Социальная фантастика братьев Стругацких
Аркадий и Борис Стругацкие — пожалуй, самые известные русскоязычные фантасты в мире. Хотя то, что они писали, не просто фантастика и даже не просто фантастическая литература, а Литература в самом полном смысле этого слова.
Писать братья Стругацкие начали в конце 50-х гг. В своем творчестве они прошли путь, на который постепенно развивающейся фантастике потребовалось более ста лет. В конце творческого пути Стругацкие во многом определяли развитие этого жанра. Ранние вещи Стругацких — “Страна багровых туч”, “Извне”, “Путь на Амальтею”, “Шесть спичек”, “Стажеры” — представляли собой почти классическую научную фантастику, характерную своего времени. Помимо стандартных сюжетов и научно-фантастического реквизита в повестях есть что-то еще, что и заставляет употребить слово “почти”.
Уже здесь видно, что писателей люди занимают куда больше самой фантастической техники. Техника и научные достижения в этих произведениях, конечно, есть. Более того, именно в ранних вещах Стругацкие и создают свой фантастический мир с глайдерами, скорчерами, нуль-транспортировкой и т.п. Но все это не более чем фон, прекрасно выписанный, продуманный, почти ощутимый, но все же фон.
В этой связи вспоминается эпизод из повести “Понедельник начинается в субботу”, где герой путешествует в Описанное Будущее (как представляют его писатели-фантасты): “В большинстве своем … люди были какие-то нереальные, гораздо менее реальные, чем могучие, сложные … механизмы …” Для Стругацких такое невозможно.
Внимательный читатель не может не заметить, как часто многие детали опущены. Авторы не утомляют читателя длинными описаниями устройства и принципов работы своих изобретений. Это касается не только технических подробностей, но и некоторых сюжетных моментов. Как попал в будущее заключенный концлагеря Саул Репнин? При каких “странных обстоятельствах” найдена рукопись Малянова? Что такое Зона? Писатели не считают нужным отвечать на эти вопросы. Сознательная недосказанность не мешает развитию сюжета, напротив, она создает ощущение тайны или приближает читателя к действию, делая его соучастником событий. Что же происходит в этом прекрасном фантастическом мире, созданном писателями? Он отлично приспособлен для жизни, удобно организован, почти безопасен, населен очень здоровыми и прекрасно образованными людьми с невиданными творческими возможностями. Одна из известных ранних вещей Стругацких, так и названная “Полдень. ХХII век”, описывает светлое будущее Земли, солнечный полдень человечества. Почти утопия!
Однако более поздние произведения братьев Стругацких уже не назовешь утопией. Выясняется, что в этом безоблачном мире полно своих проблем, не менее значимых, чем проблемы сегодняшней цивилизации. И, самое главное, авторы не считают это неправильным. Развитие человечества, прогресс, не может быть беспроблемным. Вопросы и проблемы остаются, они просто меняются.
В нескольких произведениях Стругацких упоминаются цивилизации, сознательно отказавшиеся от прогресса, тормозящие его. “Это ужасный тупик!” – так говорит о подобной цивилизации планеты Тагора один из героев “Жука в муравейнике” Экселенц. Миры Стругацких не исчерпываются солнечным ХХII веком. В особом сказочном мире с Бабой-Ягой, Вием и Змеем-Горынычем разворачивается действие самой жизнерадостной повести Стругацких “Понедельник начинается в субботу”. Однако в сюжетно связанной с “Понедельником…” “Сказке о Тройке” сказочная ирония превращается в злую сатиру.
Действие других, особенно поздних, произведений разворачивается в более или менее реальной действительности (“Отель “У погибшего альпиниста”, “Пикник на обочине”, “За миллиард лет до конца света”). В “Пикнике…” в реальную действительность вклинивается жуткий фантастический мир Зоны. Странные события нарушают размеренность нашей жизни и в других книгах.
В некоторых повестях и романах события разворачиваются вообще непонятно когда и где (“Гадкие лебеди”, “Второе нашествие марсиан”, “Улитка на склоне”, “Град обреченный”). Описанные миры вовсе не прекрасны, некоторые из них просто чудовищны. Ужасны даже не сами миры, а люди, их населяющие. Что страшнее: непонятный Лес или непонятно чем занимающееся Управление по делам Леса? “Второе нашествие марсиан”, “Хищные вещи века” и, особенно, “Град обреченный”, в котором проводится чудовищный социальный Эсперимент, звучат весьма пессимистично и выглядят классической антиутопией. Это не просто критика конкретного социального строя и не только сатира на мещанское общество, людскую приземленность, эгоизм и просто глупость. Это нечто большее, это пример того, как не должно быть. В этом и есть смысл антиутопии.
Проблемы, которые ставят Стругацкие в своих книгах, — это вечные проблемы литературы. Вопрос о ценности жизни каждого человека ставился русской литературой с незапамятных времен, и Стругацкие не могли обойти его стороной. Наиболее остра эта проблема в уже упомянутой повести “Жук в муравейнике”. Можно ли пожертвовать жизнью одного реального человека ради потенциальной безопасности всей Земли? Авторы не дают ответа на этот вопрос. Выбор был сделан, но правильно ли — решать нам.
Одна из важных черт поздних Стругацких — отсутствие не только готовых рецептов и советов, но и вообще открытый финал. Для большинства вещей конец должен додумывать читатель, причем возможны самые разные варианты. Вопрос о жизни и доверии приходится решать полицейскому инспектору из “Отеля “У погибшего альпиниста”. Можно ли рискнуть общей безопасностью и поверить инопланетянам, сохранив им тем самым жизнь? Здесь встает еще один важный для литературы вопрос выбора между долгом и чувством.
Вопрос выбора важен почти для всех героев Стругацких. Принципиальный выбор должен сделать герой “Пикника на обочине” сталкер Рэдрик Шухарт, человек далекий от идеала, один из миллиардов. Счастье для себя или для всех? Скорее всего, выбор будет верным. “Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!” — этой молитвой Шухарта заканчивается повесть.
Малянов, герой повести “За миллиард лет до конца света”, тоже стоит перед мучительной дилеммой. Что важнее для него, ученого с одной стороны, и просто человека – с другой: вклад в прогресс науки (человечества) или безопасность своих близких. Для Стругацких вопрос выбора в такой ситуации далеко не однозначен. Для них ученый и любой творческий человек — единственный двигатель прогресса.
Возможность творчества и творческой работы для каждого — одно из важнейших достижений будущего Стругацких. “Разве бывает неинтересная работа?” — искренне удивляется молодой герой повести “Попытка к бегству” Вадим. Лев Абалкин из “Жука в муравейнике” рискует жизнью ради свободы, причем не абстрактной свободы, а свободы творчества. У героев повести “Понедельник начинается в субботу” (говорящее название!) нет выходных дней, так как работать им интереснее, чем отдыхать. Настоящий гимн творчеству, звучащий, впрочем, вполне обыденно, слышится в словах Вечеровского, персонажа повести “За миллиард лет до конца света”: “Когда мне плохо, я работаю. Когда мне скучно жить, я сажусь работать. Может быть, существуют другие рецепты, но я их не знаю”. В самой знаменитой повести Стругацких “Трудно быть богом” чуть ли не открытым текстом сказано, что историю движут люди творчества, а не воины и политики. О повести “Трудно быть богом” нужно сказать особо.
Чисто внешне это блестящая смесь фантастики и историко-приключенческого романа с явными элементами того, что сейчас называется “фэнтези”, однако идея повести значительно глубже, чем кажется на первый взгляд.
По замыслу с “Трудно быть богом” связан ряд других вещей Стругацких: “Попытка к бегству”, “Парень из преисподней”, “Обитаемый остров”. В них Стругацкие вводят понятие Прогрессора, человека Земли, ускоряющего прогресс отсталых внеземных цивилизаций.
По понятиям Земли, Прогрессор действует во благо, но стоит ли даже во имя прогресса лишать человечество его истории, искусственно ускоряя развитие? Имеет ли право человек вершить судьбы других цивилизаций? Герой “Парня из преисподней” Прогрессор Корней понимает это вовремя. Он отправляет своего подопечного Гага на родную планету самому разбираться со своей историей.
И не менее важное: может ли человек вмешиваться в чужую историю, оставаясь беспристрастным, оставаясь человеком? Прогрессор Антон (он же дон Румата из Арканарского королевства) из повести “Трудно быть богом” богом остаться не смог. Он по-человечески мстит за своих близких, а другие земляне не понимают его. Нельзя осчастливить против желания, нельзя единым махом осчастливить всех. В связи с этим интересен эпизодический персонаж “Понедельника…”, некий Саваоф Баалович. Один величайший маг в истории, не могущий реально совершить никакого чуда. Объясняется это очень просто: совершенное чудо не должно навредить абсолютно никому, а такого чуда придумать не может даже величайший маг.
“Исторические” повести объединяет еще одно. О каких бы планетах не идет речь, мы понимаем, что это наше прошлое, даже кое в чем наше настоящее. Не случайно герой “Попытки к бегству” Саул возвращается в прошлое, где его ждет смерть. Он понимает, что его дело там.
Идея прогрессорства у Стругацких имеет и обратную сторону. Они моделируют ситуацию, в которой какая-нибудь могучая цивилизация может заниматься прогрессорством по отношению к землянам. Так возникает цивилизация Странников, могущественная и непонятная, а поэтому потенциально опасная. Действительность оказывается понятнее, но страшнее. В повести “Волны гасят ветер” виновником непонятных и пугающих событий оказываются не таинственные Странники, а само развивающееся человечество.
Человечество само должно отвечать за свои поступки и не вправе ожидать помощи или даже советов свыше. Вообще, заинтересуем ли мы Вселенную? В повести “Извне” человека просто не заметили. Однако надежда на Вселенную все же есть. Сложный и опасный диалог с ней происходит в “Пикнике…” Может быть, Зона поможет людям, если они будут людьми. В конечном итоге все зависит от нас самих и от нашего выбора.
Стругацкие предупреждают, что последствия деятельности человека могут стать необратимыми, и прекрасное будущее (и будущее вообще) может так и не наступить. Вспомним погубленную экспериментами планету Радуга (“Далекая Радуга”), разоренный Саракш после ядерной войны (“Обитаемый Остров”), уничтоженную планету Надежда (“Жук в муравейнике”). Кстати, в истории Надежды остается неясным вопрос, спасли ли пресловутые Странники население экологически загаженной планеты или освободили планету от загадившего ее населения.
Стругацкие придумали даже слитую с природой цивилизацию Ковчега (“Малыш”) как возможный вариант развития. Такова же цивилизация разумных киноидов Голованов, чье развитие ушло во внутренние способности мимо техники (“Жук в муравейнике”).
Стругацкие не пессимистичны. Они предлагают выход даже в самых критических ситуациях. В “Гадких лебедях” его ищут и находят дети как наименее испорченная часть человечества. В “Хищных вещах века” у детей есть шанс начать строить жизнь заново и добраться до прекрасного завтра. Важно понять это сегодня, пока еще не стало поздно. Это и есть основная идея произведений братьев Стругацких.
Социальная фантастика братьев Стругацких (сочинение)
Аркадий и Борис Стругацкие — пожалуй, самые известные русскоязычные фантасты в мире. Хотя то, что они писали, не просто фантастика и даже не просто фантастическая литература, а Литература в самом полном смысле этого слова.
Писать братья Стругацкие начали в конце 50-х гг. В своем творчестве они прошли путь, на который постепенно развивающейся фантастике потребовалось более ста лет. В конце творческого пути Стругацкие во многом определяли развитие этого жанра. Ранние вещи Стругацких — “Страна багровых туч”, “Извне”, “Путь на Амальтею”, “Шесть спичек”, “Стажеры” — представляли собой почти классическую научную фантастику, характерную своего времени. Помимо стандартных сюжетов и научно-фантастического реквизита в повестях есть что-то еще, что и заставляет употребить слово “почти”.
Уже здесь видно, что писателей люди занимают куда больше самой фантастической техники. Техника и научные достижения в этих произведениях, конечно, есть. Более того, именно в ранних вещах Стругацкие и создают свой фантастический мир с глайдерами, скорчерами, нуль-транспортировкой и т.п. Но все это не более чем фон, прекрасно выписанный, продуманный, почти ощутимый, но все же фон.
В этой связи вспоминается эпизод из повести “Понедельник начинается в субботу”, где герой путешествует в Описанное Будущее (как представляют его писатели-фантасты): “В большинстве своем … люди были какие-то нереальные, гораздо менее реальные, чем могучие, сложные … механизмы …” Для Стругацких такое невозможно.
Внимательный читатель не может не заметить, как часто многие детали опущены. Авторы не утомляют читателя длинными описаниями устройства и принципов работы своих изобретений. Это касается не только технических подробностей, но и некоторых сюжетных моментов. Как попал в будущее заключенный концлагеря Саул Репнин? При каких “странных обстоятельствах” найдена рукопись Малянова? Что такое Зона? Писатели не считают нужным отвечать на эти вопросы. Сознательная недосказанность не мешает развитию сюжета, напротив, она создает ощущение тайны или приближает читателя к действию, делая его соучастником событий. Что же происходит в этом прекрасном фантастическом мире, созданном писателями? Он отлично приспособлен для жизни, удобно организован, почти безопасен, населен очень здоровыми и прекрасно образованными людьми с невиданными творческими возможностями. Одна из известных ранних вещей Стругацких, так и названная “Полдень. ХХII век”, описывает светлое будущее Земли, солнечный полдень человечества. Почти утопия!
Однако более поздние произведения братьев Стругацких уже не назовешь утопией. Выясняется, что в этом безоблачном мире полно своих проблем, не менее значимых, чем проблемы сегодняшней цивилизации. И, самое главное, авторы не считают это неправильным. Развитие человечества, прогресс, не может быть беспроблемным. Вопросы и проблемы остаются, они просто меняются.
В нескольких произведениях Стругацких упоминаются цивилизации, сознательно отказавшиеся от прогресса, тормозящие его. “Это ужасный тупик!” – так говорит о подобной цивилизации планеты Тагора один из героев “Жука в муравейнике” Экселенц. Миры Стругацких не исчерпываются солнечным ХХII веком. В особом сказочном мире с Бабой-Ягой, Вием и Змеем-Горынычем разворачивается действие самой жизнерадостной повести Стругацких “Понедельник начинается в субботу”. Однако в сюжетно связанной с “Понедельником…” “Сказке о Тройке” сказочная ирония превращается в злую сатиру.
Действие других, особенно поздних, произведений разворачивается в более или менее реальной действительности (“Отель “У погибшего альпиниста”, “Пикник на обочине”, “За миллиард лет до конца света”). В “Пикнике…” в реальную действительность вклинивается жуткий фантастический мир Зоны. Странные события нарушают размеренность нашей жизни и в других книгах.
В некоторых повестях и романах события разворачиваются вообще непонятно когда и где (“Гадкие лебеди”, “Второе нашествие марсиан”, “Улитка на склоне”, “Град обреченный”). Описанные миры вовсе не прекрасны, некоторые из них просто чудовищны. Ужасны даже не сами миры, а люди, их населяющие. Что страшнее: непонятный Лес или непонятно чем занимающееся Управление по делам Леса? “Второе нашествие марсиан”, “Хищные вещи века” и, особенно, “Град обреченный”, в котором проводится чудовищный социальный Эсперимент, звучат весьма пессимистично и выглядят классической антиутопией. Это не просто критика конкретного социального строя и не только сатира на мещанское общество, людскую приземленность, эгоизм и просто глупость. Это нечто большее, это пример того, как не должно быть. В этом и есть смысл антиутопии.
Проблемы, которые ставят Стругацкие в своих книгах, — это вечные проблемы литературы. Вопрос о ценности жизни каждого человека ставился русской литературой с незапамятных времен, и Стругацкие не могли обойти его стороной. Наиболее остра эта проблема в уже упомянутой повести “Жук в муравейнике”. Можно ли пожертвовать жизнью одного реального человека ради потенциальной безопасности всей Земли? Авторы не дают ответа на этот вопрос. Выбор был сделан, но правильно ли — решать нам.
Одна из важных черт поздних Стругацких — отсутствие не только готовых рецептов и советов, но и вообще открытый финал. Для большинства вещей конец должен додумывать читатель, причем возможны самые разные варианты. Вопрос о жизни и доверии приходится решать полицейскому инспектору из “Отеля “У погибшего альпиниста”. Можно ли рискнуть общей безопасностью и поверить инопланетянам, сохранив им тем самым жизнь? Здесь встает еще один важный для литературы вопрос выбора между долгом и чувством.
Вопрос выбора важен почти для всех героев Стругацких. Принципиальный выбор должен сделать герой “Пикника на обочине” сталкер Рэдрик Шухарт, человек далекий от идеала, один из миллиардов. Счастье для себя или для всех? Скорее всего, выбор будет верным. “Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!” — этой молитвой Шухарта заканчивается повесть.
Малянов, герой повести “За миллиард лет до конца света”, тоже стоит перед мучительной дилеммой. Что важнее для него, ученого с одной стороны, и просто человека – с другой: вклад в прогресс науки (человечества) или безопасность своих близких. Для Стругацких вопрос выбора в такой ситуации далеко не однозначен. Для них ученый и любой творческий человек — единственный двигатель прогресса.
Возможность творчества и творческой работы для каждого — одно из важнейших достижений будущего Стругацких. “Разве бывает неинтересная работа?” — искренне удивляется молодой герой повести “Попытка к бегству” Вадим. Лев Абалкин из “Жука в муравейнике” рискует жизнью ради свободы, причем не абстрактной свободы, а свободы творчества. У героев повести “Понедельник начинается в субботу” (говорящее название!) нет выходных дней, так как работать им интереснее, чем отдыхать. Настоящий гимн творчеству, звучащий, впрочем, вполне обыденно, слышится в словах Вечеровского, персонажа повести “За миллиард лет до конца света”: “Когда мне плохо, я работаю. Когда мне скучно жить, я сажусь работать. Может быть, существуют другие рецепты, но я их не знаю”. В самой знаменитой повести Стругацких “Трудно быть богом” чуть ли не открытым текстом сказано, что историю движут люди творчества, а не воины и политики. О повести “Трудно быть богом” нужно сказать особо.
Чисто внешне это блестящая смесь фантастики и историко-приключенческого романа с явными элементами того, что сейчас называется “фэнтези”, однако идея повести значительно глубже, чем кажется на первый взгляд.
По замыслу с “Трудно быть богом” связан ряд других вещей Стругацких: “Попытка к бегству”, “Парень из преисподней”, “Обитаемый остров”. В них Стругацкие вводят понятие Прогрессора, человека Земли, ускоряющего прогресс отсталых внеземных цивилизаций.
По понятиям Земли, Прогрессор действует во благо, но стоит ли даже во имя прогресса лишать человечество его истории, искусственно ускоряя развитие? Имеет ли право человек вершить судьбы других цивилизаций? Герой “Парня из преисподней” Прогрессор Корней понимает это вовремя. Он отправляет своего подопечного Гага на родную планету самому разбираться со своей историей.
И не менее важное: может ли человек вмешиваться в чужую историю, оставаясь беспристрастным, оставаясь человеком? Прогрессор Антон (он же дон Румата из Арканарского королевства) из повести “Трудно быть богом” богом остаться не смог. Он по-человечески мстит за своих близких, а другие земляне не понимают его. Нельзя осчастливить против желания, нельзя единым махом осчастливить всех. В связи с этим интересен эпизодический персонаж “Понедельника…”, некий Саваоф Баалович. Один величайший маг в истории, не могущий реально совершить никакого чуда. Объясняется это очень просто: совершенное чудо не должно навредить абсолютно никому, а такого чуда придумать не может даже величайший маг.
“Исторические” повести объединяет еще одно. О каких бы планетах не идет речь, мы понимаем, что это наше прошлое, даже кое в чем наше настоящее. Не случайно герой “Попытки к бегству” Саул возвращается в прошлое, где его ждет смерть. Он понимает, что его дело там.
Идея прогрессорства у Стругацких имеет и обратную сторону. Они моделируют ситуацию, в которой какая-нибудь могучая цивилизация может заниматься прогрессорством по отношению к землянам. Так возникает цивилизация Странников, могущественная и непонятная, а поэтому потенциально опасная. Действительность оказывается понятнее, но страшнее. В повести “Волны гасят ветер” виновником непонятных и пугающих событий оказываются не таинственные Странники, а само развивающееся человечество.
Человечество само должно отвечать за свои поступки и не вправе ожидать помощи или даже советов свыше. Вообще, заинтересуем ли мы Вселенную? В повести “Извне” человека просто не заметили. Однако надежда на Вселенную все же есть. Сложный и опасный диалог с ней происходит в “Пикнике…” Может быть, Зона поможет людям, если они будут людьми. В конечном итоге все зависит от нас самих и от нашего выбора.
Стругацкие предупреждают, что последствия деятельности человека могут стать необратимыми, и прекрасное будущее (и будущее вообще) может так и не наступить. Вспомним погубленную экспериментами планету Радуга (“Далекая Радуга”), разоренный Саракш после ядерной войны (“Обитаемый Остров”), уничтоженную планету Надежда (“Жук в муравейнике”). Кстати, в истории Надежды остается неясным вопрос, спасли ли пресловутые Странники население экологически загаженной планеты или освободили планету от загадившего ее населения.
Стругацкие придумали даже слитую с природой цивилизацию Ковчега (“Малыш”) как возможный вариант развития. Такова же цивилизация разумных киноидов Голованов, чье развитие ушло во внутренние способности мимо техники (“Жук в муравейнике”).
Стругацкие не пессимистичны. Они предлагают выход даже в самых критических ситуациях. В “Гадких лебедях” его ищут и находят дети как наименее испорченная часть человечества. В “Хищных вещах века” у детей есть шанс начать строить жизнь заново и добраться до прекрасного завтра. Важно понять это сегодня, пока еще не стало поздно. Это и есть основная идея произведений братьев Стругацких.
Философия Стругацких….

Автора сего текста не нашёл.
У меня создалось впечатление, что автор книгу не читал, а смотрел фильм в варианте Германа с Ярмольником в роли Руматы.
Хотя возможно автор и прочел по диагонали книгу, возможно и фильм осилил, но. Несмотря на нарочитую нетерпимость автором либералов, сам рассуждает именно с их позиций.
Свести прогрессорство до уровня примитивного вещизма и прямолинейной технократии. это надо еще постараться.
Прогрессорство подразумевает, на мой взгляд, не технологический подъем, а некое мировоззренческое перерождение. Которое насильным быть не может по умолчанию. Путь к Свету всегда у каждого свой. И путь к Свету всегда идет через Тьму.
С уважением, СКАМАРОХ.
Что, если однажды человек, благодаря научно-техническому прогрессу станет богоподобным в своих возможностях? Чем мы займемся? Ответ на этот вопрос попытались дать Аркадий и Борис Стругацкие в своей повести “Трудно быть богом”. В книге авторы рисуют нам именно такого человека – могущественного, сверхсильного, которому покоряется сама Вселенная. Научный прогресс идет рука об руку с прогрессом нравственным – люди этого мира не только умны, но и добры; в почете не только сила, но и милосердие. И такое в буквальном смысле слова райское общество осуществляет экспансию к далекой планете – где живут люди, похожие на нас когда-то давно – в эпоху средневековья. Мудрые и добрые сверхлюди, разумеется, стараются насаждать мораль и тягу к знаниям.
Но у них ничего не получается. Главный герой – русский парень Антон, который в составе разведгруппы отправляется на эту самую планету – наблюдать, записывать, внедряться. Он берет себе имя одного из погибших местных – Руматы Эсторского (так же поступают и остальные разведчики – а их примерно двести сорок человек на всю планету).
Разведчикам хочется по возможности поддерживать порядок и насаждать какое-то подобие цивилизации, той, какую они себе представляют. Долгое время и Антон пытается этим заниматься. Вступается за слабых, проповедует знание (по мере сил, конечно). Но все – тщетно.
В конечном итоге Антон понимает, что он бессилен перед непробиваемой тупостью и недальновидностью целого народа. В диалогах мы понимаем, что земляне – буквально всесильны, они могут истребить этих существ и заселить планету другими, могут даже загипнотизировать их и привить тягу к знаниям. Но они не делают этого, дабы не лишать людей этого мира свободной воли и собственной истории.
А люди «этого» мира не отзывчивы на «мудрость» Стругацкого Антона-Руматы. Не хотят её перенимать. Силой он им вдолбить мог бы, но не хочет, а добровольно и сознательно – «оне не согласные». Оканчивается все предсказуемо – благородные порывы Антона завершаются неудачей, а животное начало в людях оказывается значительно сильнее, нежели мысли о “добром” и “светлом”.
Казалось бы, типичная повесть советского прогрессизма, в чём гниль философии? Что такое, современникам незаметное, насадили в эту повесть коварные Стругацкие, деформировав мышление значительной части своих сверстников и молодёжи моего поколения?
Всё слишком очевидно – но, к сожалению, только сейчас, когда уже поздно обозревать очевидности. Если бы я на машине времени перенёсся бы в прошлое, и при чём в роли цензора от КПСС, знаете что я бы на основании современных своих знаний сказал Стругацким?
-Не врите! – первые два слова, которые я бы сказал этим братьям. – Всё хорошее, если оно по-настоящему хорошее, очень легко усваивается людьми на любом уровне дикости и варварства.
Деревенский парень, предки которого, да и он сам, веками ходили в лаптях – одевает фабричные ботинки, и уже через день в них, как влитой. Электрические лампы, трактора, удобрения, радио, телевизор – сколько времени понадобилось, чтобы к ним привыкнуть тем, кто тысячи лет жил без них? Вы позавчера провели интернет, вчера подросток научился им пользоваться, а уже сегодня он себе жизни без интернета не мыслит!
-Поэтому не врите! Хорошее – когда оно хорошее – усваивается «на раз». И если бы ваш гнилой Антон давал людям действительно хорошие, подлинно-позитивные вещи – люди бы их приняли моментально.
-А в чём проблема?
-А проблема в том, что вы внутри гнилые, и герой у вас получился внутри гнилым. И под видом «великого счастья» он пытается впихнуть средневековым людям не электрическую лампу, не трактор марки «Сталинец» – а свою гнилую интеллигентскую либеральную рефлексию. Которая отторгается средневековыми (и любыми здоровыми людьми) ИМЕННО по той причине, что никакой мудрости в ней нет, а есть лишь лжемудрствование и блудомыслие.
Если бы вы грязным и оборванным средневековым людям подарили «Сталинца» с табуном лошадей в движке – они бы совсем иначе это приняли и к вам бы иначе относились. Но вы им пихаете в голову лишь заносчивые мысли о своём превосходстве над ними, которое заключается лишь в том, что вы можете их убить. Но от доброты не убиваете. Что из этого они должны принять, и как они могут это применить к своему средневековью?
Либералы давно уже исподволь готовили общество к своим гадостям. В неудаче Антона-Руматы они предсказывают неудачу либеральной идеи в России. Они почуяли уже тогда, что основную массу людей не вдохновит «великое счастье» быть обобранными ради обжорства кучки «избранных» воров. И они стали загодя ныть, что люди тёмные, плохие, средневековые, что они не понимают своего счастья быть обокраденными самим Собчаком, самим Ходорковским!
Людям на блюдце несут счастье поездок обокравших их в Европу, в лучшие отели – а люди морду воротят! Почему? Потому что люди – дрянь. Они, вместо того, чтобы радоваться, как эстонцы, что дядя, закрывший их завод и укравший их зарплату с пенсией, поехал в Монте-Карло рулетку крутить – подло и средневеково не видят в этом радости.
Е Ещё раз: если вы приносите что-то по-настоящему хорошее и доброе, без задней мысли и «скрытых пунктов», без подвоха и подставы – то это принимается быстро и весело.
И совершенно не важно – средневековые ли люди, или современные: человек есть человек. Он живёт без удобств, пока их нет, но моментально привыкает к удобствам, как только они явились. Любой элемент нашего бытового комфорта однажды появился внезапно, как дон Румата-Антон. Наши мамы и папы, что 200 лет привыкали к телефону? Или триста лет им нужно было, чтобы научится включать телевизор? Или кто-то из «отсталых людишек» злобно сломал водопровод, предпочитая, в силу отсталости, носить воду с колодца, по старинке?
Всё это вздор, ребята-фантасты. И если бы ваш Антон давал то, что дают отсталым племенам нормальные и добрые, честные люди – побеждена была бы отсталость, а не Антон.
Но в том-то всё и дело, что под видом прогресса и просвещения, под видом светлого будущего Румата даёт средневековцам какую-то сомнительную и двусмысленную дрянь, вызывающую массу вопросов, на которые Румата не может ответить.
И выступает прообразом обиженного Явлинского – который весь из себя умный, прогрессивный, всё знает, всё понимает – только людям объяснить не может. Но не потому, что Явлинский (или Румата) плохой, а потому что люди плохие!
Вся драма в повести Стругацких – в предчувствии, что народ России не примет и не поймёт мухоморного варева либерализма и гнилой интеллигентской, напрочь оторвавшейся от жизни, рефлексии. И вот тут Стругацкие угадали на все сто!
Русский народ не оценил этой мухоморной похлёбки, не «заторчал» от неё, как почти вымершие от неё эстонцы и латыши. Тёмный народ стал по-деревенки рассуждать, что это наркотическое варево, от которого пользы никакой, а вреда – премного.
Интеллигенция, уже во времена Стругацких живущая в своих недоразвитых аутистских фантазиях, в каких-то выдуманных, и дурно выдуманных мирах – заранее обиделась на народ.
На самом деле разведчики Стругацких прилетели не из коммунистического завтра, а из либерального тупика. У них нет чётких представлений о добре и зле, нет проекта, по которому строят общество. Если бы на их месте были бы отчаянные конкистадоры, ничуть не задумывавшиеся, насаждать ли католицизм или нет; или сталинцы, твёрдо знавшие, каким должно быть идеальное общество – то интеллигентских соплей бы не вышло.
Цивилизация терпит варварство только когда слабее его. А как только технически сильнее – особых рефлексий не испытывает: вижу, что есть, знаю, как надо, отсекаю лишнее, добавляю недостающее. Все средневековые – построились в колонну, и в колхоз! Вот вам трактор, вот вам ссуда на посевные работы, вот вам ГСМ, ну и всё прочее, для зачина передового хозяйства. Чем богаты, тем и рады!
Либерализм же начинает свою заунывную и загробную песнь, о том, что строем в колхоз гнать не надо, даже если трактор есть (а если нет – тогда тем более), что «все формы равноценны», что у каннибала есть своя правда – как и у сожранного каннибалом, и т.п.
Поэтому по части созидания либерализм – ноль. Ноль без палочки. Антон-Румата, искалеченный латентным либерализмом через своих родителей, братьев Стругацких, не организовывает ни индустриализации, ни коллективизации, ни ликбеза, ни партячеек, ни изб-читален. Он не разворачивает репрессий против «врагов народа» – не видит и самого народа, только быдло противное.
Всё это грязные и отсталые средневековцы должны сами сделать, без Антона. А ему потом, наверное, налоги уплатить – как мечтают либералы. Чтобы всё без них делалось, а налоги со сделанного им уплачивались…
Все мысли либерала Руматы сводятся к трём вещам: мысли о том, что ему под силу уничтожить всех этих грязных дикарей. Соблазн так и сделать. И сладкий трепет, когда он намекает на это дикарям.
Н Никакой созидательной программы у Руматы нет, потому что нет её и у Стругацких, уже отравленных ядом либерализма.
Их идеал – не замаранный никаким делом посторонний с отсутствующим взглядом, добру и злу внимающий равнодушно. Иногда тешащий себя своей технической сверхсилой, приписанной в рамках фантастики, но ни на что путное либералами не расходуемой. Так, «вещь в себе»: могли бы уничтожить всё население планеты, но не станем, потому как мы добрые!
И как-то обходится стороной, что уничтожение и бездействие – не есть единственно возможные состояния сверхсилы. Ведь, казалось бы, она может заняться чем-то созидательным… Но только не в руках либералов, утративших базовые представления о добре и зле!
Вообразите, Попов изобрёл радио, его просят дать аппарат на флот или в академию, а Попов, такой, модный сноб, говорит им:
-Которое я собрал – оно только моё, а вы себе сами придумайте и соберите радиоприёмник!
Менделеев же таблицу свою припрятал – и говорит: я-то создал, для себя, а вы теперь сами таблицу периодических элементов, без меня, для себя откройте! А изобретатель велосипеда заставляет каждого самому изобретать себе велосипед…
Ни фига себе логика?! Но ведь это и есть логика невмешательства, которую демонстрируют Стругацкие, как высший гуманизм. Мы там, на Земле, создали коммунизм, но только для себя. А вы свой сами стройте, со стадии Средневековья…
Книга вроде бы советская – а если подумать, то совсем не советская. СССР не предложил Монголии и Тыве пройти все формации с первобытно-общинной! Он их сразу из родо-племенного строя взял в соцлагерь. И не стал СССР жопить электроприборы для жителей тундры, оленеводов, дожидаясь, пока они сами изобретут транзисторы и карманные фонарики!
Что же такого случилось в советском обществе, что во глубине советских руд два очень популярных советских фантаста выдумывают бредовейшую концепцию «невмешательства» и наблюдения за корчами мук отсталого общества? Зачем тогда весь советский путь борьбы – всякий человек дойдёт когда-нибудь до того, до чего дойдёт… И борьбы никакой не нужно! Посмотрели на фашистов, рожицу презрения скорчили – мол, не комильфо, и отвернулись…
А А это приключился с советской интеллигенцией либерализм головного мозга. В нём Добро уравнивается с недеянием.
Мол, я хороший человек, потому что я никого не убил… А что хорошего в том, что ты НЕ СДЕЛАЛ? Ты хвались делами, а не их отсутствием! Настоящее-то Добро, каким знает его человеческая история – прежде всего яростная и вооружённая борьба со злом. А не лёжки на диване в гордом осознании «абсолютной доброты» своей абсолютной неподвижности.
Румата не может ничего доказать средневековцам – прежде всего потому, что ему НЕЧЕГО им сказать. Будь на его месте герой Шолохова или Булгакова, красный или белый – уж они бы нашли, как выражаться в этой толпе. А герой Стругацких – изнутри пуст, как пересохший орех. У него и высшее добро в бездействии, и высшая мудрость в невмешательстве…
Он в точности предваряет грядущих либералов, проповедуя какую-то дрянь и околесицу «европейского выбора» и огорчаясь до слёз, что массам это неинтересно, непонятно и через какое-то время раздражать начинает.
«Европейский выбор» – это не тогда, когда у тебя европейцы последние твои гроши вместе с землёй спёрли. «Европейский выбор» (если уж на то пошло, поганым их языком выражаясь) – это Европа у тебя дома, а не в Европе. Это когда ты из землянки переехал в городскую квартиру со всеми удобствами, когда ты от сохи перешёл на трактор и комбайн, это когда ты стал получать на своей работе больше (а не меньше).
И получается, что настоящий «европейский выбор» – это сталинизм. Не пресмыкаться перед агрессивной и самовлюблённой Европой, а закрыться, защититься от неё и её поборов, сперва догнать, а потом перегнать! Сама Европа так сделала: она не под Индию, ни под Китай не подстраивалась! Она у них заимствовала, что было полезно, и сама себя выстроила.
А ваш «европейский выбор» – это чистой воды колониализм. Компрадорщина. Низкопоклонство перед «белыми сахибами», перед пробковыми шлемами колонизаторов. Ваш выбор – азиатский и африканский, в самом худшем смысле этих слов. Вы повторяете «путь в Европу» самых отсталых и продажных азиатских и африканских племенных вождей, обалдевших от вида английских кораблей, а особенно от их пушек…
Что должны были перенять от дона Руматы средневековые варвары – коли он им ничего не давал? И никуда не вёл? И никак не организовывал? Идею его непреодолимого превосходства, ничем не подтверждаемую, кроме регулярных намёков – «всех вас могу испепелить»? У Руматы ведь нет ничего, кроме снобизма и беспочвенной заносчивости, его колоссальные возможности – расходуются только на наблюдения да на сетования – мол, какие же тут люди несовершенные…
Это – предсказанная, а отчасти и сформированная модель поведения либерала в русском окружении. Либерал считает «высшим знанием» тот онанизм мозга, который лично ему приносит великое удовлетворение, и обижается, что другие так не делают.
Либерал полон до краёв чувством собственного превосходства – которое не может проявить ни в чём, кроме разрушения и снисходительного растления «умом малолетних». Но либерал врёт себе, что проявлять собственное превосходство перед этими «трефными свиньями» – просто ниже его достоинства. И свою интеллектуальную, духовную импотенцию – записывает в подвиг воздержания: мог, да воздержался!
И получается: они ничего не дают, и обижаются, что у них ничего не берут. Они ничего сами не знают, даже на уровне «что такое хорошо – и что такое плохо», и обижаются, что у них не учатся. Они ничего не делают – и обижаются, что никто не воспевает величие их дел. Они говорят банальные глупости, свойственные уму тунеядцев и иждивенцев – и обижаются, что эту банальность не высекают в мраморе благодарные слушатели…
Им трудно быть «богами» – потому что они не Творцы мира, как Бог и благодатные обожением люди, по образу и подобию Бога. Они – паразиты в мире, созданном другими. Он потому им так и противен – что создан не их руками, не их умом, во всём чужой, в любой детали – им посторонний.
«Мы бы создали мир совсем иначе» – говорят эти зазнайки. И фантастика им даёт такую возможность! Делайте, ребята! Техника позволяет, она у вас «уровня Бога» по условиям задачки… Творите! Свой мир вместо этого!
А они ничего не делают… Либералы, что с них возьмёшь!
Фантастика А. и Б. Стругацких.
Стругацкие являются столпами отеч. фантастики. Их лит. талант – велик, и известен многим. 50е можно считать нач. их творч. деятельности. Хотя А. Стругацкий пробовал писать фантастические произведения еще до войны. Но первая худож. публикация у А. Стругацкого появилась в 56 г – повесть «Пепел Бикини» (о водородной бомбе). Б. Стругацкий начал заниматься творческой деятельностью только в 50-е.
Первая совместная работа братьев — научно-фантастический рассказ «Извне», переработанный позже в одноимённую повесть.
В 59 г. вышла первая книга Стругацких — повесть «Страна багровых туч». Связанные общими героями с этой повестью продолжения — «Путь на Амальтею» (60), «Стажёры» (62), а также рассказы первого сборника Стругацких «Шесть спичек» (60) положили начало многотомному циклу произведений о будущем Мире Полудня.
Эти разноплановые произведения отражали эволюцию мировоззрения авторов, которые на много лет стали ведущими представителями советской фантастики. Первые книги Стругацких соответствовали требованиям социалистического реализма. Отличительной особенностью этих книг были «несхематичные» герои (интеллигенты, гуманисты, преданные научному поиску и нравственной ответственности перед человечеством), оригинальные и смелые фантастические идеи о развитии науки и техники. Произведения Стругацких написаны высокохудожественно, с юмором, героев отличает индивидуализация языка. Они органично совпали с периодом «оттепели» в стране и отразили тогдашнюю веру в светлое будущее и неуклонный прогресс в общественных отношениях. Программной книгой этого периода стала повесть «Полдень, XXII век» (62), крупными мазками начертавшая увлекательную перспективу будущего человечества, представители которого — светлые, умные люди, увлечённые покорители космоса, искатели, творческие личности.

Тест на знание английского языка Проверь свой уровень за 10 минут, и получи бесплатные рекомендации по 4 пунктам:
Аудирование Грамматика Речь Письмо
Однако уже в повести «Далёкая Радуга» (63) появляются тревожные нотки: катастрофа на далёкой планете в результате проводившихся учёными экспериментов вывела на первый план одну из основных тем дальнейшего творчества Стругацких — нравственный выбор человека, оказавшегося в тяжёлом положении, когда выбирать нужно между плохим и очень плохим вариантами. Столкнуться с прошлым, задуматься о том, возможно ли скорое избавление от «палеолита в сознании», пришлось сначала героям повести «Попытка к бегству» (62), а затем сотрудникам Института экспериментальной истории в повести «Трудно быть богом» (64). В повести «Хищные вещи века» (65) Стругацкие обращаются к актуальным проблемам современности, рисуют гротескную модель будущего общества потребления, которое и теперь представляется наиболее вероятной версией развития сегодняшнего мира.
В то же самое время Стругацкие пишут несколько произведений, которые не укладываются в рамки традиционных жанров. Искрящаяся юмором и оптимизмом «сказка для научных сотрудников младшего возраста» «Понедельник начинается в субботу» (65) была продолжена произведением «Сказка о Тройке», в которой юмор уступает место жёсткой сатире на бюрократический казарменный социализм. Главная тема творчества Стругацких — тема выбора — стала основной для повести «За миллиард лет до конца света» (76), герои которой поставлены перед жестокой необходимостью выбирать между возможностью творить под угрозой смерти, либо отказаться от своих убеждений ради спокойной жизни. Тогда же был написан роман «Град обреченный» (75), в котором предпринята попытка «построить динамическую модель идеологизированного сознания, типичного для самых широких слоёв нашего общества, проследить его судьбу на фоне меняющейся социальной реальности, исследовать различные фазы его „жизненного цикла“, и в частности, драматического перехода думающих советских людей от позиции фанатичной веры в коммунистические идеалы к условиям идеологического вакуума, характерного для целого поколения». Для этих произведений, как и для романа «Хромая судьба» (82) характерно наделение главных персонажей автобиографическими чертами. Очередное обращение к Миру Полудня — романы «Жук в муравейнике» (79) и «Волны гасят ветер» (85) — подвело окончательный итог развитию утопической темы в творчестве Стругацких. Никакой технический прогресс не принесёт счастья человечеству, если основой его не станет Человек Воспитанный, который сможет избавиться от «внутренней обезьяны», — таков вывод многолетнего исследования возможного будущего. Тема воспитания стала ключевой для романа «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя» (88) — многопланового повествования, исследующего предназначение и рост сложности задач Учителя на примере двухтысячелетней истории.
Исключительная популярность Стругацких среди поколения “шестидесятников”, поколения “застоя” и посткоммунизма свидетельствует о том, что избранный этими писателями путь отвечал глубоким психологическим потребностям общества в период распада тоталитарной идеологии и тоталитарного сознания.
Философская фантастика Стругацких
Чтобы подтвердить, что произведения Стругацких прошли испытание временем, достаточно привести следующий перечень высказываний в различных периодических изданиях: «Можно захватывать места в редколлегиях, редакциях, можно уподобиться легендарному голландскому мальчику, бегающему вдоль плотины и пытающемуся заткнуть пальчиком отверстия в ней, но процесс, объективно происходящий в обществе, остановить нельзя». Стругацкие переведены на большое колличество языков: немнцкий, японский, французский, английский, итальянский, португальский, польский, чешский, словацкий, венгерский, румынский, украинский, латышский, эстонский, финский и эсперанто. s Зачем изучать Стругацких. Зачем в школе преподают литературу? Во-первых, для общего образования и всестороннего развития учеников. Во-вторых, для понимания детьми истории и воспитания в них лучших моральных качеств. В-третьих, в более глобальном смысле, для воспитания на опыте старого поколения поколение новое. Зачем в школе преподавать Стругацких?
Для того, чтобы дети увидели время конца ХХ века не в критически отрицательном свете (Солженицин, Шаламов, Пастернак и др.) и не в воспевающем (как его преподносила псевдолитература того времени), а в новом плане – рациональном. Стругацкие ещё в то время посмотрели на свою историю глазами будущих поколений, как делал это Булгаков со своей историией, как делал это Блок и многие другие великие литературные деятели. Изучать Стругацких надо для воспитания в детях их лирического героя, воспитания лучших людей. Стругацкие идеально обобщили труды многих философов, писателей и иных деятелей культуры, они не гнушаются использованием в своих произведениях чужих высказываний и цитат, плодов народного творчества и тем более собственных умозаключений.
Стругацкие – это литература обобщения и выбора наилучшего из мирового опыта. Я считаю, что обновлять и дополнять школьную программу крайне необходимо. Включение в неё А. И Б. Стругацких является неотвратимой закономерностью. Единственный нюанс, изучение их в школе действительно может вызвать отвращение у детей к писателям, но здесь всё зависит от профессионализма – учителей, как раз от того, о чём так много сказано у самих писателей. Итак, мы видим, что писатель «братья Стругацкие», глубоко вник в нравственные и духовные вопр
Философская фантастика Стругацких рассматривает такие елассические проблемы философии, как вопрос о происхождении человечества, вопрос религии, воспитания потомков, прогнозирование дальнейшего развития человечества и направления его пути, прогнозироваеие проблем, которые могут возникнуть в будущем, копание в человеческой психологии, возможность оправдания безнравственных поступков, смешение добра и зла, белого и чёрного, парадоксальность всей человеческой жизни, роль писателя в обществе, роль интеллигенции, движение исторического процесса и так далее, и так далее… То есть получается, что несамостоятельный жанр фантастики, непризнаваемый читающим обществом у Стругацких получает статус философского и огромную популярность, завоёванную не только глубиной тем, но и захватывающим, неожиданным сюжетом, специфическим юмором и прозрачностью языкового стиля.
Процесс включения Стругацких в школьную программу и признания классикой русской литературы естественен. Некоторые школы уже сделали изменения в своей программе в пользу фантастов. Большинство голосов придерживается того мнения, что Стругацкие это сильная литература, которая выдержит дальнейшее испытание временем и что детям её преподавать нужно. Да, книги Марининой такие же популярные, но никто не спорит о их содержании, никто не пересматривает свои взгляды на жизнь после их прочтония, никто из хртя бы минимально образованных людей даже подумать не может о вкллючении их в школьную программу. Изучая Стругацкх, дети со школьной скамьи должны усвоить, что думать это не развлечение, а каждодневная обязанность, а разве не этому нас учили на уроках литературы?
Да, не все это поняли, но кто-то через некоторое время вернулся к Булгакову, к Толстому и другим классикам, тогда и понял. Стругацкие преподносят это более живо, более проникновенно, потому, что их повествование ближе по временным рамкам к читателю, и последствия, указанные в нём, живее, чем у того же Толстого или Пушкина, понимают которых только после окончания школы. Пусть последующее поколение будет лучше предыдущего.
Социально-философская фантастика 92 стр.

Аве, Цезарь
В 1974 году в коллективном сборнике появилась повесть А Горло ” Аве, Цезарь” (расширенный и переработанный вариант которой предлагается сегодня читателю) , где развивается тема злабумеранга, приобретая полифоническое и, что особенно важно, актуальное звучание Сквозь гротескные маски персонажей явств

Эскадрилья всемирной коммуны
В сборник вошли романы, повести и рассказы советских фантастов 1920х гг ” Гибель Главного Города” Е Зозули, ” Эскадрилья всемирной коммуны” С Буданцева, ” Таинственный взрыв” Н Шпанова, ” Огненные дни” А Горелова, ” Гибель Бр

Червивая Луна
Эта история о мальчике с разноцветными глазами, который живет в мире, где подчинение – высшее из достоинств, глупость – условие выживания, а человек может в любой момент исчезнуть, оставив после себя дыру. Но если хочеш

Мастер и Маргарита (Художник Г. Новожилов)
Роман ” Мастер и Маргарита”, ныне вошедший в золотой фонд советской и мировом литературы, последнее произведение М А Булгакова (18911940) Впервые роман был опубликован (с сокращениями) в 19661967 гг. , полностью в 1973 г. Содержан

Собрание сочинений в 10 т. Т. 9. Бессильные мира сего
В очередной том собрания сочинений непревзойденных мастеров отечественной и мировой фантастики вошли романы, созданные Б Стругацким (под псевдонимом С Витицкий) в последние годы, после безвременной кончины его брата и соавтора Содержание: ПОИСК ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ, ИЛИ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ ТЕОРЕМА ЭТИКИ 1 БЕ

Волны гасят ветер
Роман, завершающий знаменитую трилогию братьев Стругацких о Максиме Каммерере Произведение увлекательное и в то же время тонко философское, многогранное и талантливое Завершилась эпоха ” Обитаемого острова” Закончилась странная и трагическая история ” Жука в муравейнике” Наступили времена новых воп

Храни тебя бог, Ланселот!
Повесть сборника БАРЬЕР Фантастикаразмышления о человеке нового мира Эндре Гейереш Храни тебя бог, Ланселот! ” В добрые старые времена, когда Британией правил король Артур и прекрасная супруга его, королева Гиневра, п

Сегодня, завтра и всегда
Научнофантастические рассказы сборника объединены общей темой будущие открытия в космосе Автор кандидат физикоматематических наук, астрофизик по профессии, и поэтому его герои люди науки: астрономы, космонавты, специалисты по контактам с внеземными цивилизациями, чья жизнь связана с разгадкой тай

Собрание сочинений в 10 т. Т. 5. Понедельник начинается в субботу
В очередной том собрания сочинений классиков отечественной фантастики Аркадия и Бориса Стругацких вошла знаменитая дилогия о сотрудниках Научноисследовательского института Чародейства и Волшебства (НИИЧАВО) , а также сатирическая фантазия на тему ” Войны миров” Уэллса ” Второе нашествие марсиан” Со

ЛОЖКА ДЕГТЯ
Четыре локации, 22 типа аномалий, 59 артефактов, 16 магических предметов, 12 видов оборудования, большое количество типов оружия и монстров Но это всё мишура! Главное невероятно странный мир, куда попадает герой профессиональный добытчик эксклюзивных вещей, и не менее странная организация, занимаю

Создатель кошмаров
Баннгок кибернетический гигант, захвативший весь юговосток Азии Городская агломерация Александрия на севере Африки Бэйцзин мощный промышленный мегаполис, находящийся на грани экологической катастрофы… Вот ближайшие техногенные соседи Полиса, подталкивающие мир к границе катаклизма Но проблема не т

младший Памятник (роман)
Роман, переписанный из одноименной повести 1962 года (номинация на ” Хьюго”) Герой повести сентиментальный чудак, стремящийся предохранить райскую пастораль далекой планеты от неизбежного будущего “культурного империализма” Земли Этому идеалисту удается оставить аборигенам некое тайное знание, кото

Бомба свастика
Автор: Джон Мини
Британский шпион с особыми полномочиями может решить исход второй мировой войны Правда, война в этом альтернативном мире ведется с помощью биотехнологий Джон Мини Бомбасвастика John Meaney ” The Swastika Bomb” 2002 Огромный черный треугольный силуэт скользнул над головой, раздирая внутренности дисга

Анатомия Комплексов (Ч. 1)
Он с другой планеты, она с Земли У них разные взгляды на жизнь, разные вкусы, знания и пристрастия Столкновение двух представителей совершенной разных рас приводит к глобальным переменам не только в их жизни Содержание: Райдо Витич Анатомия Комплексов ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1 ГЛАВА 1 1 ГЛАВА 2 3 ГЛАВА 3 5 Г

Месть невидимки
Предлагаемое произведение, безусловно, фантастика Об одном из великих таинств Пространства Времени Читателю, однако, оно может показаться реальной вещью Это впечатление складывается потому, что сюжет тесно вплетен в известные нам изнурительные проблемы жизни, при которых простой человек беззащитен п

Пути Предназначения
Они бывают очень длинными, Пути Предназначения И стремительно короткими Ктото прокладывает свой путь сам Другие следуют тропой чужих предначертаний Многое ждёт людей на Пути Предназначения предательство и дружба, ненависть и любовь, честь и подлость Но одно непреложно пройти Путь Предназначения до
Оценка статьи:

Загрузка...
Философская фантастика Стругацких: сочинение Ссылка на основную публикацию |