрепившимся в обществе, А.Пушкин впоследствии писал: «Тредьяковский был, конечно, почтенный и порядочный человек. Его филологические и грамматические изыскания очень замечательны. Он имел в русском стихосложении обширнейшее понятие, нежели Ломоносов и Сумароков. Любовь его к Фенелонову эпосу делает ему честь, а мысль перевести его стихами и самый выбор стиха доказывают необыкновенное чувство изящного. В Тилемахиде находится много хороших стихов и счастливых оборотов».
Трудолюбие Тредиаковского было поразительным. Его стихотворные произведения составляют десятки тысяч строк, переводы – десятки томов. Более 20 лет он посвятил переводу Древней истории (10 тт., 1749–1762) и Римской истории (16 тт., 1761–1767) Ш.Роллена, лекции которого слушал в Сорбонне. Когда в 1747 пожар уничтожил 9 переведенных им томов, он перевел их заново. Перевел также Историю о римских императорах Ж.-Б.Кревье (4 тт., 1767–1769). Истории Роллена были изданы Тредиаковским с обширными Предуведомлениями от трудившегося в переводе, в котором он изложил свои переводческие принципы; многие из них не оспариваются и современной теорией перевода. Все эти труды, по которым учились несколько поколений россиян, были напечатаны Тредиаковским в основном за свой счет, несмотря на «крайности голода и холода с женою и детьми», которые он испытывал.
В 1759 Тредиаковский был уволен из Академии наук. В 1768 его настигла тяжелая болезнь: отнялись ноги. Несмотря на это, в 1760-е годы Тредиаковский продолжал трудиться над переводами и собственными сочинениями.
Значение Тредиаковского для русской поэзии очень велико. Ему не соответствует поверхностное суждение В.Белинского о том, что «Тредьяковский с его бесплодною ученостию, с его бездарным трудолюбием, с его схоластическим педантизмом, с его наудачными попытками усвоить русскому стихотворству правильные тонические размеры и древние гекзаметры» якобы ничего не сделал для русской литературы.
Полемика с Ломоносовым привела к созданию новой системы русского стихосложения, названной системой Ломоносова – Тредиаковского. Просветитель Н.Новиков писал о Тредиаковском: «Сей муж был великого разума, многого учения, обширного знания и беспримерного трудолюбия; весьма знающ в латинском, греческом, французском, итальянском и в своем природном языке; также в философии, богословии, красноречии и в других науках. Полезными своими трудами приобрел себе бессмертную славу». А.Радищев считал, что «Тредиаковского выроют из поросшей мхом забвения могилы».
Философские взгляды Тредиаковского выражены в трактате Слово о премудрости, благоразумии и добродетели. В этой работе он демонстрирует основательное знакомство с традицией европейской философии, как древней (Платон, Аристотель), так и новой (Р.Декарт и Х.Вольф). К пропедевтическим философским дисциплинам Тредиаковский относил логику, онтологию, арифметику, алгебру и историю философии. К «главнейшим» теоретическим философским дисциплинам, с его точки зрения, относятся: теология, ищущая рациональные доказательства бытия Бога, пневматология, исследующая отношения души и тела, и, наконец, физика, изучающая причинно-следственные связи природного мира. В сферу «практической философии» входят нравственная философия, занимающаяся естественным правом, учение о добродетелях (этика) и «гражданская» философия, рассматривающая основные исторические типы общества и формы правления. Наилучшей формой политического правления Тредиаковский считал монархию.
Умер Тредиаковский в Петербурге 6 (17) августа 1769.
Первым значительным произведением, изданным Тредиаковским по возвращению в Россию, был перевод романа П.Тальмана Езда в остров Любви (1730). Кроме перевода в книге были представлены оригинальные стихи Тредиаковского на русском, французском и латинском языках. Поэт весьма трепетно отнесся к реакции публики на свою книгу. В целом она была доброжелательной, хотя некоторые ханжи из числа духовных лиц называли его развратитетелем русской молодежи. Тредиаковского представили императрице Анне Иоанновне, он получил звание придворного поэта, переводчика, а затем и академика Российской Академии наук.
ВАСИЛИЙ КИРИЛЛОВИЧ ТРЕДИАКОВСКИЙ (1703-1768)
Василий Кириллович Тредиаковский — сын астраханского священника, самовольно ушедший в Москву, учившийся в Славяно- греко-латинской академии и продолживший образование за границей в парижской Сорбонне; придворный поэт при Анне Иоанновне; первый в России профессор из русских, затем академик.
Поэтическое творчество Тредиаковского вначале, несомненно, развивалось в русле барокко («Стихи похвальные России», «Стихи похвальные Парижу», «Похвала Ижерской земле и царствующему граду Санкт-Петербургу», «Строфы похвальные поселянскому житию» и др.). Однако во Франции он глубоко изучил творчество французских классицистов (в эти годы воспринимавшееся как авторитетная норма) и их литературную теорию (сменившую на Западе более ранние трактаты теоретиков барокко), что затем отразилось на его личном творчестве.
Например, если Симеон Полоцкий, Феофан Прокопович и особенно Кантемир обычно парафразировали в своих текстах устно-разговорный паратаксис, то Тредиаковский на волне освоения приемов классицизма пережил явное увлечение теми специфическими возможностями, которые создает для развертывания семантики гипотаксис.
Вначале гипотактические приемы были ему в новинку, и он ими явно наслаждался. «Письменный» тип синтаксиса проявляет себя крайне «агрессивно», например, в его переводе «Езды в остров любви» Поля Тальмана (1730). «В синтаксисе текста, — подмечает исследователь конца XX в., — поражает богатство гипотактических построений» 1 . Важно, разумеется, что перед нами роман, написанный то стихами, то прозой: для гипотаксиса проза — лучшая питательная среда, а в подобном произведении структура стиха естественно «прозаизируется» на фоне своего иноструктурного «соседа».
Впрочем, Тредиаковский явно воспринимал принципы классицизма просто как одну из возможных в литературе «методик»: они импонировали ему своей изощренной филологической проработкой, он разобрался в них и кое-что навсегда взял для себя, но, вероятно, ригоризм и скованность классицизма все-таки были ему в основном чужды. С молодости привыкнув к «творческой свободе», стилистической раскрепощенности, сложному словосплетению, словесному «извитию», он обычно проявлял эти «барочные» качества и впоследствии — вплоть до знаменитой поэмы «Тилемахнда» (1766).
Вынял из тула он тогда, не медля, златого
Стрелу одну, у него из бывших, преострую ону;
Лук свой напряг, и хотел уж вонзить мне ту в перси.
Здесь буйство инверсий — словопорядок именно тот, который создал стихам Тредиаковского репутацию «темных» по смыслу (она часто верна как факт, но применительно к Тредиаковскому вряд ли верно, что «темное» непременно «плохое»). Сложный словопорядок имел свою мотивировку. Когда развитие художественной мысли диктовало поэту необходимость применить вместо прямого порядка слов «перевернутый» синтаксис (употребляем это выражение по аналогии с «перевернутой композицией»), он шел на это не задумываясь.
Отсюда же, по всей вероятности, так называемое «неумение или сознательное нежелание» Тредиаковского «подлинно связывать отдельные части фразы одним сложным интонационным единством. когда он отделяет один (или несколько) из второстепенных членов предложения и присоединяет его в самом конце фразы при помощи слов к тому же, также и, — например:
Эрата смычком, ногами Скачет, также и стихами —
Бледен зрак и суров, сверкающие очи Те же и впадши еще. ».
Это, по выражению С. М. Бонди, «любимый прием Тредиаковс- кого» [1] . Нельзя не заметить,что в данном конкретном случае оборот «также и» художественно мотивирован, ибо готовит после прямого по смыслу выражения «скачет ногами» неожиданный словесно-текстовой образ («скачет. стихами»).
Книга Тредиаковского «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» (1735) имеет огромное культурно-историческое значение. Несомненна пионерская роль Тредиаковского в реформировании национального стихосложения.
Он находчиво нашел замену долгим и кратким гласным древнегреческого языка — на чередовании которых были основаны античные хореи, ямбы и т. д. — в русских ударных и безударных гласных; он разработал, основываясь на свойствах нашего языка, национальное силлабо-тоническое стихосложение, объективно противопоставленное силлабике и вскоре ставшее стиховой системой появившихся в литературе русских классицистов, дружно его принявших; сам предпочитал хорей и ямбу и трехсложным размерам, пытался даже теоретически обосновать это личное пристрастие, на субъективность которого ему вскоре справедливо указал Ломоносов — своим «Письмом о правилах российского стихотворства» дополнив реформу стихосложения Тредиаковского.
Многие положения статей «О древнем, среднем и новом стихотворении российском», «Мнение о начале поэзии и стихов вообще» да и филологическая работа Тредиаковского в целом по сей день научно не устарели. Грандиозная переводческая деятельность Тредиаковского уникальна (десятитомная «Древняя история» Ролленя и его же шестнадцатитомная «Римская история», четырехтомная «История об императорах» Кревье, «галантный» роман-аллегория Поля Тальмана «Езда в остров любви», роман Иоанна Барклая «Аргенида» и др.). По Ролленю в его переводе учились в высших учебных заведениях России еще во второй половине XIX в.
Важнейшие поэтические произведения Тредиаковского — «Оды божественные», то есть стихотворные переложения (парафразисы) псалмов; оды «О сдаче города Гданска» (творческая переработка оды Буало на взятие Намюра), «Вешнее тепло» и др. К их числу можно отнести и «Парафразис вторыя песни Моисеевы». Это произведение с первых слов поражает величием найденной поэтом интонации:
Вонми, о! небо, и реку,
Земля да слышит уст глаголы:
Как дождь я словом потеку;
И снидут, как роса к цветку,
Мои вещания на долы.
Как туча падает на злак,
Или как иней где на сено,—
Господне имя есть мне в знак,
То мыслей призвано не в мрак;
Славь Бога всяко в нас колено.
Не будем забывать и то, что перед нами перевод, переложение (парафразис). Произведения такого рода нередко выглядят у других авторов в языковом и художественно-ассоциативном аспекте скованными, так как почти все силы переводчика «съедает» необходимость по возможности близкой передачи мыслей из подлинника (воспроизводимых обычно поверхностно-логически), чужого сюжета и т. п. У Тредиаковского же библейский текст в целом сохранился, но приобрел черты его личного писательского стиля — он органически освоен поэтом, пропущен сквозь призму его личности и излагается им внутренне раскрепощеннно.
Причем, еще раз подчеркнем, такая свобода обретена не за счет отступлений от смысла библейского Второзакония: поэт следует его 32-й главе достаточно пунктуально. Вот как выглядит в Библии текст, соответствующий приведенной цитате: «Внимай, небо, я буду говорить; и слушай, земля, слова уст моих. Польется как дождь, учение мое, как роса речь моя, как мелкий дождь на зелень, как ливень на траву. Имя Господа прославляю; воздайте славу Богу нашему» [2] .
Как видим, сверх канонического текста у Тредиаковского лишь смысловое уточнение: «То мыслей призвано не в мрак» — призвано не для того, чтобы помрачить сознание («то» в значении «оно» — имя Божие). Удачно выстроена в парафразисе строфика, редкая по типу
(строфа составлена пятью стихами с необычной организацией рифмовки — рифмуются первая, третья и четвертая строки).
Когда возникает потребность наглядно охарактеризовать присущее стихам Тредиаковского словесное своеобразие, на память, естественно, приходят имена В. Хлебникова, раннего Н. Заболоцкого. Профессор Тредиаковский глубоко и разносторонне владел изобразительными возможностями родного языка, в теоретических статьях своих и филологических трудах проявляя ясность ума и силу логики. Но в стихах он любил напряженную необычность словосочетания. У Тредиаковского все — метафора:
Весна румяная предстала!
Возникла юность на полях;
Весна тьму зимню облистала!
Красуйся все, что на землях:
Уж по хребтам холмисты горы Пред наши представляют взоры Не белый, с сыри падший, снег.
Но зелень, из среды прозябшу,
А соков нову силу взявшу;
Раскован лед на быстрый бег.
Вешнее тепло, 1756
В таком ошеломляюще странном словопостроении проступает, однако, железная система — Василий Тредиаковский странен не от неумения и не от чудачества, а оттого, что у него необычный стиль. Как только он вступает в сферу художественной условности, начинает складывать стихи, он переходит с обычного языка на своего рода «высокое косноязычие».
У вышеупомянутых Хлебникова и Заболоцкого данная черта также представлена весьма выразительно, хотя, естественно, у каждого из них по-своему, по-иному (например, у Заболоцкого периода 20—30-х гг. «косноязычная» речевая образность почти неизменно напитана иронией).
Тредиаковский не ироничен. Если попытаться понять внутреннюю логику его личной творческой позиции, то можно сказать: он просто в стихах органически не может себе позволить обыденую ясность выражения, ибо стихи — не что-то обыденное, а поэзия. В них он неизменно переходит на особые напряженные «условнообразные» интонации, по которым сразу узнается едва ли не любое его поэтическое произведение.
В отличие от интонаций стихов того же Заболоцкого, эти интонации сам Тредиаковский далеко не всегда понимал как гротесковые или хотел сделать гротесковыми. В этом он подобен Хлебникову, «темнота» и странности слога которого иногда могут показаться даже курьезными. Но Хлебникова, его специфическое обращение с языком, поняли уже современники, а Тредиаковский в XIX в. многим казался просто неумелым стихотворцем — лишь филология XX в. вернула его поэзии доброе имя. Действительно, к его условному языку надо привыкнуть. В него необходимо упорно вникать:
Се ластовица щебетлива Соглядуема всеми есть;
О птичка свойства особлива!
Ты о весне даешь нам весть,
Как, вкруг жилищ паря поспешно,
Ту воспеваешь толь утешно:
Мы, дом слепляющу себе,
Из крупин, не в един слой, глинки И пролагающу былинки,
В восторге зрим, дивясь тебе.
Вешнее тепло
Тредиаковский ни за что не напишет «просто и безыскусно»: вот все любуются щебечущей ласточкой. Он непременно разрисует словами эту ситуацию, двигаясь мыслью как бы сразу в нескольких направлениях и создав словесную картину наподобие вышеприведенной, — картину по-барочному витиевато-громоздкую, но выписанную так с профессиональным художественным намерением. П. Брейгель, И. Босх, а также некоторые более поздние живописцы (например, примитивисты), сходным образом оперируя изобразительными средствами иного искусства, едва ли не сознавали свои творческие задачи аналогичным образом.
В истории пейзажной лирики сохранилось множество высказанных различными авторами банальностей на тему наступившей весны. Поэзия Тредиаковского, напротив, отличается неожиданностью взгляда на самые обычные явления природы. Поэт всюду сплетает многоцветную сеть словесно-смысловых связей:
Борей, ярившийся здесь свистом,
Уже замкнул свой буйный зев;
В дыхании теперь мы чистом;
Ревущих бурь не страшен гнев:
Зефиры тонки возвевают,
На розгах почки развивают,
Все в бодрость естество пришло!
Декабрьска лютость преминула,
Прохлада майская надхнула;
Исчез мраз и трескуче зло.
Вешнее тепло
Весьма интересны имеющиеся в приведенном фрагменте, но свойственные Тредиаковскому и в других случаях, приемы работы со звуковой фактурой языка — с одной стороны, изощренная и выглядящая вполне «современно» даже в начале XXI в. звукопись («Зефиры тонки возвевают, Нарозгахпочкиразвивают»), асдругой —упорное труднопроизносимое «сталкивание» друг с другом однотипных согласных («здеСь Свистом», а не, например, «тут свистом»).
Эпическая поэма «Тилемахида» — стихотворное переложение французского романа Франсуа Фенелона «Похождения Телемака» (для этого переложения Тредиаковским-новатором применен ранее разработанный им теоретически «русский гекзаметр», который в пушкинскую эпоху будет использован Н. Гнедичем для перевода «Илиады» и В. Жуковским для перевода «Одиссеи»).
Причины частой недооценки Тредиаковского как поэта в конце XVlII-начале XIX в. связаны как с конкретно-биографическими обстоятельствами (он имел прямой и строптивый характер и постоянно наживал врагов, охотно дискредитировавших его имя), так и с усложненной стилистикой его стихов.
Следует оговориться, что «Тилемахида», надолго сделавшая его имя нарицательным у значительной части потомков, вовсе не есть нечто новое и исключительное в ряду произведений Тредиаковского. Он и ранее выстраивал тексты всех своих значительных произведений так, что они могут показаться «темными» по смыслу, но долгие годы был уважаемым поэтом, имевшим последователей (А. Н. Радищев в стихах своих выступал именно таким последователем Тредиаковского, которому даже посвятил статью «Памятник дактило- хореическому витязю»). «Тилемахида» тоже весьма непроста. Но как раз в ее случае Тредиаковский имел особые основания рассчитывать на понимание читателем своего словесного текста.
Дело в том, что Фенелоновы «Похождения Телемака» на протяжении нескольких предшествующих десятилетий были одной из самых читаемых книг в Росии. Еще в 1747 г. было напечатано иллюстрированное переводное издание «Похождений Телемака, сына Улиссова», сочиненных «господином Фенелоном, учителем детей короля французского, бывшим потом Архиепископом Камбрейским и Князем Римския Империи». Второе издание книги вышло как раз на фоне появления поэмы Тредиаковского (в 1767 г.) [3] .
«Тилемахида» раздражила саму Екатерину II (вероятно, усмотревшую в некоторых перипетиях сюжета намеки на себя и скандальные обстоятельства своего прихода к власти), и царедворцы, угождая государыне, сделали старого профессора всеобщим посмешищем.
Добросовестное непонимание также могло отталкивать от Тредиаковского читателей. Например, по обилию уже упоминавшихся инверсий (речевых оборотов с обратным или перемешанным порядком слов) с ним иногда не может соперничать даже Кантемир. Возможно, эта «мешанина» — тоже следствие его глубокой учености и представляет собой творческий эксперимент: парафразирование им в стихах авторитетного для Тредиаковского-филолога синтаксиса серебряной латыни, отличающегося сложным словопорядком [4] .
Однако, повторяем, таков был слог стихов Тредиаковского на протяжении нескольких десятилетий. Анна Иоанновна, ее двор и вообще светские люди ее времени не только не испытывали непреодолимых затруднений в понимании стихов молодого Тредиаковского — они явно им нравились. Да и не только им — «Стихи похвальные России» (1728) стали популярнейшей песней:
Начну на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны:
Ибо все днесь мне ее доброты Мыслить умом есть много охоты.
Россия мати! свет мой безмерный!
Позволь то, чадо прошу твой верный,
Ах, как сидишь ты на троне красно Небо российску ты солнце ясно!
Эти искренние строки написаны молодым человеком, по воле судьбы заброшенным на самый запад Европы и надолго оторванным от любимой Отчизны (Тредиаковский написал и «Стихи похвальные Парижу», они не идут ни в какое сравнение с этой песней). Далее поэт говорит о родной стране:
Чем ты, Россия, не изобильна?
Где ты, Россия, не была сильна?
Сокровище всех добр ты едина,
Всегда богата, славе причина.
Коль в тебе звезды все здравьем блещут!
И россияне коль громко плещут:
Виват Россия! виват драгая!
Виват надежда! виват благая.
Окончу на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны:
Сто мне языков надобно б было Прославить все то, что в тебе мило!
Эти стихи распевались в самых разных уголках страны с плавной мелодией, напоминающей менуэт. Слагались песни и на другие стихи поэта. Так было на протяжении всей творческой жизни Тре- диаковского:
«Когда Екатерина II изощряла свое остроумие над «Тилема- хидой», стихи Тредиаковского были широко распространены как песни, любовно записывались и переписывались вместе с музыкой в сборниках кантов, бытуя без имени автора. » [5] .
Объектом «официального» осмеяния, давшего отзвуки в следующий век, творчество В. К. Тредиаковского стало лишь накануне его смерти.
Где ты, Россия, не была сильна?
ЭСБЕ/Тредьяковский, Василий Кириллович
| ← Тредегар | Тредьяковский Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона |
Трезвон → |
| Словник: Томбигби — Трульский собор. Источник: т. XXXIIIa (1901): Томбигби — Трульский собор, с. 750—753 ( скан ) • Другие источники: МЭСБЕ |
Тредьяковский (Василий Кириллович) — выдающийся русский ученый XVIII в. и неудачный поэт, имя которого сделалось нарицательным для обозначении бездарных стихотворцев. Родился 9 февраля 1703 г. в Астрахани, в семье приходского священника. Первоначальное образование получил из духовных книг в Троицкой школе, но словесным наукам учился у капуцинских монахов, на латинском языке. Существует известие, что отец предназначал юношу к духовному званию и намеревался женить его против воли, но последний бежал за день до свадьбы в Москву и там поступил в Славяно-греко-латинскую академию. По другим сведениям, он выказал в астраханской школе отличные способности к учению и был отправлен в 1723 г. в Академию в качестве лучшего ученика. Ко времени пребывания в Академии относятся первые стихотворные попытки Т. в силлабическом роде и первые же драмы, впоследствии им затерянные. В 1726 г. Т. отправился за границу, не кончив курса в Академии. В Голландии Т. жил у посланника гр. И. Г. Головина и выучился здесь французскому языку, в Париже — у посланника кн. А. Б. Куракина. Тем не менее ему приходилось бедствовать за границей: просьба его в синод «определить годовое жалованье» для окончании богословских и философских наук не была уважена, потому что он числился бежавшим из Академии. В Париже, куда он явился «шедши пеш за крайнею уже своею бедностию», он учился в университете математическим и философским наукам, слушал богословие, принимал участие в публичных диспутах. Светскую жизнь французского общества, с ее вычурно-пасторальными стремлениями, Т. воспел в многочисленных русских и французских стихах. Последние сплошь посвящены любви и значительно превосходят русские благозвучием и даже известного рода изяществом. Кроме основательного знания французского языка, Т. приобрел в Париже обширные сведения в области теории словесности и классических литератур; он изучал и итальянский язык. Вернувшись в 1730 г. в Россию, он явился одним из наиболее образованных людей тогдашнего русского общества. В это время на смену талантливому Феофану Прокоповичу, который сделался не в меру сдержан и осторожен после кончины Петра Великого, шел не менее талантливый князь Антиох Кантемир, метко изобразивший убогое состояние просветительной русской мысли. Среди молодого поколения было немало приверженцев Петровских идей; частью это были люди знатного круга, имевшие возможность получить воспитание при исключительных для того времени условиях, частью — лица, путешествовавшие за границей и на личном опыте узнавшие благие стороны западной культуры. Но их влияние еще не распространялось на широкие общественные круги, и человеку незнатному, как Т., приходилось делать ученую карьеру при обстоятельствах чрезвычайно трудных, требовавших от человека больших сделок с самолюбием и даже самопожертвования. Он должен был искать покровителей и защитников среди знати. Такой покровитель нашелся у Т. в лице того же кн. А. Б. Куракина, у которого он жил в Париже. Ему было посвящено первое печатное произведение Т., изданное на счет покровителя: «Езда в остров любви» (1730). Это — перевод старинной книги Поля Тальмана. Переводить на русский язык в то время было очень трудно; не существовало ни образцов, ни комментированных изданий, ни словарей; но если и принять в соображение все эти трудности, нельзя назвать перевод Т. удовлетворительным по отношению к благозвучию и чувству художественной меры; он был только точен и добросовестно верен подлиннику. Ему доставило успех самое содержание книги, посвященное изображению чувств изящной любви и уважения к женщине, новых в то время для русских читателей. В той же книге Т. поместил несколько стихотворений своей «работы» и предисловие, в котором впервые высказал мысль об употреблении в литературных произведениях русского, а не славянского языка, как было до того времени. Есть известие, что много лет спустя Т. собрал все, сколько мог достать, экземпляры этой книги и сжег. Во всем нуждавшегося Тредьяковского приютил у себя сначала академический студент Ададуров, с целью научиться от него франц. языку. В 1731 г. Т. жил в Москве, в доме Семена Кирилловича Нарышкина, и переписывался с Шумахером, который принимал уже по отношению к нему подобострастный тон. В Москве Т. мог убедиться еще раз в неприязни к нему духовенства, отказавшего ему в заграничной стипендии: его готовы были обвинить в атеизме, как изучавшего философию, по коей выходило, «якобы Бога нет». В 1733 г. его принимает на службу Академия с жалованьем в 360 р. и с обязательством «вычищать язык русской, пишучи как стихами, так и не стихами; давать лекции, ежели от него потребовано будет; окончить грамматику, которую он начал, и трудиться совокупно с прочиими над дикционарием русским; переводить с французского на русской язык все, что ему дастся». Ему пришлось также обучать русскому языку самого президента Академии, Германа Кейзерлинга. В то же время Т. сочинял торжественные речи и стихи, проникнутые самой грубой лестью и самоунижением. Это были оды на восшествие на престол, на бракосочетания, на победы, на назначение нового президента Академии и т. д. В 1734 г., по случаю взятия Данцига русскими войсками, Т. написал оду, посвященную, в лакейски-льстивых выражениях, Бирону, и в конце ее поместил “рассуждение об оде вообще, взятое им из « Discours sur l’ode » Буало, прибавив от себя чрезмерные похвалы Феофану Прокоповичу. В исправленном и переделанном на тонический лад виде эта ода появилась, спустя несколько лет, уже без посвящения Бирону, находившемуся в опале, и без похвал Прокоповичу, тогда уже умершему. Путь Т. в качестве придворного стихотворца был испещрен разнообразными терниями. Рассказывают, напр., что при поднесении императрице Анне Иоанновне своих од Т. должен был от самых дверей залы до трона ползти на коленях. У священника Алексея Васильева оказался список песни Т., начинавшейся стихом: «Да здравствует днесь императрикс Анна». Слово «императрикс» показалось подозрительным писцу духовного правления Семену Косогорову, и он донес о том своему начальству. Загорелось дело: «В титуле ее императорского величества явилось напечатано не по форме». Священник Васильев и дьякон Савельев, доставивший песню, были отосланы в Москву в контору тайных розыскных дел. Т. должен был написать обширное разъяснение, причем не преминул коснуться свойств пентаметра. «Употребил я сие Латинское слово, Императрикс, для того, что мера стиха сего требовала, ибо лишней бы слог в слове Императрица; но что через оное слово никакового нет урона в высочайшем титле Ея Императорского Величества, то не токмо Латинский язык довольно меня оправливает, но сверьх того еще и стихотворная наука». Объяснения Т. были признаны резонными, и священник с дьяконом были освобождены без штрафа. 4 февраля 1740 г. Волынский избил беззащитного писателя, получившего приказание сочинить вирши к «дурацкой» свадьбе шута кн. Голицына с Бужаниновой. Долго и слезно молил Т. о вознаграждении его за бесчестье и увечье, но только после падения Волынского его просьба была услышана, и ему выдано из конфискованных средств обидчика триста шестьдесят рублей. Выполняя различные поручения Академии и переводы, трудясь над самыми разнообразными видами литературных произведений, вроде «Силы любви и ненависти, драмы на музыке» (первая печатная на русском языке опера) или «Истинной политики», изданной им на собственные средства, Т. долго не получал в Академии никакого повышения. Он сильно нуждался и страдал от долгов. В ряде жалобных прошений и писем, в которых чувствуется истинная нужда и горе, он говорит о своем жалком положении, при котором, напр., после пожара в 1738 г., ему не на что было купить дров и свеч. Академия туго исполняла просьбы Т. о вспомоществованиях и ссудах, хотя материальное положение его особенно осложнилось в 1742 г. женитьбой. Только в 1745 г., когда Т. обратился с доношением в сенат и изложил по пунктам свои права на звание академика и испытанные мытарства, импер. Елизавета пожаловала его, по докладу сената, в профессора «как латинския, так и российския элоквенции». С тех пор он стал получать 660 р. Одновременно был пожалован в академики и Ломоносов, с которым у Т. шла уже полемика по поводу ямбов и хореев. Результатом этой полемики, в которой принял участие и Сумароков, сначала вместе с Т., стоявший за хорей, а потом перешедший на сторону ямба, осталась любопытная брошюра, в которой писатели решились передать свой спор на суд читателей: «Три Оды парафрастическия псалма 143, сочиненные через трех стихотворцев, из которых каждой одну сложил особливо» (1743). Позже эта полемика приняла ожесточенный характер и с принципиальной перешла на личную почву: один писатель старался унизить и осмеять другого. Сумароков написал комедию, в которой вывел Т. под видом пошляка-педанта Трессотиниуса. Т. в отместку жестоко критиковал сочинения Сумарокова, пытаясь доказать полнейшее отсутствие в них оригинальности и таланта. Ломоносов в своих эпиграммах на Т. выражался так:
Языка нашего небесна красота
Не будет никогда попранна от скота…
Т. говорил в ответной эпиграмме:
Когда по-твоему сова и скот уж я,
То сам ты нетопырь и подлинно свинья.
Правописание Т., изложенное им в «Разговоре между чужестранным человеком и российским об Ортографии», отличалось от общепринятого в то время главным образом исключением некоторых букв нашей азбуки и писанием прилагательных множественных в именительном падеже на и, е, я, а не е, я. В примечаниях изложена история создания славянской азбуки и ее последующие судьбы в эпоху московской и позднейшей гражданской печати. Книга об ортографии была напечатана в сент. 1748 г., на счет неизвестных благотворителей, которым она и посвящена. Она имеет и до сих пор значение в том отношении, что в ней впервые определенно высказана мысль о необходимости фонетического письма: «Писать так надлежит, как звон требует», — мысль, занимающая умы наших филологов и педагогов поныне. Как профессор элоквенции, Т. сочинил «Слово о богатом, различном, искусном и несходственном витийстве». Здесь он указывал на важность изучения иностранных языков, особенно латинского, как «довольно и предовольно вычищенного», но при этом предостерегал от увлечения: «Только да не называют его благороднейшим всех прочих, а особливо каждой своего природного, сие не знаю чем угрюмым дышит, и да не приписывают толь много чести Латинскому языку, дабы думать, что все на все учение токмо на нем состоит». Мнения и замечания Т. о русской истории, в связи с характеристикой свойств славянского и русского языков, изложены преимущественно в «Трех рассуждениях о трех главнейших древностях российских: а) о первенстве славянского языка перед тевтоническим, b) о первоначалии россов и с) о варягах руссах славянского звания, рода и языка». Это рассуждение, свидетельствующее о немалой начитанности автора и в этой области, написано с предвзятым намерением доказать преимущество русского языка и народа. Впервые высказанное здесь мнение о славянском происхождении варяжских князей Т. основывает на предположении, что варяги — русь были поморские (прибалтийские) славяне, и что Рюрик вышел с о-ва Рюгена. Стремясь доказать древность русского языка и отыскивать повсюду следы первобытного пребывания славян, Т. обращается к филологическим сближениям и объяснениям, доходящим сплошь и рядом до комизма: слово «варяги» он понимает, как «предварятели» («варяю» — предваряю), слово «скифы» производит от скиты («скитаться»), «Париж» — от «парить», «Мадрид» — от «мудрить» и т. д. Важнейшие из переводных и оригинальных трудов Т. — несомненно те, которые относятся к теории словесности; здесь он стоял на высоте современной ему европейской науки. Особенно здравыми суждениями отличается его «Мнение о происхождении поэзии и стихов вообще». Изложив здесь различные взгляды на происхождение поэзии и стихотворство («Иное быть пиитом, а иное стихи писать»), автор предлагает деление поэтических произведений на разные роды и виды, которых насчитывает более 23. Он признает отличительным признаком поэзии творчество, вымысел, но вымысел «по разуму», естественный, правдоподобный, — и эта в настоящее время элементарно-школьная мысль была тогда новостью для русского читателя. Первым стихотворением, написанным тоническим размером, введение и утверждение которого составляет большую заслугу Т., было поздравление барону И. А. Корфу, назначенному в сентябре 1734 г. начальником Академии. Несвойственный русскому языку, но прежде господствовавший в нем силлабический размер не удовлетворял Т., казался ему не совпадающим с музыкальным складом нашей стихотворной речи. Постепенно он напал на мысль о тоническом количестве слогов и из стоп прежде всего остановился на хореях. Свою теорию он изложил в 1735 г. в руководстве «Новый и краткий способ к сложению российских стихов», и в 1755 г., в статье: «О древнем, среднем и новом стихотворении российском». Возражая некоторым оппонентам, полагавшим, что новое стихосложение взято им с французского, Т. указал на источник, откуда возникло его нововведение: это были народные песни. Столь же основательны его суждения о комедии, на основании исследований Брюмуа и Ранена, об оде; из переводов выдаются «Стихотворческая наука Буало» (L’art poétique) и «Эпистолы о стихотворстве» Горация. О трудолюбии Т. лучше всего свидетельствуют переводы таких капитальных и многотомных трудов, как «Древняя история» Роллена (13 тт.), «Римская история» Роллена и Кревье, «История римских императоров» Кревье (оба сочинения — 16 т.), не говоря уже о множестве других переведенных им книг, вроде аллегорического романа Барклея «Argenis» или получившей печальную известность «Телемахиды», в 24 песнях. Трудолюбие и обширные познания Т. не были оценены по достоинству его современниками. У всех на виду было его неудачное стихотворство, и отзывы о нем долго страдали узкой односторонностью. Выйдя в отставку в 1759 г., но продолжая непрерывно трудиться и не переставая в то же время нуждаться, Т. умер непризнанным, среди глумления, насмешек и обид, 6 авг. 1769 г. Лучшие деятели конца XVIII в., Новиков и Радищев, относились симпатично к деятельности неутомимого труженика, беззаветно преданного делу родного просвещения. Если он не был оценен Карамзиным, то отзыв Пушкина утвердил за ним репутацию «почтенного и порядочного человека». Шевырев находил проблеск поэтического вдохновения в стихах:
Вонми, о небо, и реку,
Земля да слышит уст глаголы;
Как дождь я словом потеку,
И снидут как роса к цветку,
Мои вещания на долы.
Находили у Т. хорошие стихи и Перевлесский, и Ир. Введенский, усердный панегирист нашего писателя, не смущавшийся тем, что эти стихи надо были выискивать, как жемчужины на дне морей. Историки литературы отнеслись к Т. чрезвычайно внимательно и отвели ему почетное место среди деятелей русской науки XVIII в.
Литература. Издания сочинений: 1) 1752 г., СПб., в 2 томах; 2) Смирдина (СПб., 1849, 3 ч.), 3) Перевлесского, «Избранные сочинения, с приложением критических статей о Т.» (М., 1849). Наиболее полная биография — во II т. «Истории Академии Наук» П. Пекарского (СПб., 1873, стр. 1—258). Литература о Т. собрана в III т. «Истории русской литературы», А. Н. Пыпина (СПб., 1899, стр. 473; см. также стр. 446—460). Главные статьи о Т. воспроизведены в изд. С. А. Венгерова, «Русская поэзия» (т. I, СПб., 1897, стр. 50—75 и 365—397).
Тредьяковский (Василий Кириллович) — выдающийся русский ученый XVIII в. и неудачный поэт, имя которого сделалось нарицательным для обозначении бездарных стихотворцев. Родился 9 февраля 1703 г. в Астрахани, в семье приходского священника. Первоначальное образование получил из духовных книг в Троицкой школе, но словесным наукам учился у капуцинских монахов, на латинском языке. Существует известие, что отец предназначал юношу к духовному званию и намеревался женить его против воли, но последний бежал за день до свадьбы в Москву и там поступил в Славяно-греко-латинскую академию. По другим сведениям, он выказал в астраханской школе отличные способности к учению и был отправлен в 1723 г. в Академию в качестве лучшего ученика. Ко времени пребывания в Академии относятся первые стихотворные попытки Т. в силлабическом роде и первые же драмы, впоследствии им затерянные. В 1726 г. Т. отправился за границу, не кончив курса в Академии. В Голландии Т. жил у посланника гр. И. Г. Головина и выучился здесь французскому языку, в Париже — у посланника кн. А. Б. Куракина. Тем не менее ему приходилось бедствовать за границей: просьба его в синод «определить годовое жалованье» для окончании богословских и философских наук не была уважена, потому что он числился бежавшим из Академии. В Париже, куда он явился «шедши пеш за крайнею уже своею бедностию», он учился в университете математическим и философским наукам, слушал богословие, принимал участие в публичных диспутах. Светскую жизнь французского общества, с ее вычурно-пасторальными стремлениями, Т. воспел в многочисленных русских и французских стихах. Последние сплошь посвящены любви и значительно превосходят русские благозвучием и даже известного рода изяществом. Кроме основательного знания французского языка, Т. приобрел в Париже обширные сведения в области теории словесности и классических литератур; он изучал и итальянский язык. Вернувшись в 1730 г. в Россию, он явился одним из наиболее образованных людей тогдашнего русского общества. В это время на смену талантливому Феофану Прокоповичу, который сделался не в меру сдержан и осторожен после кончины Петра Великого, шел не менее талантливый князь Антиох Кантемир, метко изобразивший убогое состояние просветительной русской мысли. Среди молодого поколения было немало приверженцев Петровских идей; частью это были люди знатного круга, имевшие возможность получить воспитание при исключительных для того времени условиях, частью — лица, путешествовавшие за границей и на личном опыте узнавшие благие стороны западной культуры. Но их влияние еще не распространялось на широкие общественные круги, и человеку незнатному, как Т., приходилось делать ученую карьеру при обстоятельствах чрезвычайно трудных, требовавших от человека больших сделок с самолюбием и даже самопожертвования. Он должен был искать покровителей и защитников среди знати. Такой покровитель нашелся у Т. в лице того же кн. А. Б. Куракина, у которого он жил в Париже. Ему было посвящено первое печатное произведение Т., изданное на счет покровителя: «Езда в остров любви» (1730). Это — перевод старинной книги Поля Тальмана. Переводить на русский язык в то время было очень трудно; не существовало ни образцов, ни комментированных изданий, ни словарей; но если и принять в соображение все эти трудности, нельзя назвать перевод Т. удовлетворительным по отношению к благозвучию и чувству художественной меры; он был только точен и добросовестно верен подлиннику. Ему доставило успех самое содержание книги, посвященное изображению чувств изящной любви и уважения к женщине, новых в то время для русских читателей. В той же книге Т. поместил несколько стихотворений своей «работы» и предисловие, в котором впервые высказал мысль об употреблении в литературных произведениях русского, а не славянского языка, как было до того времени. Есть известие, что много лет спустя Т. собрал все, сколько мог достать, экземпляры этой книги и сжег. Во всем нуждавшегося Тредьяковского приютил у себя сначала академический студент Ададуров, с целью научиться от него франц. языку. В 1731 г. Т. жил в Москве, в доме Семена Кирилловича Нарышкина, и переписывался с Шумахером, который принимал уже по отношению к нему подобострастный тон. В Москве Т. мог убедиться еще раз в неприязни к нему духовенства, отказавшего ему в заграничной стипендии: его готовы были обвинить в атеизме, как изучавшего философию, по коей выходило, «якобы Бога нет». В 1733 г. его принимает на службу Академия с жалованьем в 360 р. и с обязательством «вычищать язык русской, пишучи как стихами, так и не стихами; давать лекции, ежели от него потребовано будет; окончить грамматику, которую он начал, и трудиться совокупно с прочиими над дикционарием русским; переводить с французского на русской язык все, что ему дастся». Ему пришлось также обучать русскому языку самого президента Академии, Германа Кейзерлинга. В то же время Т. сочинял торжественные речи и стихи, проникнутые самой грубой лестью и самоунижением. Это были оды на восшествие на престол, на бракосочетания, на победы, на назначение нового президента Академии и т. д. В 1734 г., по случаю взятия Данцига русскими войсками, Т. написал оду, посвященную, в лакейски-льстивых выражениях, Бирону, и в конце ее поместил “рассуждение об оде вообще, взятое им из « Discours sur l’ode » Буало, прибавив от себя чрезмерные похвалы Феофану Прокоповичу. В исправленном и переделанном на тонический лад виде эта ода появилась, спустя несколько лет, уже без посвящения Бирону, находившемуся в опале, и без похвал Прокоповичу, тогда уже умершему. Путь Т. в качестве придворного стихотворца был испещрен разнообразными терниями. Рассказывают, напр., что при поднесении императрице Анне Иоанновне своих од Т. должен был от самых дверей залы до трона ползти на коленях. У священника Алексея Васильева оказался список песни Т., начинавшейся стихом: «Да здравствует днесь императрикс Анна». Слово «императрикс» показалось подозрительным писцу духовного правления Семену Косогорову, и он донес о том своему начальству. Загорелось дело: «В титуле ее императорского величества явилось напечатано не по форме». Священник Васильев и дьякон Савельев, доставивший песню, были отосланы в Москву в контору тайных розыскных дел. Т. должен был написать обширное разъяснение, причем не преминул коснуться свойств пентаметра. «Употребил я сие Латинское слово, Императрикс, для того, что мера стиха сего требовала, ибо лишней бы слог в слове Императрица; но что через оное слово никакового нет урона в высочайшем титле Ея Императорского Величества, то не токмо Латинский язык довольно меня оправливает, но сверьх того еще и стихотворная наука». Объяснения Т. были признаны резонными, и священник с дьяконом были освобождены без штрафа. 4 февраля 1740 г. Волынский избил беззащитного писателя, получившего приказание сочинить вирши к «дурацкой» свадьбе шута кн. Голицына с Бужаниновой. Долго и слезно молил Т. о вознаграждении его за бесчестье и увечье, но только после падения Волынского его просьба была услышана, и ему выдано из конфискованных средств обидчика триста шестьдесят рублей. Выполняя различные поручения Академии и переводы, трудясь над самыми разнообразными видами литературных произведений, вроде «Силы любви и ненависти, драмы на музыке» (первая печатная на русском языке опера) или «Истинной политики», изданной им на собственные средства, Т. долго не получал в Академии никакого повышения. Он сильно нуждался и страдал от долгов. В ряде жалобных прошений и писем, в которых чувствуется истинная нужда и горе, он говорит о своем жалком положении, при котором, напр., после пожара в 1738 г., ему не на что было купить дров и свеч. Академия туго исполняла просьбы Т. о вспомоществованиях и ссудах, хотя материальное положение его особенно осложнилось в 1742 г. женитьбой. Только в 1745 г., когда Т. обратился с доношением в сенат и изложил по пунктам свои права на звание академика и испытанные мытарства, импер. Елизавета пожаловала его, по докладу сената, в профессора «как латинския, так и российския элоквенции». С тех пор он стал получать 660 р. Одновременно был пожалован в академики и Ломоносов, с которым у Т. шла уже полемика по поводу ямбов и хореев. Результатом этой полемики, в которой принял участие и Сумароков, сначала вместе с Т., стоявший за хорей, а потом перешедший на сторону ямба, осталась любопытная брошюра, в которой писатели решились передать свой спор на суд читателей: «Три Оды парафрастическия псалма 143, сочиненные через трех стихотворцев, из которых каждой одну сложил особливо» (1743). Позже эта полемика приняла ожесточенный характер и с принципиальной перешла на личную почву: один писатель старался унизить и осмеять другого. Сумароков написал комедию, в которой вывел Т. под видом пошляка-педанта Трессотиниуса. Т. в отместку жестоко критиковал сочинения Сумарокова, пытаясь доказать полнейшее отсутствие в них оригинальности и таланта. Ломоносов в своих эпиграммах на Т. выражался так:
Биография Уилта Чемберлена
Дарья Правдюк
Уилтон Норманн Чемберлен родился 21 августа 1936 года в городе Филадельфия, штат Пенсильвания, в семье сварщика и домохозяйки, у которых было еще 8 детей. Многие отмечали, что Уилт был достаточно слабым в плане здоровья ребёнком, однажды из-за пневмонии он даже пропустил целый год в младшей школе. Но несмотря на это, он решил заниматься спортом, потому что имел впечатляющие физические данные – уже в 10 лет его рост составлял 180 см. Его часто звали в различные баскетбольные команды, однако Уилт говорил, что это игра для «девочек». Он стал заниматься лёгкой атлетикой и добился в ней немалых успехов. По прыжкам в высоту его рекорд составлял 201 см, 150 метров он пробегал за 49 секунд, а в длину он мог прыгнуть на 6.7 метра. Однако согласно воспоминаниям самого Уилта, на тот момент всё же баскетбол был самым распространенным в Филадельфии, что послужило началом его занятий баскетболом. Уилту сразу же понравился этот вид спорта, поскольку он очень быстро учился и совершенствовал свои умения, занятия лёгкой атлетикой не прошли для него даром.
В 15 лет его рост составлял 190 см, что позволяло ему быть на голову выше соперников, и аналитики сразу же заметили талант юного Чемберлена. Играя первый год за старшую школу Overbrook в Филадельфии, юный Уилт в среднем набирал 31 очко за матч. Обычно его «держали» по 2 или 3 человека из противоположной команды, что иногда немного усложняло его игру в атаке, однако в защите ему всё равно не было равных, поскольку он набирал в среднем по 20 подборов и 10 блокшотов за игру. Однако в решающей игре против Западной Католической школы даже 29 очков Уилта не принесли школе Overbrook решающей победы. Это не обескуражило юного Уилта, и уже в начале второго года старшей школы он набрал за одну игру 71 очко, что сразило наповал всё баскетбольное сообщество того времени. В том же году школа Overbrook одержала победу в регулярном чемпионате при показателях по всему сезон 19-побед и 0 поражений. Третий и завершающий сезон для Уилта выдался еще более удачным, поскольку в первых 3 встречах Уилт набрал немыслимые 74, 78 и 90 очков. Школа Overbrook в третий раз стала чемпионом «Общественной лиги».
После последнего сезона игр за старшую школу Уилт сразу же получил более 200 писем от всевозможных университетов со всей страны, которые предлагали свои услуги для юного дарования. Например, Университет Пенсильвании предлагал “подарить ему много бриллиантов”, а университет UCLA обещал сделать его звездой фильмов. Однако Уилт не хотел оставаться в одном и том же месте и хотел двигаться дальше, поэтому однажды, когда он посетил университет Канзаса, он сразу же объявил, что собирается учиться и играть именно здесь.
За два года пребывания в колледже Чемберлен продолжал уверенно держаться в лидерах, набирая в среднем по 30 очков и 20 подборов, что повлекло за собой различные предложения из Национальной Баскетбольной Ассоциации. За время пребывания Уилта в колледже его команда выиграла 2 чемпионства в лиге NCAA (National College Athletic Association), однако Уилту быстро надоело получать лишь удовольствие от игры, и ему захотелось зарабатывать деньги. Поэтому он решил бросить университет и выставить свою кандидатуру в НБА. Однако согласно правилам НБА того времени, люди, которые не завершили полное четырехгодичное образование, не могли играть в лиге. Именно из-за этого Уилт принял решение выступать за команду «Harlem Globetrotters». Эта команда вошла в историю, когда в 1959 году они играли в Москве на стадионе имени Ленина и их поприветствовал сам Никита Сергеевич Хрущев. По завершению турне и года в качестве игрока Globetrotters Уилт снова решил выставить свою кандидатуру на драфт в НБА, объяснив свой выбор тем, что он должен бить рекорды, а не сидеть, сложа руки (на тот момент рост Уилта составлял 211 см).
Чемберлен в составе Philadelphia Warriors
Дебютировав как игрок НБА 24 октября 1959 года в стартовом составе Philadelphia Warriors, Уилт Чемберлен в своей первой игре в профессиональной лиге против New-York Knicks набрал 43 очка и сделал 28 подборов. Четвертый матч Warriors был против Boston Celtics, в котором впервые встретились два величайших игрока в истории НБА – Уилт Чемберлен и Билл Рассел, последний позже был признан одним из лучших игроков обороны. В этом матче Уилт набрал 30 очков, а Билл набрал 28 и тем самым он одержал свою первую победу в этом противостоянии, которое было признано грандиознейшим в истории НБА. За свой первый сезон в составе Warriors Уилт набирал в среднем за игру 37.6 очков и делал 27 подборов; ему потребовалось всего 56 игр, чтобы установить новый рекорд по набранным очкам за регулярный сезон (2.102), на который Бобу Петиту потребовалось 72 игры. Также в качестве наград за первый сезон он получил звание лучшего игрока, лучшего новичка, стал лучшим игроков матча всех звёзд, набрав 23 очка и сделав 25 подборов, а также установил 8 новых рекордов НБА. Его зарплата на тот момент составляла 30000$, что на данный момент составляет 250000$, и он сразу же стал самым высокооплачиваемым игроком лиги. Для сравнения, сам владелец Warriors, приобрел франшизу на данную команду за 25000$.
В своём 3 сезоне в НБА Уилт набрал рекордное число очков – 4029, то есть 50 очков в среднем за одну игру. До сих пор никто не смог переступить рубеж в 4000 очков за сезон, а единственный, кто смог переступить рубеж в 3000 очков был Майкл Джордан, который набрал 3041 очко в сезоне 1986-87. Однако это не единственное важное событие, которое произошло в этом сезоне. 2 марта 1962 года состоялся матч Warriors против New-York Knicks, который будет причислен к одному из самых памятных матчей в истории НБА. В том матче команда Уилта одержала победу со счетом 169:147, благодаря именно этому матчу, Уилт Чемберлен навсегда вошел в историю, как игрок, который забил за одну встречу 100 очков. Этот рекорд также никто не может повторить, а следующий после Уилта -Коби Брайант, который забил 81 очко в игре против Финикса.
За 6 лет пребывания Уилта в составе Warriors (1959-65) он ни разу не выиграл чемпионства и всего один раз стал лучшим игроком регулярного сезона. Все эти награды забирает его главный соперник — Билл Рассел, который за всю свою карьеру становится олимпийским чемпион 1956 года, 11-кратным чемпионом НБА — абсолютный рекорд среди всех баскетболистов (1957,1959-66, 1968, 1969), 5-кратным MVP лиги (1958, 1961-63, 1965), 12-кратным участником матча «Всех звезд» (1958-69).
В 1965 году Warriors переживают серьёзные финансовые потери, и они решаются продать Уилта Чемберлена для того, чтобы остаться на плаву. Легендарного центрового сразу же приобретает другая команда из Филадельфии, под названием 76’ers (1965-68), в составе которой Уилт становится чемпионом НБА в 1967 году и 3 года подряд выигрывает звание лучшего игрока сезона с 1966 по 1968. Многие считали Уилта идеальным игроком, поскольку его процент реализации был невероятно велик, также как и количество подборов, сделанных результативных передач и блокшотов. Рекорд лиги по подборам за игру также принадлежит Уилту, за одну игру он собрал 55 подборов, а за один сезон он сделал более 2000 подборов.
После 76’ers, Уилт был продан Los Angeles Lakers, где он выступал вплоть до завершения карьеры (1968-73). Благодаря неимоверным усилиям Чемберлена, его команда в 1972 году впервые выигрывает чемпионство, а сам Уилт становится лучшим игроком финала. Уилт закончил свою карьеру в 1973 году, после того, как Лэйкерс проиграли Нью-Йорку в финале НБА, хотя Уилт за секунду до окончания матча забил последнее очко, которое и оказалось последним и в его профессиональной карьере.
После своего ухода из профессионального спорта Уилт стал заниматься недвижимостью, а также основал собственную волейбольную команду в Лос-Анджелесе. Он часто снимался в различных рекламах, например для TWA, American Express, Volkswagen, Drexel Burnham, Le Tigre Clothing и Foot Locker. Интересно, что даже после завершения карьеры Уилт не переставал получать предложения от различных клубов. В 45 лет он получил предложение от команды Кливленд Кавальерс, в 50 от Нью-Джерси Нетс, однако он отклонял все подобные предложения, поскольку считал их необоснованными и понимал, что он уже слишком стар для профессионального баскетбола. После ухода на покой он выпустил 2 книги: Who’s running the Asylum? (1997) и Inside the Insane World of Sports Today (1997), после выпуска которой он подвергся серьёзной критике со стороны НБА, поскольку в какой-то степени неуважительно относился к игрокам прошлого. Также Уилт снялся в кино – его можно увидеть в фильме «Конан Варвар» (1984 года), где он сыграл друга главного героя Конана (Арнольда Шварцнеггера).
Сердце этого легендарного человека остановилось 12 октября 1999 г., ему было 63 года. Награды этого великого баскетболиста лишний раз доказывают, что Уилт Чемберлен достоин того, чтобы его помнили.
Список наград Чемберлена:
Лучший новичок (1960);
Зал Славы НБА (1978);
Чемпион НБА (1967, ’72);
Лучший игрок финалов НБА (1972);
Лучший игрок сезона НБА (1960, ’66, ’67, ’68);
Вторая команда НБА (’63, ’65, ’72);
Лучшая команда защиты (1972, ’73);
Один из 50 величайших игроков в истории НБА (1996).
Лучшая команда защиты (1972, ’73);
Детство и юность
Чемберлен родился летом 1936 года в американском городе Филадельфия. Отец был разнорабочим, занимался сваркой, одно время работал сторожем, мать — домохозяйкой, подрабатывала как домашняя прислуга. Кроме него, в семье воспитывались еще восемь детей. В детстве он был слаб здоровьем и чуть не умер от воспаления легких, из-за этого юному Чемберлену пришлось пропустить много занятий в школе.
Embed from Getty Images Уилт Чемберлен в молодости
Поначалу баскетбол не привлекал Уилта, ему больше была по душе легкая и тяжелая атлетика, но в Филадельфии в ту пору активно развивался именно баскетбол, который со временем и поглотил Чемберлена.
В 10 лет его рост составлял 183 см, а в средней школе юноша вырос до 211 см. Это стало большим преимуществом перед соперниками. Вскоре его имя все чаще стало всплывать на местном уровне, он славился физической силой, выносливостью и блок-шотами.
Embed from Getty Images Баскетболист Уилт Чемберлен в молодости
Уилт Чемберлен
Карьера:
- «Филадельфия/Сан-Франциско Уорриорз» (1959-1965).
- «Филадельфия Севенти Сиксерс» (1965-1968).
- «Лос-Анджелес Лейкерс» (1968-1973).
Командные достижения:
- Чемпион НБА 1967, 1972 годов.
Личные достижения:
- Самый ценный игрок регулярных чемпионатов НБА 1960, 1966-1968 годов.
- Самый ценный игрок финалов НБА 1967, 1972 годов.
- 7 попаданий в 1-ю сборную всех звезд НБА (1960-1962, 1964, 1966-1968).
- Участник 13-ти Матчей всех звезд НБА (1960-1969, 1971-1973).
- Самый результативный игрок регулярных чемпионатов НБА 1960-1966 годов.
- Лидер регулярных чемпионатов НБА по подборам 1960-1963, 1966-1969, 1971-1973 годов.
- Рекордсмен НБА по количеству очков в одном матче — 100.
- Первое место в истории НБА по количеству подборов – 23924.
Правда, выиграть чемпионат NCAA ему все же не удалось. Оказавшись без достойной поддержки партнеров, в одиночку вытянуть финальную серию Чемберлен не смог. Заключительный матч финала стал последним для Уилта в студенческом баскетболе. За год до своего прихода в НБА он решил подзаработать и отправился в цирковую команду «Гарлем», которая ездила по стране, приводя в восторг зрителей различными баскетбольными трюками.
Уилт Чемберлен (биография)
Уилтон Норман Чемберлен – легендарный американский баскетболист, игравший на позиции центрового. Вошел в историю баскетбола после того как стал единственным игроком, который смог набрать в одной игре 100 очков. Стал главным игроком НБА 60-х годов. Имел множество достижений в командных играх, а также личные достижения.
Уилтон Норман Чемберлен родился в США (штат Пенсильвания, город Филадельфия) 21 августа 1936 года. Воспитывался в обычной семье, отец работал сварщиком, а мать занималась воспитанием детей, которых в этой семье было девять. Удивительно, но будущий спортсмен в детстве часто болел, из-за этого часто пропускал занятия в школе (однажды вообще пропустил целый год обучения из-за болезни).
Однако, он обладал непропорциональными своему возрасту физическими данными: его рост к 12 годам составлял 180 см. Его приглашали играть в школьную сборную по баскетболу, но он не проявлял интерес к этому виду спорта, поэтому начал заниматься легкой атлетикой. И в этом виде спорта добился высот: его прыжок в высоту составлял почти 200 метров, дистанцию в 150 метров Уилт бежал 50 секунд, в длину прыгал около 6, 5 метров. На тот момент в его штате был распространен именно баскетбол и однажды он пришел в этот спорт. Все сразу заметили его талант, он играл за старшую школу Overbrook в своем городе, набирая в среднем за один матч около 30 очков, чем удивлял всех баскетболистов. Уже в 15 лет его рост достиг 190 см, что явно давало ему преимущество среди остальных игроков, в защите ему не было равных. После поражения школы Overbrook в игре с Западной Католической Школой Уилтон не отчаялся и продолжал совершенствовать свои умения, занятие легкой атлетикой помогли. На следующий год в школе Уилт набрал 71 очко, чем обеспечил победу школе, в этом же сезоне школа Overbrook одерживает 19 из 19 побед и побеждает в турнире. А в третьем сезоне Уилт побил все рекорды, набрав в третьей игре 90 очков. Школа Overbrook очередной раз стала чемпионом.
После последнего сезона Уиоту поступало множество приглашений от различных университетов, но он выбрал колледж Канзаса. Чемберлен уверенно держался в лидерах команды, набирал в среднем 30 очков за игру. К нему начали поступать предложения от Национальной Баскетбольной Организации. В один момент Уилтон решил начать зарабатывать игрой в баскетбол. Уилтон Чемберлен выставил свою кандидатуру в НБА и бросил колледж. Однако по правилам того времени, спортсмен не окончивший образование не мог играть в лиге. Поэтому юный спортсмен решил играть за команду Harlem Globetrotters, когда турнир окончился он снова выставил свою кандидатуру в НБА.
В 1959 году его приняли в НБА в составе команды Philadelphia Warriors. В первой игре он набрал 43 очка. Грандиозную победу Уилт одержал против Билла Рассела, который признан лучшим игроком защиты. Уилт набрал 30 очков, в то время как Рассел 28. Эта по счету четвертая игра признана величайшей в истории.
За победу первом сезоне получил звание лучшего игрока, лучшего новичка. Его зарплата выросла, когда он установил 8 рекордов НБА. В 3 сезоне НБА Уилт взял 4029 очков, побив тем самым уже установленный рекорд Майклом Джораданом, который взял 3041 очко.
В 1962 году произошла легендарная схватка между Warriors и New York Knicks. Именно благодаря этому матчу Уилтон Чемберлен вошел в историю баскетбола, как игрок, забивший за один матч 100 голов. Этот рекорд повторить, а тем более побить не сможет после него никто. Несмотря на все успехи, Warriors ни разу не стал чемпионом.
Когда Warriors оказался в критическом финансовом состоянии, они решают как бы «продать» Уилта Чемберлена команде 76’ers. За время игры в этом составе Чемберлен ставит новые рекорды. Он в 1967 году становится чемпионом НБА, а 1966 по 1968, три года подряд становится лучшим игроком. После сезона 76’ers Чемберлена продают в Los Angeles Lakers, в этом клубе он играл вплоть до окончания своей спортивной карьеры. Благодаря Чемберлену его команда выигрывает чемпионство в 1972 году, а Уилт Чемберрлен становится лучшим игроком финала. Но в следующем 1973 году Чемберлен забивает свой последнее очко в игре Лайкерс против Нью-Йорка, но команда Уилта проиграла.
После ухода из профессионального спорта Уилтон Чемберлен занимается бизнесом, снимается в рекламных роликах и даже создал свою волейбольную команду в Лос-Анджелесе. Однако знаменитого волейболиста по-прежнему приглашали в различные популярные волейбольные клубы, но Чемберлен не принимал эти предложения, так как понимал, что уже стар для профессионального спорта. Он написал две книги и в 1984 снялся в фильме «Конан Варвара».
12 октября 1999 года Уилт Чемберлен умер от остановки сердца. Этот легендарный, талантливый волейболист навсегда вошел в историю профессионального спорта и он заслуживает того, чтобы его помнили.
После последнего сезона Уиоту поступало множество приглашений от различных университетов, но он выбрал колледж Канзаса. Чемберлен уверенно держался в лидерах команды, набирал в среднем 30 очков за игру. К нему начали поступать предложения от Национальной Баскетбольной Организации. В один момент Уилтон решил начать зарабатывать игрой в баскетбол. Уилтон Чемберлен выставил свою кандидатуру в НБА и бросил колледж. Однако по правилам того времени, спортсмен не окончивший образование не мог играть в лиге. Поэтому юный спортсмен решил играть за команду Harlem Globetrotters, когда турнир окончился он снова выставил свою кандидатуру в НБА.
(пока оценок нет)
Загрузка…Биография Тредиаковский Василий Кириллович Ссылка на основную публикацию
