Противоречия исторических взглядах в творчестве Джойса и Томаса Манна: сочинение

Противоречия исторических взглядах в творчестве Джойса и Томаса Манна

Представлению Джойса о бессмысленности истории противостоит манновская концепция ее глубокого смысла, раскрывающегося по мере развития культуры. Эта концепция художественно реализована с помощью образов библейской мифологии. Т. Манн стремится показать, прибегая к тем же образам, и диалектику исторического развития сознания, соответствующего процессу выделения личности из архаического коллектива. Сам процесс богоискательства, обожествления человека и очеловечивания бога эквивалентен, по Т. Манну, выделению «я» из «коллектива».

Но, как сказано, в начале этого раздела, Иосиф преодолевает и свой личный эгоизм, и даже известные «ницшеанские» возможности своего мироощущения, что в конечном счете приводит к торжеству социальности, но уже на высшей ступени. С этой интерпретацией в некоторой степени связано и манновское понимание вины Иосифа, столь отличное от толкования вины Ирвикера в «Поминках по Финнегану».

Мы убедились, насколько у Джойса и Манна различны не только общие черты творческих методов, но и характер самой поэтики мифологизирована, разработанной ими, каждым самостоятельно. Вместе с тем при всех различиях феномен мифологического романа не исчез в ходе нашего анализа; наоборот, вычленились его некоторые общие черты.

Поэтика мифологизирования предполагает известное противопоставление универсальной психологии и истории, мифологический синкретизм и плюрализм, элементы иронии и травестии. Она использует циклическую ритуально-мифологическую повторяемость для выражения универсальных архетипов и для конструирования самого повествования, так же как и концепцию легко сменяемых социальных ролей, подчеркивающих взаимозаменяемость, «текучесть» персонажей. Поэтика мифологизирования — один из способов организации повествования после разрушения или сильного нарушения структуры классического романа XIX в. сначала посредством параллелей и символов, помогающих упорядочить современный жизненный материал и структурировать внутреннее действие, а затем путем создания самостоятельного «мифологического» сюжета, структурирующего одновременно коллективное сознание и всеобщую историю.

Поэтика мифологизирования и у Джойса и у Т. Манна является не стихийным, интуитивным возвращением к мифо-поэтическому мышлению, а одним из аспектов интеллектуального, даже «философского» романа и опирается на глубокое книжное знакомство с древней культурой, историей религии и современными научными теориями. В интерпретации античных и библейских мифов они оба в значительной мере опираются на «синкретические» эзотерические учения и на ритуалистические теории начала XX в. , в известной мере сводящие миф к ритуалу, что позволяет считать Цикличность универсальной чертой мифологического сознания, а календарные аграрные мифы наиболее репрезентативными для всякой мифологии. О значении так называемой «аналитической психологии» для мифологического романа говорилось выше достаточно много.

Все эти влияния, впрочем, не помешали Джойсу, пусть весьма субъективистски, передать некоторые особенности мифологической «манеры» мышления, а Т. Манну художественными средствами дать во многих отношениях глубокий анализ мифологии древнего мира.

«Десоциологизация» романа способствует некоторому,, отчасти действительному, отчасти мнимому, сходству мифологического романа XX в. с ранними формами романа, в которых еще не успели возникнуть социальные характеры, известную роль играла фантастика, связанная с пережитками подлинно мифологических традиций. Таковы, в частности, ранние формы романа позднего средневековья, например уже упоминавшийся «Парцифаль», сюжет которого наиболее углубленно разработан в версии Вольфрама фон Эшенбаха. Попытка сближения мифологизирующих романов Джойса и Т. Манна с позднесредневековым романом уже имела место в работе Джозефа Кэмпбелла о «творческой мифологии».

Кэмпбелл, однако, основу этого сходства видит в аналогичной ситуации освобождения личности от традиционной религиозности и создания своей светской, личностной «мифологии». В действительности ситуации здесь противоположны, и именно в этой противоположности секрет «сходства», ибо речь идет о сходстве еще незрелых форм романа, освобождающихся, но еще не освободившихся от мифологических и сказочных традиций, с формами разложения классического реалистического романа, для которых характерно сознательное обращение к мифу, на основе книжного знакомства.

До сих пор шла речь о первых и вместе с тем классических образцах мифологизирующего романа XX в. Джойс и Т. Манн, вероятно независимо друг от друга, дали «формулу» поэтики мифологизирования в новейшей литературе.

Дайджест:

Пафос творчества Томаса Манна Большой вклад в борьбу с фашизмом внес Томас Манн, выдающийся писатель, младший брат Генриха Манна. Томас Манн шел к прогрессивным идейным позициям более долго и трудно, чем Генрих, но он. .

Роман-завещание Томаса Манна В романе-завещании Т. Манн сделал своего представителя Германии музыкантом — это позволяло, в соответствии с новыми взглядами писателя, оттенить трагические коллизии в судьбе немецкого народа. Конечно, дело было не в. .

Краткий пересказ дилогии Томаса Манна о Генрихе IV В издательстве «Ауфбау» была впервые на немецкой земле опубликована и дилогия Г. Манна о Генрихе IV, созданная в эмиграции. Создавая «Верноподданного», Манн всю свою творческую силу вложил в яростное, полное. .

Изложение сюжета «Доктор Фаустус» Т. Манна Искусство и эпоха, художник и судьбы нации — эти вопросы с новой силой прозвучали в романе Т. Манна, вышедшем после бесславного краха третьей империи, — «Доктор Фаустус» . Роман имеет. .

Социальный роман Генриха Манна Критическое отношение Генриха Манна к кайзеровской Германии было гораздо более радикальным. Оно выражалось не в иронических или юмористических тонах, как у брата, а в тонах гневно-сатирических. Однако в ранний период. .

Характеристика героев по произведению Генриха Манна «ВЕРНОПОДДАННЫЙ» &;;;;;#124; ДИДЕРИХ ГЕСЛИНГ ДИДЕРИХ ГЕСЛИНГ Дидерих Геслинг — главный герой произведения. У него по­истине выдающаяся приспособляемость к обстоя­тельствам. На протяжении всего романа можно проследить возвышение Геслинга и становление его «вер­ноподданнического» сознания. Всегда и. .

Могут ли люди быть друзьями, если они не сходятся во взглядах? У каждого есть свой ответ на этот вопрос, ведь люди имеют разное представление о дружбе. Кто-то предпочитает искать в спорах истину, обогащаясь новыми знаниями, другие стремятся к гармонии в согласии. .

Краткое содержание «Улисса» Джойса Роман повествует об одном дне шестнадцатого июня 1904 г. из жизни дублинского еврея тридцати восьми лет Леопольда Блума и двадцатидвухлетнего Стивена Дедала. Три части огромной книги, делящейся на восемнадцать эпизодов. .

На тему: ПРОТИВОРЕЧИЯ ПЕТРА I МЕЖДУ ВОСТОКОМ И ЗАПАДОМ Когда Петр Первый пришел к власти, он уже пре­красно понимал, что Россия нуждается в серьезных переменах, чтобы выйти из глубочайшего застоя. В таком состоянии страна не могла рассчитывать на серьезные. .

Читая книги Томаса Мора Книга Томаса Мора заставляла раздумывать о том что такое правда — и справедливость, в чем человеческое счастье и где лежат пути к нему. Человек. Его великие возможности, его права на. .

Герой романа Г. Манна «Учитель Гнус, или Конец одного тирана» Учитель Гнус школьный учитель, настоящая фамилия которого Нусс, но за его вздорный и мстительный характер, за его мелочность и издевательства над учениками его прозвали Гнусом. У. Г. преподает вполне интересный. .

Образ Габриэли в дилогии Манна «Генрих IV» Образ Габриэли получает тройное освещение: обыкновенная девушка, такая же, как другие ; «блудница» и богиня. И соответственно этому, а также в согласии с традициями сказки Генрих использует три пути ее. .

Краткое содержание «Верноподданный» Манна Генрих Манн Произведение «Верноподданный» Центральный персонаж, романа Дидерих Геслинг родился в немецкой семье среднего буржуа, владельца бумажной фабрики в городе Нетциг. В детстве он довольно часто болел, всего и всех. .

Краткое содержание романа Манна «Верноподданный» Центральный персонаж романа Дидерих Геслинг родился в немецкой семье среднего буржуа, владельца бумажной фабрики в городе Нетциг. В детстве он довольно часто болел, всего и всех боялся, особенно отца. Его. .

Народная Россия в творчестве русских писателей Даль приучил русского читателя, и русского писателя к ощущению просторов России. Его заслуга в том, что очень многие явления русской жизни он свел под одну обложку. В его сборниках друг. .

Роль доктора Уотсона в творчестве А. К. Дойла на примере рассказа «Голубой карбункул» Всякая книга кем-то рассказана. Тот, кто рассказывает, повествует или излагает, — всегда перед нами. Каждому из нас приходилось слышать, как разные люди рассказывают одну и ту же историю. И в. .

Проблема смысла жизни в творчестве Гессе Творческий облик Германа Гессе во многом близок Томасу Манну. Сами писатели отдавали себе отчет в этой близости, проявившейся и в органичной для каждого опоре на немецкую классику, и в часто. .

Антивоенный пафос в творчестве писателей XX века XX век принес человечеству невиданный раньше технический прогресс. Но кроме этого именно он породил новое ужасное явление — мировые войны, трагедии впечатляющего масштаба, которые затрагивали сразу сотни миллионов людей. Вполне. .

Трагедия войны в творчестве Белля Творчество немецкого писателя Генриха Белля почти полностью посвящено теме войны и послевоенной жизни Германии. Его произведения сразу приобрели известность, стали печататься во многих странах мира, а в 1972 году писателю. .

Элементы реализма в творчестве Лермонтова Литературный процесс находится в движении, в постоянных изменениях. В нем отмирают какие-то устаревшие моменты и зарождаются новые, предвещающие иные тенденции. Всегда при этом возникают смежные, промежуточные явления, отражающие эти новые. .

Сатира в творчестве Зощенко Сочинение на тему: Сатира в творчестве Зощенко. Близка по основному смыслу к булгаковской и сатира Зо­щенко. Правда, в отличие от Булгакова, Зощенко публиковал свои сатирические произведения, поэтому на поверхности у. .

Разговор о традициях Гоголя в творчестве М. Булгакова Романтическое видение мира в «украинских» повестях Гоголя, причудливое переплетение быта и фантастики, несомненно, входят в сложный комплекс литературно-житейской основы не только ранних произведений Булгакова, но и его «главной вещи» —. .

Роман Евгений онегин занимает центральное место в творчестве А. С. Пушкина Сочинения по литературе: Роман Евгений онегин занимает центральное место в творчестве А. С. Пушкина ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН РОМАН «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН» ЗАНИМАЕТ ЦЕНТРАЛЬНОЕ МЕСТО В ТВОРЧЕСТВЕ А. С. ПУШКИНА. Это самое крупное. .

Тема России в творчестве поэтов Серебряного века Мне интересно и дорого творчество поэтов конца 19 начала 20 в. — периода, обозначенного в истории русской литературы «серебряным веком».Этот период отмечен именами таких поэтов, как А. Блок, С. Есенин. .

Мотив «наказания и преступления» в творчестве Чехова Для русской литературы характерен огромный интерес к двум вопросам: «в чем смысл жизни?» и «что такое счастье?». Чехов, на первый взгляд, стоит как бы в стороне от этих глобальных проблем. .

Образ музы в творчестве Некрасова Тема поэта и поэзии — вечная в литературе. В произведениях о роли и значении поэта и поэзии автор высказывает свои взгляды, убеждения, творческие задачи. В середине XIX века в русской. .

Тема «маленького человека» в творчестве М. Ю. Лермонтова Если говорить о таких писателях, как Гоголь и Достоевский, то тема «маленького человека» постоянно присутствует в их творчестве. Лермонтов ставил перед собой другую задачу: показать незаурядную личность, которая страдает в. .

Мир в творчестве Лермонтова О специфике художественной картины мира в творчестве Лермонтова Критик Белинский писал, что действительность как мате­риал — это чистое золото, но не очищенное, а «в куче земли и руды». Задача науки. .

Тема маленького человека в творчестве Толстого В русской литера­туре существовала необычная трактовка маленького человека, осо­бенно ярко проявившаяся в творчестве Л. Толстого. В творчестве писателя в маленьком, незаметном на пер­вый взгляд человеке выявляются скрытые достоинства, но они. .

Сцены из английской жизни в творчестве Диккенса Сочинение по роману «Посмертные записки Пиквикского клуба». Воспоминания о «жестокой сердцем маленькой женщине» вдохновят его на создание образов героинь «Дэвида Копперфилда» и «Нашего общего друга» , в которых красота и. .

Образ осужденного и вновь оправданного героя в творчестве Кафки Этот образ можно показать и в новелле «Превращение» . Ее герой, очнувшись рано утром от кошмарного сна, видит себя превратившимся в насекомое. Георг Замза — коммивояжер. Своим заработком он старается. .

Дух национальной культуры в творчестве Ясунари Кавабата Изолированная от стран Западной Европы, ориентированная на сохранение национально-культурной традиции Япония, начиная со второй половины XIX ст., все активнее контактирует с миром идей западной и славянской культур. Путь, который проходит. .

Образец сочинения на тему: Отображения гражданской войны в творчестве писателей Одной из самых значительных вех в истории России первой трети XX века, наряду с Великой Октябрьской революцией, явилась Гражданская война 1918-1921 годов. В то же время она вошла в русскую. .

Проблема национального характера в творчестве Лескова Если все русские классики прошлого века уже при жизни или вскоре после смерти были осознаны литературно-общественной мыслью в этом качестве, то Лесков был «причислен» к классикам лишь во второй половине. .

— Красота природы в творчестве Есенина Тема природы традиционная в русской литературе. Немало поэтов посвятили свои произведения ее красоте, поделились раздумьями, которые навеяли ее картины. Но голос Сергея Есенина не только не теряется среди многих произведений. .

Мотивы, жанровое разнообразие, Н. А. Некрасова. Основные исследования о творчестве поэта «Я лиру посвятил народу своему», — с полным правом сказал о себе Н. А. Некрасов. Поэт жил в эпоху великих преобразований, когда общественно — политические реформы потребовали реформ в искусстве. .

Любовь в стихах и творчестве В поэзию Блока вторгалась также музыка самой жизни с ее прозаическими интонациями, что в наибольшей степени проявилось в поэме «Двенадцать» Идеалом поэта было гармоническое единство человеческой жизни и природы, которое. .

Тема судьбы в творчестве М. Ю. Лермонтова 1. Роман «Герой нашего времени». 2. Судьба как движущая сила сюжета в «Песне про купца Калашникова». 3. Судьба поэта в обществе. Тема судьбы как жизненного пути личности так или иначе. .

Любовь к России в творчестве Есенина Словом, силою вещей, как говаривали в XIX веке, Есенин вырос хотя и в деревне, но все-таки несколько в стороне от ее каждодневных забот о хлебе насущном, и, может быть, именно. .

Песни в творчестве Андрея Малышко Такими Есть песни Андрея Малышко, что оздоровляют мою душу, помогают сохранить веру в человека, в неневерную любовь, в искреннюю дружбу, в силу мировой красоты. Сегодня, когда мы строим независимую Украину. .

«Противоречия исторических взглядах в творчестве Джойса и Томаса Манна»

Представлению Джойса о бессмысленности истории противостоит манновская концепция ее глубокого смысла, раскрывающегося по мере развития культуры. Эта концепция художественно реализована с помощью образов библейской мифологии. Т. Манн стремится показать, прибегая к тем же образам, и диалектику исторического развития сознания, соответствующего процессу выделения личности из архаического коллектива. Сам процесс богоискательства, обожествления человека и очеловечивания бога эквивалентен, по Т. Манну, выделению «я» из «коллектива». От общинного сознания братьев Иосифа, строгих форм религиозности Иакова сам Иосиф отличается своим индивидуализмом и более свободным, активным отношением к духовному наследию, к навязанным традицией нормам.

Читайте также:  Эмили Дикинсон – оригинальная американская поэтесса: сочинение

Но, как сказано, в начале этого раздела, Иосиф преодолевает и свой личный эгоизм, и даже известные «ницшеанские» возможности своего мироощущения, что в конечном счете приводит к торжеству социальности, но уже на высшей ступени. С этой интерпретацией в некоторой степени связано и манновское понимание вины Иосифа, столь отличное от толкования вины Ирвикера в «Поминках по Финнегану».

В «Иосифе и его братьях» очень существенно осознанное использование структуры ритуала для внутренней организации «романа-мифа». С этим связан очень удачный манновский термин «праздник повествования»: «Праздник повествования — ты торжественный наряд тайны жизни, ибо ты делаешь вневременность доступной народу и заклинаешь миф, чтоб он протекал вот сейчас и вот здесь» (т. 1, стр. 75). В специальной диссертации Г. Фогеля о времени у Т. Манна179 хорошо показано, как временная структура «мифического праздника» организует повествование, что, например, мифической форме праздника соответствует временная многослойность истории Иакова и что таким же образом в сюжетах об Иосифе вневременные структуры образов мысли и жизни развертываются эпически, чему соответствует и двойственная — внутри и вне повествования, в истории и в мифе — роль повествователя в романе. Отдавая дань тонкому пониманию мифологии Томасом Манном, заметим, что в классических формах мифа путь актуализации, осовременивания несколько более сложен (хотя Т. Манн разрабатывал библейские мифы, но претендовал и на «изображение» мифологии в целом): сначала исторический опыт суммируется на экране доисторического, чисто мифического «начала» времен, а уже затем воспроизводится в ритуалах, в нормах поведения и т. д. И это специфически мифическое представление как бы соответствует «дну» того бездонного колодца, в котором Т. Манн метафоризирует не только свое отношение к мифу, но и его сокровенную структуру.

Мы убедились, насколько у Джойса и Манна различны не только общие черты творческих методов, но и характер самой поэтики мифологизирована, разработанной ими, каждым самостоятельно. Вместе с тем при всех различиях феномен мифологического романа не исчез в ходе нашего анализа; наоборот, вычленились его некоторые общие черты.

Поэтика мифологизирования предполагает известное противопоставление универсальной психологии (архетипически интерпретированной) и истории, мифологический синкретизм и плюрализм, элементы иронии и травестии. Она использует циклическую ритуально-мифологическую повторяемость для выражения универсальных архетипов и для конструирования самого повествования, так же как и концепцию легко сменяемых социальных ролей (масок), подчеркивающих взаимозаменяемость, «текучесть» персонажей. Поэтика мифологизирования — один из способов организации повествования после разрушения или сильного нарушения структуры классического романа XIX в. сначала посредством параллелей и символов, помогающих упорядочить современный жизненный материал и структурировать внутреннее (микропсихологическое) действие, а затем путем создания самостоятельного «мифологического» сюжета, структурирующего одновременно коллективное сознание и всеобщую историю.

Поэтика мифологизирования и у Джойса и у Т. Манна является не стихийным, интуитивным возвращением к мифо-поэтическому мышлению, а одним из аспектов интеллектуального, даже «философского» романа и опирается на глубокое книжное знакомство с древней культурой, историей религии и современными научными теориями. В интерпретации античных и библейских мифов они оба в значительной мере опираются на «синкретические» эзотерические учения (санкционирующие смешение воедино различных мифологических систем в некоей метамифологии) и на ритуалистические теории начала XX в. (Фрейзер и его последователи), в известной мере сводящие миф к ритуалу, что позволяет считать Цикличность универсальной чертой мифологического сознания, а календарные аграрные мифы (умирающего и воскресающего бога и т. п.) наиболее репрезентативными для всякой мифологии. О значении так называемой «аналитической психологии» (связывающей непосредственно психологию и мифологию) для мифологического романа говорилось выше достаточно много. Все эти влияния, впрочем, не помешали Джойсу, пусть весьма субъективистски, передать некоторые особенности мифологической «манеры» мышления, а Т. Манну художественными средствами дать во многих отношениях глубокий анализ мифологии древнего мира.

«Десоциологизация» романа способствует некоторому,, отчасти действительному, отчасти мнимому, сходству мифологического романа XX в. с ранними формами романа, в которых еще не успели возникнуть социальные характеры, известную роль играла фантастика, связанная с пережитками подлинно мифологических традиций. Таковы, в частности, ранние формы романа позднего средневековья, например уже упоминавшийся «Парцифаль», сюжет которого наиболее углубленно разработан в версии Вольфрама фон Эшенбаха. Попытка сближения мифологизирующих романов Джойса и Т. Манна с позднесредневековым романом («Парцифалем», «Тристаном и Изольдой» и т. д.) уже имела место в работе Джозефа Кэмпбелла о «творческой мифологии». Кэмпбелл, однако, основу этого сходства видит в аналогичной ситуации освобождения личности от традиционной религиозности и создания своей светской, личностной «мифологии». В действительности ситуации здесь противоположны, и именно в этой противоположности секрет «сходства», ибо речь идет о сходстве еще незрелых форм романа, освобождающихся, но еще не освободившихся от мифологических и сказочных традиций, с формами разложения классического реалистического романа, для которых характерно сознательное обращение к мифу, на основе книжного знакомства.

До сих пор шла речь о первых и вместе с тем классических образцах мифологизирующего романа XX в. Джойс и Т. Манн, вероятно независимо друг от друга, дали «формулу» поэтики мифологизирования в новейшей литературе.

Лукач Г.: Новеллы Томаса Манна

Георг Лукач


Новеллы Томаса Манна

Литературное обозрение. 1936 г. № 18. С. 15-18
http://mesotes.narod.ru/lukacs/novell.html

Взаимоотношение искусства и жиз­ни — такова основная тема наиболее крупных и значительных новелл Томаса Манна.

Для серьезно-мыслящих буржуазных писателей искусство, стало большой проблемой еще задолго до Манна. Ху­дожники эпохи Просвещения и эпохи германского классического идеализма считали искусство могучим орудием миропознания и самопознания и высоко расценивали роль художника в обществе. «В красоте — говорит Гете — проявля­ются таинственные законы природы; вез такого проявления, они навеки остались бы скрытыми и неизвестными».

На западе уже давно общим, гос­подствующим течением буржуазной идеологии, а тем самым и буржуазного искусства стало прославление капита­лизма. Истинные, честные буржуазные художники, — несмотря на всю их клас­совую ограниченность и предрассудки,— не могли принять участия в этом про­славлении. Поэтому они оказались изо­лированными. И эта все большая изо­ляция истинных художников в буржу­азном обществе нашла отражение как в теории искусства, так и в художествен­ных произведениях, посвященных отно­шению искусства и художника к жизни. Тема о взаимоотношении искусства и жизни стала занимать все большее ме­сто в литературе, ибо чем более изоли­рованными становятся истинные, честные художники среди буржуазного общества, тем более глубоко переживают они те реальные, личные, человеческие проблемы, которые возникают в резуль­тате такого одиночества. И писатели, которые не в состоянии выйти за преде­лы буржуазного общества, горизонт ко­торых классово ограничен, вынуждены рассматривать эту проблему, как некую метафизическую «вечную проблему» взаимоотношения искусства вообще и жизни вообще, а не как определенный исторический этап общественного раз­вития.

Такое сужение и искажение этой про­блемы приводит к представлению об отчужденности искусства от жизни, о враждебности искусства жизни. В эпо­ху буржуазного декаданса было про­возглашено, что искусство обитает в «башне из слоновой кости», вдали от треволнений жизни. Такое представле­ние об искусстве, может быть, наиболее ярко и сильно отражено Бодлэром. В одном из его сонетов Красота говорит о себе так: «В лазурном пространстве царю я, как сфинкс неразгаданный;— Белизна лебединая и сердце как снег у меня; — Ненавижу движение я, линии смещает оно; — И никогда я не плачу, никогда не смеюсь».

Конфликты, возникающие в человече­ской жизни в связи с таким представле­нием об искусстве, изображены многими выдающимися писателями второй поло­вины XIX века. Здесь достаточно указать на поздние драмы Ибсена. Строи­тель Сольнес погибает от мучительного сознания, что его искусство — нечто иное, высшее, чем его жизнь. За попыт­ку возвысить свою жизнь до пределов своего искусства он платится смертью. Герой последней драмы Ибсена, в ко­торой семидесятилетний писатель подво­дит итог своей жизни и творчества, скульптор Рубек переживает трагедию, сознавая, что всю свою жизнь он при­нес в жертву искусству.

Наиболее значительные ранние новел­лы Томаса Майна непосредственно свя­заны с этой проблемой.

Позиция Томаса Манна как художника весьма интересна и оригинальна. По­степенно создавшаяся отчужденность искусства от жизни являлась и для него несомненным фактом. И истинные исто­рические и общественные причины этого отчуждения были в то время так же мало понятны Томасу Манну, как до не­го Флоберу, Бодлеру и Ибсену.

Но Томас Манн относится к этому вопросу менее трагически, менее фата­листически, чем его предшественники во всяком случае он не всегда относится к этой проблеме трагически и фатали­стически, и менее всего в своем замеча­тельном раннем произведении — новелле «Тонио Крёгер». В ней герой искрен­не и страстно возмущается типом художника, который гордо устраняется от жизни. Крёгер тоже считает отчужден­ность художника от жизни непрелож­ным фактом. Ведь его собственная био­графия, — сжато и мастерски рассказанная Томасом Манном, – ничто иное как история отчужденности.

Правда, Тонио Крёгер особенно под­черкивает, что уже с ранней юности не он удаляется от жизни, а жизнь устра­няет его от участия в ней, Тонио Крёгер проникнут страстным, неутолимым стремлением к общению с обыкновен­ными средними людьми. Еще мальчи­ком он пытается подружиться с просты­ми, шаловливыми, увлекающимися спортом детьми. Он влюбляется в ве­селую, разговорчивую белокурую де­вочку, которая совершенно не интере­суется тем, что увлекает его. Любовь его так и остается без ответа. Отноше­ние к нему людей заставляет его уйти в себя, предпочесть одиночество, а позднее отдаться художественному творчеству.

Но тоска остается. И эта тоска яв­ляется основной, характерной чертой умственного и художественного облика Тонио Крёгера. С нею связано для не­го противоречие между искусством и жизнью. В беседе со своей приятельницей он совершенно точно объясняет, что он понимает под словом «жизнь». «Не думайте о Цезаре Борджиа или о какой-нибудь хмельной философии, подни­мающей его на щит! (намек на жизненную философия Ницшк – Г. Л.). Для меня он ничто, этот Цезарь Борджиа, я ничего не дам за него и вообще никогда не пойму, как можно исключительное и демоническое возводить в идеал. Нет, «жизнь», вечным контрастом про­тивостоящая интеллекту и искусству. не как необыкновенное предстает она нам, необыкновенным; напротив, нормальное, пристойное и приветливое есть область нашей страстной тоски — жизнь во всей ее соблазнительной банальности».

Это признание Тонио Крёгера очень важно. Оно, с одной, стороны, подни­мает всю проблему искусства и жизни на большую высоту, чем, например, у Ибсена. С другой стороны, оно дает нам ключ к пониманию всего развития Томаса Манна.

Когда Тонио Крёгер заканчивает свою «исповедь», русская художница, Елизавета Ивановна, отвечает ему, и от­вет ее очень интересен. Она говорит: «Решение состоит в том, что вы, вот такой, как вы здесь сидите, просто-на­просто обыватель. Вы — обыватель на ложных путях, Тонио Крёгер, заблу­дившийся обыватель».

Эта беседа ясно указывает, как глубо­ко ставит проблему искусства и жизни Томас Манн. Тонио Крёгер рассматри­вает свою судьбу, судьбу художника, свое отречение от жизни уже не так, как это делали Сольнес и Рубек, то есть не как результат абстрактно взятого взаимоотношения искусства вообще к жиз­ни вообще, а как общественную проблему. Томас Манн не придер­живается современного, свойственного анархической богеме, воззрения, будто изображенное в этой новелле «одиноче­ство художника» означает действитель­ный отказ от буржуазного понимания жизни. Он отдает себе отчет в том, что его художник, живущий только самим собою, остается представителем буржуа­зии. Трагедия художника у Томаса Ман­на разыгрывается в пределах бур­жуазного общества.

Но тем самым вопрос этот осложняет­ся. У Томаса Манна тотчас возникает следующий вопрос: что такое буржуа? Поскольку в этой новелле изображает­ся только страстное стремление Тонио Крёгера к жизни (к жизни, неразрыв­но связанной с его классом, с буржуа­зией) и поскольку все происходящее рас­сматривается с точки зрения этого страстного стремления, ответ кажется простым и ясным. Белокурый мальчик и белокурая девочка, которые, не заду­мываясь ни над чем, болтают и танцуют, не задумываясь ни над чем вы­полняют свои обычные, повседневные обязанности, — это и есть буржуазия. Когда же Манн вплотную сталкивается с жизнью все становится для него зна­чительно сложнее. В первом большом романе Томаса Манна «Будденброки» Герда, жена корректного буржуазного сенатора Томаса Будденброка, несколь­ко эксцентричная художница, проникается живой симпатией к брату своего мужа, Христиану, полуопустившемуся, эксцентричному, похожему на предста­вителя богемы. Манн объясняет эту симпатию тем, что Христиан настолько буржуазен, как и сам Томас. И в даль­нейшем, при объяснении между братья­ми, когда Христиан упрекает старшего брата в том, что личность его скована буржуазными семейными традициями, тот признает, что упреки эти до неко­торой степени правильны и обоснованы. Он тоже выполняет свои буржуазные обязанности не по доброй воле (а по классовому инстинкту). Но, чтобы не превратиться в опустившегося бродягу, он насилует себя, заставляет себя вести так, как подобает буржуа.

Томас Будденброк — буржуа по убе­ждению; Тонио Крёгер — буржуа, сбив­шийся с пути, тоскующий по буржуа­зии. Где же видит Томас Манн истин­ного буржуа, «нормального» буржуа?

В романе «Будденброки» дан на это ясный ответ: в прошлом. Тогда, когда буржуа был еще кровно связан с вели­кими традициями буржуазной культу­ры. Конечно, Томас Манн изображает и современных настоящих буржуа. Но у них мало общего с терзаемым тоской Тонио Крёгером. Грубый эгоизм, без­душное делячество современных капита­листов, беспощадность, готовность сту­пать через трупы не только в деловой, но и в частной, личной жизни ради при­хоти и каприза, — все это имеет очень мало общего с такими образами тоскую­щих буржуа, как Томас и Тонио, и с мировоззрением самого Томаса Манна (вспомним новеллы: «Луисхен», «Маленький господин Фридман» и др.). Где же истинные буржуа Томаса Манна?

Ha этот вопрос Томас Манн пытался ответить в течение всей своей жизни, и потому проблема противоречия между искусством и жизнью приобретает его творчестве общественно-критический и гуманистический характерен именно по­тому, что он в течение всей своей жиз­ни страстно искал этого буржуа, но, как честный писатель, изображающий толь­ко то, что действительно видит, никог­да не мог найти его, — именно поэтому косвенным образом дает он уничтожа­ющую гуманистическую критику капита­листической культуры.

Трагическая оторванность современ­ного художника от жизни предстает, как некий социальный рок. Настоящий, честный художник не хочет быть отор­ванным от жизни. Художник Томас Манн по своему темпераменту, по свое­му мировоззрению далеко не револю­ционер. Но жестокость и узость буржу­азной жизни обрекает его на одиноче­ство, заставляет его, если он хочет остать­ся художником, уйти из буржуазной сре­ды. Но при этом он еще не порывает связи со своим классом, с буржуазией, не отказывается от буржуазного миро­воззрения. Напротив, страстная мечта о простой, не разъедаемой сомнениями, крепко стоящей на ногах и, вместе с тем, не варварской и не тупой буржуазии пронизывает его ранние произведения.

Читайте также:  Проблематика и своеобразие «Рождественских рассказов» Диккенса: сочинение

Из всех выдающихся гуманистов на­шего времени Томас Манн наиболее. медленно и с наибольшим трудом отхо­дит от мировоззрения и от предрассудков, связанных с его происхождением и развитием. Некоторые исторические основы этих предрассудков рассмотрены мною в особой статье («Страдание и ве­личие художника»—«Литературный кри­тик. 1935 г., № 12).

Изданные теперь новеллы Манна по­казывают, как медленно совершался процесс отхода писателя от буржуазии. Но в то же время мы видим, что этот процесс ведет свое начало с первых лет творческой деятельности Томаса Майна. Вот почему его теперешнюю критику капиталистическо­го, фашистского варварства следует рассматривать не как внезапный поворот, а как неизбежный результат сложного, противоречивого развития художника и человека.

Жизнь и искусство, буржуазность и красота, действительность и мечта—все в больном буржуазном обществе, в этой атмосфере распада напоено тоской, все имеет свои глубокие социальные корни, все противоречиво и, вместе с тем, мно­гочисленными нитями связано одно с другим. Этими сложными, переплетаю­щимися взаимоотношениями объясняет­ся реалистическая и все же постоянно склоняющаяся к гротеску, к поэтической фантастике ирония новелл Томаса Ман­на, никогда не имеющая открытого, гру­бого характера.

Этой иронией без сентиментальности озарен рассказ о судьбе разбитого жизнью, слабого и искалеченного чело­века—«Маленький господин Фридман». Эта ирония дает возможность Томасу, Манну изображать такие тонкие и в то же время острые трагикомедии на тему о судьбе художника, как «Тристан», как новелла «Смерть в Венеции». Ирония помогает Томасу Манну легко и правдиво изображать различные ти­пы авантюристов и филистеров.

Многие из реалистических новелл Майна проникнуты романтическим ду­хом, фантастикой (напомним новеллу «Платяной шкаф»). Замечательные переходы от мечты к действительности, своеобразная, ироническая поэтизация повседневной жизни напоминает, не­смотря на все стилистические различия, новеллы романтиков. И это не случай­но. Ибо в романтической поэзии впер­вые нашло выражение, как важная со­ставная часть мировоззрения, противо­речие между искусством и жизнью.

Новеллы Томаса Манна

Основная тема новелл Томаса Манна

Взаимоотношение искусства и жизни — такова основная тема наиболее крупных и значительных новелл Томаса Манна.

Для серьезно-мыслящих буржуазных писателей искусство, стало большой проблемой еще задолго до Манна. Художники эпохи Просвещения и эпохи германского классического идеализма считали искусство могучим орудием миропознания и самопознания и высоко расценивали роль художника в обществе. «В красоте — говорит Гете — проявляются таинственные законы природы; вез такого проявления, они навеки остались бы скрытыми и неизвестными».

На западе уже давно общим, господствующим течением буржуазной идеологии, а тем самым и буржуазного искусства стало прославление капитализма. Истинные, честные буржуазные художники, — несмотря на всю их классовую ограниченность и предрассудки,– не могли принять участия в этом прославлении. Поэтому они оказались изолированными. И эта все большая изоляция истинных художников в буржуазном обществе нашла отражение как в теории искусства, так и в художественных произведениях, посвященных отношению искусства и художника к жизни. Тема о взаимоотношении искусства и жизни стала занимать все большее место в литературе, ибо чем более изолированными становятся истинные, честные художники среди буржуазного общества, тем более глубоко переживают они те реальные, личные, человеческие проблемы, которые возникают в результате такого одиночества. И писатели, которые не в состоянии выйти за пределы буржуазного общества, горизонт которых классово ограничен, вынуждены рассматривать эту проблему, как некую метафизическую «вечную проблему» взаимоотношения искусства вообще и жизни вообще, а не как определенный исторический этап общественного развития.

Такое сужение и искажение этой проблемы приводит к представлению об отчужденности искусства от жизни, о враждебности искусства жизни. В эпоху буржуазного декаданса было провозглашено, что искусство обитает в «башне из слоновой кости», вдали от треволнений жизни. Такое представление об искусстве, может быть, наиболее ярко и сильно отражено Бодлэром. В одном из его сонетов Красота говорит о себе так: «В лазурном пространстве царю я, как сфинкс неразгаданный;– Белизна лебединая и сердце как снег у меня; — Ненавижу движение я, линии смещает оно; — И никогда я не плачу, никогда не смеюсь».

Конфликты, возникающие в человеческой жизни в связи с таким представлением об искусстве, изображены многими выдающимися писателями второй половины XIX века. Здесь достаточно указать на поздние драмы Ибсена. Строитель Сольнес погибает от мучительного сознания, что его искусство — нечто иное, высшее, чем его жизнь. За попытку возвысить свою жизнь до пределов своего искусства он платится смертью. Герой последней драмы Ибсена, в которой семидесятилетний писатель подводит итог своей жизни и творчества, скульптор Рубек переживает трагедию, сознавая, что всю свою жизнь он принес в жертву искусству.

Наиболее значительные ранние новеллы Томаса Майна непосредственно связаны с этой проблемой.

Позиция Томаса Манна как художника весьма интересна и оригинальна. Постепенно создавшаяся отчужденность искусства от жизни являлась и для него несомненным фактом. И истинные исторические и общественные причины этого отчуждения были в то время так же мало понятны Томасу Манну, как до него Флоберу, Бодлеру и Ибсену.

Но Томас Манн относится к этому вопросу менее трагически, менее фаталистически, чем его предшественники во всяком случае он не всегда относится к этой проблеме трагически и фаталистически, и менее всего в своем замечательном раннем произведении — новелле «Тонио Крёгер». В ней герой искренне и страстно возмущается типом художника, который гордо устраняется от жизни. Крёгер тоже считает отчужденность художника от жизни непреложным фактом. Ведь его собственная биография, — сжато и мастерски рассказанная Томасом Манном, – ничто иное как история отчужденности.

Правда, Тонио Крёгер особенно подчеркивает, что уже с ранней юности не он удаляется от жизни, а жизнь устраняет его от участия в ней, Тонио Крёгер проникнут страстным, неутолимым стремлением к общению с обыкновенными средними людьми. Еще мальчиком он пытается подружиться с простыми, шаловливыми, увлекающимися спортом детьми. Он влюбляется в веселую, разговорчивую белокурую девочку, которая совершенно не интересуется тем, что увлекает его. Любовь его так и остается без ответа. Отношение к нему людей заставляет его уйти в себя, предпочесть одиночество, а позднее отдаться художественному творчеству.

Но тоска остается. И эта тоска является основной, характерной чертой умственного и художественного облика Тонио Крёгера. С нею связано для него противоречие между искусством и жизнью. В беседе со своей приятельницей он совершенно точно объясняет, что он понимает под словом «жизнь». «Не думайте о Цезаре Борджиа или о какой-нибудь хмельной философии, поднимающей его на щит! (намек на жизненную философия Ницшк – Г.Л.). Для меня он ничто, этот Цезарь Борджиа, я ничего не дам за него и вообще никогда не пойму, как можно исключительное и демоническое возводить в идеал. Нет, «жизнь», вечным контрастом противостоящая интеллекту и искусству. не как необыкновенное предстает она нам, необыкновенным; напротив, нормальное, пристойное и приветливое есть область нашей страстной тоски — жизнь во всей ее соблазнительной банальности».

Это признание Тонио Крёгера очень важно. Оно, с одной, стороны, поднимает всю проблему искусства и жизни на большую высоту, чем, например, у Ибсена. С другой стороны, оно дает нам ключ к пониманию всего развития Томаса Манна.

Когда Тонио Крёгер заканчивает свою «исповедь», русская художница, Елизавета Ивановна, отвечает ему, и ответ ее очень интересен. Она говорит: «Решение состоит в том, что вы, вот такой, как вы здесь сидите, просто-напросто обыватель. Вы — обыватель на ложных путях, Тонио Крёгер, заблудившийся обыватель».

Эта беседа ясно указывает, как глубоко ставит проблему искусства и жизни Томас Манн. Тонио Крёгер рассматривает свою судьбу, судьбу художника, свое отречение от жизни уже не так, как это делали Сольнес и Рубек, то есть не как результат абстрактно взятого взаимоотношения искусства вообще к жизни вообще, а как общественную проблему. Томас Манн не придерживается современного, свойственного анархической богеме, воззрения, будто изображенное в этой новелле «одиночество художника» означает действительный отказ от буржуазного понимания жизни. Он отдает себе отчет в том, что его художник, живущий только самим собою, остается представителем буржуазии. Трагедия художника у Томаса Манна разыгрывается в пределах буржуазного общества.

Но тем самым вопрос этот осложняется. У Томаса Манна тотчас возникает следующий вопрос: что такое буржуа? Поскольку в этой новелле изображается только страстное стремление Тонио Крёгера к жизни (к жизни, неразрывно связанной с его классом, с буржуазией) и поскольку все происходящее рассматривается с точки зрения этого страстного стремления, ответ кажется простым и ясным. Белокурый мальчик и белокурая девочка, которые, не задумываясь ни над чем, болтают и танцуют, не задумываясь ни над чем выполняют свои обычные, повседневные обязанности, — это и есть буржуазия. Когда же Манн вплотную сталкивается с жизнью все становится для него значительно сложнее.

Тонио Крёгер — буржуа, сбившийся с пути, тоскующий по буржуазии. Где же видит Томас Манн истинного буржуа, «нормального» буржуа? В романе «Будденброки» дан на это ясный ответ: в прошлом. Тогда, когда буржуа был еще кровно связан с великими традициями буржуазной культуры. Конечно, Томас Манн изображает и современных настоящих буржуа. Но у них мало общего с терзаемым тоской Тонио Крёгером. Грубый эгоизм, бездушное делячество современных капиталистов, беспощадность, готовность ступать через трупы не только в деловой, но и в частной, личной жизни ради прихоти и каприза, — все это имеет очень мало общего с такими образами тоскующих буржуа, как Томас и Тонио, и с мировоззрением самого Томаса Манна (вспомним новеллы: «Луисхен», «Маленький господин Фридман» и др.). Где же истинные буржуа Томаса Манна?

Ha этот вопрос Томас Манн пытался ответить в течение всей своей жизни, и потому проблема противоречия между искусством и жизнью приобретает его творчестве общественно-критический и гуманистический характерен именно потому, что он в течение всей своей жизни страстно искал этого буржуа, но, как честный писатель, изображающий только то, что действительно видит, никогда не мог найти его, — именно поэтому косвенным образом дает он уничтожающую гуманистическую критику капиталистической культуры.

Трагическая оторванность современного художника от жизни предстает, как некий социальный рок. Настоящий, честный художник не хочет быть оторванным от жизни. Художник Томас Манн по своему темпераменту, по своему мировоззрению далеко не революционер. Но жестокость и узость буржуазной жизни обрекает его на одиночество, заставляет его, если он хочет остаться художником, уйти из буржуазной среды. Но при этом он еще не порывает связи со своим классом, с буржуазией, не отказывается от буржуазного мировоззрения. Напротив, страстная мечта о простой, не разъедаемой сомнениями, крепко стоящей на ногах и, вместе с тем, не варварской и не тупой буржуазии пронизывает его ранние произведения.

Из всех выдающихся гуманистов нашего времени Томас Манн наиболее медленно и с наибольшим трудом отходит от мировоззрения и от предрассудков, связанных с его происхождением и развитием.

Изданные теперь новеллы Манна показывают, как медленно совершался процесс отхода писателя от буржуазии. Но в то же время мы видим, что этот процесс ведет свое начало с первых лет творческой деятельности Томаса Майна. Вот почему его теперешнюю критику капиталистического, фашистского варварства следует рассматривать не как внезапный поворот, а как неизбежный результат сложного, противоречивого развития художника и человека.

Жизнь и искусство, буржуазность и красота, действительность и мечта–все в больном буржуазном обществе, в этой атмосфере распада напоено тоской, все имеет свои глубокие социальные корни, все противоречиво и, вместе с тем, многочисленными нитями связано одно с другим. Этими сложными, переплетающимися взаимоотношениями объясняется реалистическая и все же постоянно склоняющаяся к гротеску, к поэтической фантастике ирония новелл Томаса Манна, никогда не имеющая открытого, грубого характера.

Эта ирония дает возможность Томасу, Манну изображать такие тонкие и в то же время острые трагикомедии на тему о судьбе художника, как «Тристан», как новелла «Смерть в Венеции». Ирония помогает Томасу Манну легко и правдиво изображать различные типы авантюристов и филистеров.

Многие из реалистических новелл Томаса Майна проникнуты романтическим духом, фантастикой (напомним новеллу «Платяной шкаф»). Замечательные переходы от мечты к действительности, своеобразная, ироническая поэтизация повседневной жизни напоминает, несмотря на все стилистические различия, новеллы романтиков. И это не случайно. Ибо в романтической поэзии впервые нашло выражение, как важная составная часть мировоззрения, противоречие между искусством и жизнью.

Тема новеллы «Тристан» (1902) несовместимость буржуазной пошлости и искусства, подлинной красоты. В туберкулезный санаторий, расположенный высоко в горах, приезжает очаровательная Габриэлла Клетерьян — жена богатого купца. В нее влюбляется чудаковатый, никому не известный писатель Спинель. Однажды вечером, оставшись с ней наедине, он уговаривает ее сыграть «Тристана» Вагнера. Страсть, звучащая в музыке, потрясает Габриэллу. У нее начинается обострение болезни, и вскоре она умирает. Писатель раскрывает глубину внутреннего мира художника, величие и незащищенность подлинного чувства, гибнущего при столкновении с грубой и безжалостной действительностью. Изображение жестокой и агрессивной силы, враждебной всему прекрасному, Томас Манн распространяет и на сферу чувств. Конфликт художника с обществом исследован также в новелле «Тонио Крёгер» (1903). Сложнейший комплекс проблем — природа прекрасного, истоки творческого вдохновения, ответственность человека перед другими, соотношение совершенства и морального начала в искусстве, обреченность красоты на поругание — поставлен в новелле «Смерть в Венеции» (1912). В ней рассказывается о роковой одержимости стареющего писателя красотой, нашедшей физическое воплощение в облике мальчика-поляка. Эта новелла относится к шедеврам «малой прозы» писателя.

Действие другой замечательной новеллы Томаса Манна — «Марио и волшебник» (1939) разворачивается на итальянском курорте. Омерзительный шарлатан Чиполо показывает фокусы, пересыпая их потоком фраз, заимствованных из прессы Муссолини, и попутно издевательски шутит над «маленьким человеком» — кельнером Марио. Чиполо — олицетворение ненавистного Манну фашистского духа; убивая фокусника, Марио не только мстит за свое унижение — его акция символизирует конец, уготованный силам зла, стоящим за Чиполо.

В новеллах Томаса Манна, оригинальных по форме, актуальных по тематике, отражено наследие более чем столетнего развития. В них своеобразными и, вместе с тем, типичными художественными приемами вскрыт целый комплекс проблем, имевших решающее значение для всей буржуазной литературы прошлого века, в особенности второй половины этого века. Таким образом, эти новеллы–не только высокохудожественные литературные произведения, но и культурные и исторические документы непреходящей ценности.

Читайте также:  Тема детства в произведениях Чарльза Диккенса: сочинение

Противоречия исторических взглядах в творчестве Джойса и Томаса Манна

Представлению Джойса о бессмысленности истории противостоит манновская концепция ее глубокого смысла, раскрывающегося по мере развития культуры. Эта концепция художественно реализована с помощью образов библейской мифологии. Т. Манн стремится показать, прибегая к тем же образам, и диалектику исторического развития сознания, соответствующего процессу выделения личности из архаического коллектива. Сам процесс богоискательства, обожествления человека и очеловечивания бога эквивалентен, по Т. Манну, выделению “я” из “коллектива”. От общинного сознания братьев Иосифа, строгих форм религиозности Иакова сам Иосиф отличается своим индивидуализмом и более свободным, активным отношением к духовному наследию, к навязанным традицией нормам.

Но, как сказано, в начале этого раздела, Иосиф преодолевает и свой личный эгоизм, и даже известные “ницшеанские” возможности своего мироощущения, что в конечном счете приводит к торжеству социальности, но уже на высшей ступени. С этой интерпретацией в некоторой степени связано и манновское понимание вины Иосифа, столь отличное от толкования вины Ирвикера в “Поминках по Финнегану”.

В “Иосифе и его братьях” очень существенно осознанное использование структуры ритуала для внутренней организации “романа-мифа”. С этим связан очень удачный манновский термин “праздник повествования”: “Праздник повествования – ты торжественный наряд тайны жизни, ибо ты делаешь вневременность доступной народу и заклинаешь миф, чтоб он протекал вот сейчас и вот здесь” (т. 1, стр. 75). В специальной диссертации Г. Фогеля о времени у Т. Манна179 хорошо показано, как временная структура “мифического праздника” организует повествование, что, например, мифической форме праздника соответствует временная многослойность истории Иакова и что таким же образом в сюжетах об Иосифе вневременные структуры образов мысли и жизни развертываются эпически, чему соответствует и двойственная – внутри и вне повествования, в истории и в мифе – роль повествователя в романе. Отдавая дань тонкому пониманию мифологии Томасом Манном, заметим, что в классических формах мифа путь актуализации, осовременивания несколько более сложен (хотя Т. Манн разрабатывал библейские мифы, но претендовал и на “изображение” мифологии в целом): сначала исторический опыт суммируется на экране доисторического, чисто мифического “начала” времен, а уже затем воспроизводится в ритуалах, в нормах поведения и т. д. И это специфически мифическое представление как бы соответствует “дну” того бездонного колодца, в котором Т. Манн метафоризирует не только свое отношение к мифу, но и его сокровенную структуру.

Мы убедились, насколько у Джойса и Манна различны не только общие черты творческих методов, но и характер самой поэтики мифологизирована, разработанной ими, каждым самостоятельно. Вместе с тем при всех различиях феномен мифологического романа не исчез в ходе нашего анализа; наоборот, вычленились его некоторые общие черты.

Поэтика мифологизирования предполагает известное противопоставление универсальной психологии (архетипически интерпретированной) и истории, мифологический синкретизм и плюрализм, элементы иронии и травестии. Она использует циклическую ритуально-мифологическую повторяемость для выражения универсальных архетипов и для конструирования самого повествования, так же как и концепцию легко сменяемых социальных ролей (масок), подчеркивающих взаимозаменяемость, “текучесть” персонажей. Поэтика мифологизирования – один из способов организации повествования после разрушения или сильного нарушения структуры классического романа XIX в. сначала посредством параллелей и символов, помогающих упорядочить современный жизненный материал и структурировать внутреннее (микропсихологическое) действие, а затем путем создания самостоятельного “мифологического” сюжета, структурирующего одновременно коллективное сознание и всеобщую историю.

Поэтика мифологизирования и у Джойса и у Т. Манна является не стихийным, интуитивным возвращением к мифо-поэтическому мышлению, а одним из аспектов интеллектуального, даже “философского” романа и опирается на глубокое книжное знакомство с древней культурой, историей религии и современными научными теориями. В интерпретации античных и библейских мифов они оба в значительной мере опираются на “синкретические” эзотерические учения (санкционирующие смешение воедино различных мифологических систем в некоей метамифологии) и на ритуалистические теории начала XX в. (Фрейзер и его последователи), в известной мере сводящие миф к ритуалу, что позволяет считать Цикличность универсальной чертой мифологического сознания, а календарные аграрные мифы (умирающего и воскресающего бога и т. п.) наиболее репрезентативными для всякой мифологии. О значении так называемой “аналитической психологии” (связывающей непосредственно психологию и мифологию) для мифологического романа говорилось выше достаточно много. Все эти влияния, впрочем, не помешали Джойсу, пусть весьма субъективистски, передать некоторые особенности мифологической “манеры” мышления, а Т. Манну художественными средствами дать во многих отношениях глубокий анализ мифологии древнего мира.

“Десоциологизация” романа способствует некоторому,, отчасти действительному, отчасти мнимому, сходству мифологического романа XX в. с ранними формами романа, в которых еще не успели возникнуть социальные характеры, известную роль играла фантастика, связанная с пережитками подлинно мифологических традиций. Таковы, в частности, ранние формы романа позднего средневековья, например уже упоминавшийся “Парцифаль”, сюжет которого наиболее углубленно разработан в версии Вольфрама фон Эшенбаха. Попытка сближения мифологизирующих романов Джойса и Т. Манна с позднесредневековым романом (“Парцифалем”, “Тристаном и Изольдой” и т. д.) уже имела место в работе Джозефа Кэмпбелла о “творческой мифологии”. Кэмпбелл, однако, основу этого сходства видит в аналогичной ситуации освобождения личности от традиционной религиозности и создания своей светской, личностной “мифологии”. В действительности ситуации здесь противоположны, и именно в этой противоположности секрет “сходства”, ибо речь идет о сходстве еще незрелых форм романа, освобождающихся, но еще не освободившихся от мифологических и сказочных традиций, с формами разложения классического реалистического романа, для которых характерно сознательное обращение к мифу, на основе книжного знакомства.

До сих пор шла речь о первых и вместе с тем классических образцах мифологизирующего романа XX в. Джойс и Т. Манн, вероятно независимо друг от друга, дали “формулу” поэтики мифологизирования в новейшей литературе.

Противоречия исторических взглядах в творчестве Джойса и Томаса Манна: сочинение

Мировую литературу XX века невозможно представить без имени великого немецкого писателя Томаса Манна. Его лучшие романы и новеллы принадлежат к высочайшим художественным достижениям.

Критики, особенно советские, отмечали недостаточную социальную значимость его произведений, писали, например, следующее: «В большинстве своих романов („Волшебная гора“, „Иосиф и его братья“, „Доктор Фаустус“) Томас Манн остается в кругу культурно-исторических и психологических проблем. Философским и эстетическим спорам, которые ведут его герои, писатель стремится придать эпический размах, не замечая того, что судьбы истории решаются не здесь, не в этом узком мире, где люди не действуют, а рассуждают. Но писатель искренне и честно стремится разобраться в происходящем, он мучительно ищет ответа на животрепещущие вопросы современности и в первую очередь на вопрос о судьбах культуры. В этом ценность его творческих исканий».

Т. Манн на такие критические замечания отвечал: «Социальное — моя слабая сторона — я это знаю. Знаю также, что это находится в противоречии с художественным жанром, с романом, который требует социального… Метафизическое для меня несравненно важнее… но ведь роман об обществе сам собою становится социальным…» Метафизикой при этом писатель называл анализ духовных взаимоотношений и духовных качеств людей. Так что его романы не были социальными в смысле критического реализма или социалистического реализма, но они были социальными по сути — так они исследовали глубинные отношения людей в этом мире.

Томас Манн вошел в литературу в тот момент, когда в ней преобладали декадентские течения, когда яркое место заняла антигуманистическая проповедь Ницше, когда воспевали смерть, вели наступление на реализм и выдвигали на первый план «чистое искусство». Самым модным словом было слово «модерн», то есть — современный, новый.

Многие художники уходили от жизни в этот мир якобы передового искусства и пропадали навеки для искусства истинного, глубокого и вечного. Надо было обладать талантом достаточно мужественным, чтобы не соблазниться, не потерять из поля своего пристального художнического зрения реальную действительность. Томас Манн таким талантом обладал. К тому же в его становлении как крупного писателя ему помогла великая русская литература. Он изучил опыт Гончарова, Тургенева, Льва Толстого, опирался на классику.

Своим первым же произведением «Будденброки» (1901) Манн вошел в число крупных художников слова. В романе воссоздана история буржуазной семьи на протяжении четырех поколений — обретение величия и упадок старинного бюргерского рода. Писатель прослеживает судьбу рода вплоть до глубочайшего буржуазного кризиса, который он сам воочию наблюдает вокруг.

Критики отмечают особый смысл, вкладываемый писателем в понятие «бюргерство». Например, исследователь творчества Томаса Манна А. А. Федоров пишет: «Центральной проблемой теоретических размышлений Т. Манна и вместе с тем излюбленным объектом его творчества становится особая, высокоразвитая духовная стихия жизни. Писатель называет эту стихию бюргерством. Он употребляет это слово как научный термин, определяя им точную, исторически сложившуюся величину. Бюргерство для него — некое суммарное определение европейской гуманистической культуры».

Томас Манн много писал о великой бюргерской культуре, говорил, что теперь она профанируется, особенно пагубно на нее воздействует массовая культура Америки. Эпоху империализма он называл эпохой кризиса бюргерства. В контексте произведений писателя слово «бюргерство» очень близко по значению словам «благородство» и «интеллигентность». Писатель считал, что русская литература внимательно анализирует внутреннюю интеллигентность, человеческое благородство, что более высокой человечности, чем в русской литературе, «не было нигде и никогда».

Ярчайшим представителем бюргерской культуры Манн считал великого Гёте. Бюргерство порождается, по мысли Манна, конкретными благоприятными историческими и даже бытовыми моментами, но сила его такова, что негативными обстоятельствами оно не уничтожается, лишь может исчезнуть вместе с гибелью человечества.

Федоров считает, что «стихия бюргерства была всепоглощающей человеческой и писательской страстью Т. Манна. Его интересы к психоанализу, романтизму, даже к искусству и музыке были частными моментами на фоне его служения бюргерству. Бюргерство — основная тема его творчества. И если порой в его творчестве бюргер и художник вступали между собой в конфликт, последняя правда для Т. Манна была на стороне бюргера, подлинной интеллигентности. Так большая человечность Ганса Касторпа („Волшебная гора“) торжествует над артистической натурой Клавдии Шоша, гармоничность Иосифа („Иосиф и его братья“) — над утонченностью жены Потифара, чистота и цельность Тадзио („Смерть в Венеции“) — над Ашенбахом и даже естественность, наивность мальчишеских забав Ганса Гансена — над болезненностью Тонио Крегера („Тонио Крегер“). Даже в Гёте, по мнению Т. Манна, его уникальная личность, вернее, именно бюргерские черты его личности, еще интереснее и поучительнее, чем его гениальный талант».

Так подробно мы остановились на этой теме потому, чтобы читатель, открыв любое произведение Томаса Манна, помнил, что именно с этой точки зрения он рассматривает жизнь и все ее коллизии.

В новелле «Тонио Крегер» описана судьба писателя, который в зрелые годы переживает подлинную трагедию: ему чуждо общество, которое его окружает, но и вне этого общества его жизнь утрачивает всякий смысл. Т. Манн толкает Тонио Крегера на сближение с жизнью, «любовь к человеческому, живому и обыденному». Только это может сделать из литератора подлинного поэта, считает Т. Манн.

Интересно, что оппонентом Тонио Крегера выступает в новелле русская художница Лизавета Ивановна. Именно она дает Крегеру советы о литературе, которые писатель принимает, и отвечает ей: «Вы вправе так говорить, Лизавета Ивановна, и это право дают вам творения ваших писателей, ибо русская литература, достойная преклонения, и есть та священная литература, о которой вы сейчас говорили».

Уместно вспомнить, что Томас Манн был сторонником самых тесных отношений России и Германии: «Россия и Германия должны познавать друг друга все лучше и лучше. Рука об руку они должны идти навстречу будущему».

Роман «Волшебная гора» (1925) считается одним из самых значительных и сложных произведений немецкой литературы XX века. Это своеобразная энциклопедия декаданса, его осуждение и вынесение смертельного диагноза лучшим знатоком этой болезни.

Исследователь Р. Фаези называет «Волшебную гору» новой «Одиссеей» со своими Сциллой и Харибдой, со своей Цирцеей в лице Клавдии Шоша, с нисхождением в «царство мертвых». Это «Одиссея» духовных, а не географических приключений, это странствие в мире идеологических споров, конфликтов и концепций буржуазной философии XX века. Главному герою Гансу Касторпу претят декаданс и смерть, он с омерзением отвергает фрейдизм. «Волшебная гора» — это место, где раньше, чем в низине, сгустилась новая духовная атмосфера, центром которой становится Ганс.

Тетралогия «Иосиф и его братья» (1933–1943) состоит из самостоятельных романов «История Иакова», «Юность Иосифа», «Иосиф в Египте» и «Иосиф-кормилец». Кроме того, этим романам предшествует предисловие автора «Адский путь», кратко излагающее историко-мифологические и философские концепции книги.

Манн признавался, что в этой тетралогии его увлекло стремление показать живописный, иллюзорно-пластический мир древности. Работу над этими романами он назвал «дерзкой игрой». С помощью арсенала художественных средств Манн решил оживить древность, основываясь на легендах, мифах, песнях и сказаниях. Для этого писатель в 1930 году отправился в Палестину и Египет, места, которые собирался описать.

В письме к автору психологических теорий Кереньи Т. Манн писал: «Вы, конечно, найдете следы ваших работ в романе. И это не только мифы об Анубисе, Гермесе, о рождении Афродиты в психологической интерпретации. Это мотив „стяжания времени“». Так что эти романы — не только воссоздание древности, в них отразились и взгляды современников Манна.

Но вершиной его творчества стал «Доктор Фаустус» (1947). Его содержание имеет несколько планов. Для Германии этот роман имеет особое значение, в нем Манн показывает духовную несостоятельность буржуазной интеллигенции, растлевающее влияние идей Шопенгауэра, Ницше, Фрейда. Главный герой романа немецкий композитор Адриан Леверкюн, являясь носителем этих пороков западной интеллигенции, обрекает себя на душевную опустошенность, творческое бессилие и апатию.

В этом романе Т. Манн обращается к древнему мифу о Фаусте. Леверкюн тоже идет на сделку с дьяволом. Он тоже презрел свой истинный дар, воспылал ложным честолюбием, этим и объясняется его насмешка над талантом, извращенное представление о ценностях мира.

Манн считает, что именно интеллигенция несет ответственность за трагические события XX века.

Романы и новеллы Томаса Манна, отмеченные мудростью и мастерством, давно стали достоянием всех народов мира. В России вышло несколько собраний сочинений Т. Манна.

Назад Оглавление Далее

Ссылка на основную публикацию
×
×