Роль природы в рассказах Чехова (Чехов А. П.)
В чеховской прозе существует тонкая связь между героями и природой – общение, не высказанное прямым авторским словом, но все-таки активное: в результате этого общения что-то меняется, иногда очень серьезно, в характере героя и в его жизненной позиции. Именно вблизи природы (присутствие которой может быть иногда намечено двумя-тремя словами) рождаются самые решительные мысли героя о жизни неудавшейся, неверно прожитой, или об опрометчивых поступках.
У доктора Овчинникова, справедливо возмущенного безразличным отношением невежественного и вечно пьяного фельдшера к своим прямым обязанностям, в какой-то момент не выдержали нервы, он раскричался и ударил его по лицу (рассказ «Неприятность»).
Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ
ОТПРАВИТЬ НА ПРОВЕРКУ
Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.
Целую неделю доктор страдал из-за этого, понимая, что, несмотря на свою внутреннюю правоту, поступил безобразно. Однажды, думая о случившемся, он смотрит из окна своей приемной на молодую траву, тропинку, ведущую к оврагу, на деревья, голубое бездонное небо, на скворцов, весело вспархивающих к верхушкам берез, – и вся эта красота, люди, занятые мирным делом, заставляют его остро почувствовать, как фальшивы его отношения с собственными подчиненными (ведь он не решается уволить своего помощника из-за того, что фельдшеру покровительствует его представительная тетка, а учить его элементарной медицинской грамоте оказывается бесполезным, ибо он презирает медицинское образование и людей, получивших его, и лечит доверчивых людей чуть ли не знахарством). И хоть рассказ, как часто у Чехова, кончается «ничем», минуты, когда доктор осознает безнравственность своего поведения, свою полную беспомощность в жизни, останутся навсегда в его памяти.
Так, мотив человека и природы вливается естественно в проблему духовной драмы личности, всегда волновавшую Чехова. Характерно, что в процитированном нами письме к Д. В. Григоровичу у Чехова вызывает отвращение весь тот социальный груз, который угнетает человека в необъятных просторах России: чиновничество, бедность, невежество, сырость столиц и т. д. Все это ощущалось художником как нечто противоположное широким масштабам русской природы и потому принимало в его воображении форму закрытых, узких, ограниченных пространств.
Чехов и в жизни не любил ограниченности пространства. Весной 1887 года, после семи лет жизни в Москве, Чехов предпринял путешествие по родным местам (это было как раз накануне работы над «Степью»), он с обостренным вниманием приглядывался к провинциальному быту, хорошо знакомому ему с детских лет. Запертая и уже начинающая ржаветь часовня при дворцовой церкви, в которой уже нет службы, не радовала взора. Но что Чехову в Таганроге казалось особенно отвратительно, как он писал родным в апреле этого года, «так это вечно запираемые ставни». Зато когда утром ставни открывались и в комнату врывалась масса света, на душе становилось празднично. Открытые окна его всегда радовали, и он не ленился отметить это в шутливых строчках своего эпистолярного дневника, который, посылая домой, он велел хранить для него («В открытое настежь окно прут зеленые ветки, веет зефир. »).
Но «напоэтился» Чехов, по его собственному выражению, не только за счет природы южной России. Подмосковье и среднерусская природа в творчестве зрелого Чехова занимают, как известно, самое заметное место.
Источники:
- Чехов А. П. Степь. Повести и рассказы. В ступ, статья Э. Полоцкой.–М.: «Худож. лит.», 1980. 352 с. (Классики и современники. Русская классическая литература).. Аннотация: Настоящая книга А. П. Чехова включает повести и рассказы, написанные им в период с 1888 по 1895 год.
Посмотреть все сочинения без рекламы можно в нашем
Чтобы вывести это сочинение введите команду /id2758
Пейзаж в прозе А. П. Чехова
Антон Павлович Чехов – тонкий лирик, умеющий увидеть и передать красоту окружающего мира, его гармонию и индивидуальность. В повести “Степь” с большой лирической выразительностью раскрывается “торжество красоты, молодость, расцвет сил и страстная жажда жизни”. Как будто забывая о своей глубоко укоренившейся сдержанности повествования, автор пишет: “…душа дает отклик прекрасной суровой родине, и хочется лететь над степью вместе с ночной птицей”. Чеховская степь поэтична, поражает мощью и полнотой неистраченных сил. Но в то же время степь словно “сознает, что она одинока, что богатство ее и вдохновение гибнут даром для мира, никем не воспетые и никому не нужные”. Такие произведения, как “Степь” или – более поздние – “Дом с мезонином”, “Дама с собачкой”, давали некоторым исследователям повод говорить о чеховском романтизме. Писатель продолжает традиции русской классической литературы, когда изображение пейзажа подчеркивает настроение героя, его лирический настрой, умение слиться с окружающим миром, ощутить в себе гармонию и красоту. Герои Чехова и природа не существуют отдельно друг от друга. Они сосуществуют в ладу или резком контрасте. “О необъятной глубине и безграничности неба можно судить только на море да в степи ночью, когда светит луна. Оно страшно, красиво и ласково, глядит томно и манит к себе, а от ласки его кружится голова”. Пейзаж и панорама Ялты в повести “Дама с собачкой” выступают фоном умиротворенности героев, наступившей гармонией их отношений. Так кратко, без лишних слов, автор сумел показать пришедшее к героям чувство любви. Они сами еще не подозревают, что их “курортный роман” – не легкое увлечение, а глубокое и сильное чувство, но автор уже объясняет это читателям, включая в повествование мирный вид города. “Так шумело внизу, когда еще тут не было – ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет. И в этом постоянстве, в полном равнодушии к жизни и смерти каждого из нас кроется, быть может, залог нашего вечного спасения, непрерывного движения жизни на земле…” Картины природы являются в повестях Чехова и своеобразными “мостками”, по которым автор переходит от темы к теме, от одной сюжетной линии к другой. Хочется отметить и еще одну особенность и чеховской прозы, и классической русской литературы в целом при описании героев и пейзажа. “Отрицательные персонажи” никогда не “общаются” с природой, они ее не замечают, считая лишь себя центром вселенной. Так, герой рассказа А. П. Чехова “Человек в футляре” Беликов не только не замечает окружающей красоты, он постоянно прячется от нее в своеобразный футляр из одежды, калош, зонта… Окружающий мир страшит его своей изменчивостью: “как бы чего не вышло”: “Ложась спасть, он укрывался с головой; было жарко, душно, в закрытые двери стучался ветер, в печке гудело; слышались вздохи из кухни, вздохи зловещие…” Герой другого рассказа, “Ионыч”,- Дмитрий Ионыч Старцев увидел окружающую красоту лунной ночи, когда чувство любви охватило его, но позже уже никогда не показал автор такого слияния персонажа с природой. Его уже не было. Человек, мечтающий лишь о богатстве, жаждущий наживы, не видит пользы в пустом созерцании природы. Первый признак “неблагополучия” человека, если он не замечает окружающей красоты. И это гениально понял и показал А. П. Чехов. Автор не шел против истины ни в жизни, ни в искусстве, поэтому его произведения нам и интересны, учат правильному восприятию жизненных ситуаций, умению понять жизнь с ее многообразием и красотой.
Сочинение по литературе на тему: Пейзаж в прозе А. П. Чехова
Другие сочинения:
Тема ответственности человека за свою судьбу в прозе А. П. Чехова Антон Павлович Чехов – один из самих читаемых в мире прозаиков. Он прожил в двадцатом веке всего несколько лет, но искусство этого столетия неотделимо от его имени. Облик Чехова – человека и писателя – не тускнеет, он остается дорогим для Read More .
Рецензия на повесть А. П. Чехова “Степь” Прочтя первые страницы повести, я не обманулся в своих ожиданиях. Лаконичное описание одежды, внешности, своеобразие языка героев дало исчерпывающую характеристику персонажей: Кузьмичову, отцу Христофору, Егорушке. Читая дальше, я был приятно удивлен. Оказывается, также великолепно Чехов описывает природу, как будто это Read More .
Образ провинциального города в прозе А. Чехова Провинциальный городок в произведениях Чехова воспринимается мною как некий собирательный образ. Серый, скучный день. Он такой же серый и скучный, как и все остальные дни, приходящие в этот город. Всюду только серый цвет: серые, слишком широкие улицы, маленькие, приплюснутые дома, Read More .
Любовь как порок и как высшая духовная ценность в русской прозе 20 в. (по произведениям А. П. Чехова, И. А. Бунина, А. И. Куприна) Тема любви в произведениях писателей рубежа 19-20 веков особенна – зачастую она окрашена в пессимистические, даже трагические тона. Чехов, Бунин, Куприн – все они испытывают тоску по настоящей, сильной, искренней любви, однако не видят ее вокруг себя. По мнению этих Read More .
О подтексте в произведениях Чехова О подтексте в произведениях А. П. Чехова В творчестве Чехова 90-х годов отчетливо закрепилась установка писателя на объективность повествования, “не позволявшая ему открыто заявлять о собственных “субъективных” симпатиях и антипатиях”. Объективность повествования становится эстетическим кредо Чехова и одной из важнейших Read More .
Анализ отрывка из рассказа А. П. Чехова “Степь” (глава IV: “А когда восходит луна…” и до “…Так мы, значит, теперь…”). Данный текст представляет собой отрывок из рассказа А. П. Чехова “Степь”. Композиция текста очень интересна, так как он разбит на три смысловые группы. В первой части описывается ночная Read More .
Анализ повести А. П. Чехова “Степь” Повесть “Степь была написана Чеховым в конце 1880-ых годов, когда писатель переживал некий духовный кризис, у него происходило переосмысление, переоценка жизненных ценностей. В письме к Д. Григоровичу он пишет: “В Западной Европе люди погибают оттого, что жить тесно и душно, Read More .
Пейзаж и его роль в повести Н. В. Гоголя “Тарас Бульба” Повесть “Тарас Бульба” – это одно из самых прекрасных поэтических созданий русской художественной литературы. В центре повести Николая Васильевича Гоголя “Тарас Бульба” находится героический образ народа, который борется за справедливость и свою независимость от захватчиков. Никогда еще в русской литературе Read More .
Claw.ru | Сочинения по литературе и русскому языку | Цветовое и звуковое оформление степных пейзажей в прозе А.П.Чехова
Цветовое и звуковое оформление степных пейзажей в прозе А.П.Чехова
| Категория реферата: Сочинения по литературе и русскому языку
| Теги реферата: дипломы курсовые, сочинения 4
| Добавил(а) на сайт: Пичугин.
Цветовое и звуковое оформление степных пейзажей в прозе А.П.Чехова
Картины степной природы проходят через ряд произведений Чехова – от ранней прозы к зрелому творчеству – и берут, очевидно, свои истоки в глубинах еще детского и отроческого мировосприятия писателя [1]1. Образы степного мира постепенно прирастают у Чехова новыми смысловыми оттенками, все более разноплановыми становятся пути их художественного воплощения, при этом на первый план нередко выдвигаются цветовые и звуковые детали, передающие многомерность степного пространства, его ассоциативные связи с историческим прошлым, тайнами человеческой души. Цвето-звуковые образы приобретают всеобъемлющий характер, что отчетливо наблюдается в восприятии рассказчика в повести “Степь”: “Не было видно и слышно ничего, кроме степи…”[2]2.
Некоторые цвето-звуковые доминанты образа степи намечаются в раннем чеховском рассказе “Счастье” (1887). Одухотворенное видение степного мира способствует художественному постижению внутреннего самоощущения природы, степной колорит заключает в себе необозримые горизонты бытия всего живого, что в экспозиции и финале рассказа проявляется в изображении “думавших” овец, “их мыслей, длительных, тягучих, вызываемых представлениями только о широкой степи и небе”[3]3.
В изображении ночного пейзажа – “степной летней ночи” – ключевое место занимает сложная звуковая симфония. Здесь складывается развитая в позднейших чеховских вещах антиномия звучания степи и “беззвучия” курганов, приоткрывающего масштаб вечности, в ее “полном равнодушии к человеку”. В самой же гамме степных звуков “монотонный шум”, являющий образ повседневного однообразия жизни, предстает в антиномичном соприкосновении с богатством, неисчерпаемой множественностью звуковых вариаций, в чьих мелодиях проступает ощущение бездонности бытия: “трещали кузнечики”, “пели перепела”, “лениво посвистывали молодые соловьи”. В звучании степи природное начало оказывается в глубоком взаимопроникновении с человеческим, предстает в своей беспредельности, что выражается в передаче звука “рассыпающегося по степи” эха от “сорвавшейся бадьи”.
При создании образа ночной степи существенны в рассказе и оригинальные цветовые решения. В цветовом оформлении метафорического образа космической бесконечности (“Млечный путь бледнел и мало-помалу таял, как снег”) воплощается ассоциация земного и небесного миров. Впервые возникающий у Чехова образ степной дали вырисовывается здесь в импрессионистской поэтике полутонов (“синеватая даль”), при этом “безграничность степи”, “степная тайна” открывают новую перспективу художественного зрения, выход за пределы обыденного человеческого разумения, для которого “ни в чем не видно было смысла”.
Таинственный, основанный на эффекте светотени степной пейзаж связан в рассказе с центральным образом Жмени, выводя к постижению загадок народной души, которые преломились в древних преданиях о сокрытых кладах, о “мужицком” счастье, “в земле зарытом”. Подобный расширительный смысл образа степного мира характерен и для рассказа “Огни” (1888), где в надвременном колорите степных “огней” истончается грань между прапамятью о “стане ветхозаветного народа”[4]4 и движением новой цивилизации, заявляющей о себе строительством железной дороги. Тайна степи становится здесь отражением сокровенного инобытия души, утонченная игра света и тени придает образам степных огней психологический смысл. В восприятии инженера разбросанные в степном пространстве огни знаменуют интуицию о принципиальной неупорядоченности мыслительной сферы: “Человеческие мысли… тоже вот таким образом разбросаны в беспорядке, тянутся куда-то к цели по одной линии, среди потемок…”. В финале же рассказа степная “туманная даль” становится в наблюдениях повествователя всеобъемлющим образом непознаваемости мира.
В рассказе “Счастье” передача особенностей восприятия степной дали также становится средством психологической нюансировки характера персонажа. Так, в подробностях поведения объездчика (“прищурил глаза на даль”, “задумчиво поглядел на даль”), приоткрывается неисследимость душевного мира, проникнутого напряженным ожиданием счастья: “Экая ширь, Господи помилуй! Пойди-ка, найди счастье!”. Сквозная для рассказа тема “фантастичности и сказочности человеческого счастья”, нарождающихся жизненных сил, единства микро- и макрокосма, которая ассоциируется с мироощущением молодого пастуха, неслучайно воплощается в красочно-многоцветной, радостной пестроте ярко освещенной “багровым солнцем” степи: “Серебристая полынь, голубые цветы свинячей цыбульки, желтая сурепа, васильки – все это радостно запестрело, принимая свет солнца за свою собственную улыбку”.
Ассоциация степного мира с переживанием юности, молодых сил возникает и в повести “Степь” (1888), оказывая воздействие на систему цветовых и звуковых образов.
В экспозиции повести взгляд Егорушки, заключающий психологические особенности детского мировидения, задает обладающие просветляющим эффектом цветовые доминанты картины окружающей действительности: “уютное, зеленое кладбище”, “белые кресты”, “белое море” цветущих вишневых деревьев… В начальном же изображении собственно степного пейзажа открывается горизонт бесконечности, степная даль предстает в более сложном цветовом воплощении, чем в рассказе “Счастье”: “возвышенность… исчезает в лиловой дали”. Образ лиловой дали степи окажется в повести сквозным и будет выведен в меняющихся пространственных ракурсах, в диалектическом сочетании надвременной неподвижности степного мира и его зыбкой изменчивости: “холмы все еще тонули в лиловой дали”, “лиловая даль… закачалась и вместе с небом понеслась”. Данный образ предстает в повести и в призме детского, “обытовляющего” восприятия природы, вследствие чего импрессионистская неуловимость цветового изображения причудливо сочетается с бытовым колоритом повседневности: “Даль была видна, как и днем, но уж ее нежная лиловая окраска, затушеванная вечерней мглой, пропала, и вся степь пряталась во мгле, как дети Мойсея Мойсеича под одеялом”.
В одной из начальных картин рассвета в степи динамичный пейзаж строится на активном взаимопроникновении оттенков цвета, света, температурных ощущений. Цветовые характеристики становятся главным способом обрисовки специфического облика степной природы, которая предстает здесь в объемной перспективе, в переходных тонах (“загорелые холмы, буро-зеленые, вдали лиловые”), с преобладанием насыщенной желтой и зеленой цветовой гаммы, запечатлевающей изобилие степи – и в “ярко-желтом ковре” “полос пшеницы”, и в “стройной фигуре и зеленой одежде” тополя, и в том, как “зеленела густая, пышная осока”. В поле зрения повествователя попадает даже цветовая микродеталь в изображении кипящей жизни степи (“розовая подкладка” крыльев кузнечика).
В подобном изобилии насыщенных светом красок степи приоткрывается глубинный антиномизм авторского взгляда. В этом пышном богатстве цветовых оттенков неустанное пульсирование жизненных сил, ощущение бездонности природного космоса парадоксальным образом сочетаются с переживанием одиночества, неизбывной “тоски”, “зноя и степной скуки” томящего своим однообразием существования.
Эта намеченная в повести антиномия получит многомерное осмысление в позднейшем рассказе “В родном углу” (1897). Степные картины “донецкой дороги” – “громадные, бесконечные, очаровательные своим однообразием”[5]5 – пронизаны лиризмом авторского присутствия (“Вы садитесь в коляску… и катите по степной дороге…”) и в то же время пропущены через восприятие героини, которая “поддалась обаянию степи”. Многоцветие степной природы, “трав в цвету – зеленых, желтых, лиловых, белых”, ее аромат наполняют душу Веры ощущением “простора и свободы”, предчувствием счастья, ибо “этот простор, это красивое спокойствие степи говорили ей, что счастье близко”. С другой стороны, в ярком, цветущем “однообразии нескончаемой равнины” угадывается угроза растворения индивидуальности, торжества безликой витальной стихии утопающей в зелени степи: “Это спокойное зеленое чудовище поглотит ее жизнь, обратит в ничто”. Данная антиномия обогащается в рассказе не только природно-космическим, но и социально-психологическим смыслом. Мироощущение и ритмы жизни степной усадьбы, запечатленные в звуковых деталях (“В печах завывал ветер, хлопали ставни, потом… слышался тревожный звон в церкви: это начиналась метель”), становятся средоточием вялости социальной среды, апатии по отношению к силе зла, к бесплодно растрачиваемому времени в “громадных пространствах, длинных зимах, однообразии и скуке жизни”. И все же в финале рассказа отчаянное ощущение героиней того, что “счастье и правда существуют где-то вне жизни”, смягчается надеждой на врачующее единение с миром бесконечной, причастной мудрой вечности степи: “Надо слиться в одно с этой роскошной степью, безграничной и равнодушной, как вечность”.
Многомерность цветового оформления пейзажей в повести “Степь” в значительной степени обусловлена и тенденцией к субъективации изобразительного ряда, за счет чего степной мир, его “непонятная даль”, “бледнозеленое небо”, отдельные предметы, звуки предстают в подвижных, меняющихся очертаниях, которые дорисовываются силой воображения: “Во всем, что видишь и слышишь, начинают чудиться торжество красоты, молодость, расцвет сил и страстная жажда жизни”. Активное присутствие воспринимающего “я” наполняет изображение степного пейзажа, в его цветовых и световых оттенках, философскими раздумьями и обобщениями о “непонятном небе и мгле, равнодушных к короткой жизни человека”.
В повести складывается своеобразная поэтика “двойного” зрения, в котором обыденное преломляется в таинственное и надвременное. Подобное “двойное” зрение позволяет Егорушке открыть потаенное измерение в цветовой гамме вечерней зари, где “ангелы-хранители, застилая горизонт своими золотыми крыльями, располагались на ночлег”. Примечательны в этой связи и наблюдения Егорушки над “двойным” зрением подводчика Васи, видевшего поэтическое даже в “бурой пустынной степи”, которая в его восприятии “всегда полна жизни и содержания”.
Особую сферу художественного созерцания составляют в повести образы ночной степи, которая ассоциируется с настроением рассказов Пантелея о народной жизни, “страшной и чудесной”, а также грозовой стихии. Пропущенный через детское восприятие грозовой фон, с “колдовским светом” молний, обретает сказочно-фантастический колорит, который передается в экспрессии олицетворений: “Чернота на небе раскрыла рот и дыхнула белым огнем”. В цветовой окрашенности грозовой стихии возникает новый ракурс видения одушевленной степной дали, которая теперь “почернела… мигала бледным светом, как веками”, в обобщающей перспективе высвечиваются полярные проявления природного бытия: “Ясное небо граничило с темнотой…”. Картина взволнованной степной природы строится здесь на взаимообогащении цветовых, звуковых и обонятельных деталей (“свист” ветра, “запах дождя и мокрой земли”, “лунный свет… стал как будто грязнее”). Подобное взаимопроникновение окажется продуктивным и для степного пейзажа в позднем рассказе “Печенег” (1897), где однообразию и неподвижности “печенегова хутора” противопоставлено антиномичное видение богатства предстающей на фоне космического мироздания степи, с ее таинственным покоем, ровным светом (“тихо горят звезды”[6]6) – и нарастающим предгрозовым волнением. На утонченную цветовую нюансировку “черных” “тяжелых грозовых туч”, края которых “освещены луной”, воображаемых “темных лесов”, “гор с белым снегом” накладывается звуковая детализация образа степной дали как средоточия бытия одушевленной природной стихии, откуда “доносится тихий гром, и кажется, что в горах идет сражение”.
В повести же “Степь” эта меняющаяся в своих цветовых воплощениях степная даль в финале обретает особый психологический смысл, косвенно ассоциируясь с неисповедимостью той “новой, неведомой жизни, которая теперь начиналась” для Егорушки и которая неслучайно вырисовывается здесь в вопросительной модальности: “Какова-то будет эта жизнь?”.
В синергии с цветовым оформлением степных пейзажей в прозе Чехова складывается система звуковых образов и ассоциаций.
Как и в рассказе “Счастье”, в повести “Степь” звуки степи предстают в бесконечном многообразии психологических оттенков: “С веселым криком носились старички, в траве перекликались суслики, далеко влево плакали чибисы… скрипучая, монотонная музыка”. В степной “музыке” запечатлевается объемная перспектива степного пространства и передается диалектика мажорной, преисполненной взволнованной радостью бытия “трескотни” и неизбывной степной печали одиночества (“где-то не близко плакал один чибис”), тоски и дремотного состояния природы: “Мягко картавя, журчал ручеек”.
Для Егорушки степная звуковая симфония в ее общих и частных проявлениях становится предметом сосредоточенного эстетического восприятия, как, например, в случае с кузнечиком, когда “Егорушка поймал в траве скрипача, поднес его в кулаке к уху и долго слушал, как тот играл на своей скрипке”. Неустанное вслушивание в звучание степи приводит и повествователя к углубленному чувствованию эстетической значимости звуковых деталей даже в сфере обыденной жизни, расширяет ассоциативный ряд его психологических наблюдений: “В жаркий день… плеск воды и громкое дыхание купающегося человека действуют на слух, как хорошая музыка”.
Важнейшее место в системе звуковых образов занимает в повести женская песня, звучание которой являет сопряжение природного и человеческого, рифмуясь с тем, как “встревоженные чибисы где-то плакали и жаловались на судьбу”. Глубоко антиномичен психологический фон этой “тягучей и заунывной, похожей на плач” женской песни, в которой тоска и дремота степного мироощущения предстают в сочетании со страстной жаждой жизни. Эта протяжная, наполняющая степное пространство своим эхом мелодия вбирает в себя чувствование нелегких индивидуальных и народных судеб и знаменует прорыв в надвременное измерение (“казалось, что с утра прошло уже сто лет”), предстает в целостном восприятии Егорушки как продолжение природной музыки, воплощение незримого духовного мира: “… точно над степью носился невидимый дух и пел… ему стало казаться, что это пела трава”.
В детализации степных звуков – “треска, подсвистыванья, царапанья, степных басов” – достигается полнота самовыражения всего живого и, что особенно значимо, раскрывается глубина внутреннего самоощущения природы. Это и маленькая речка, которая, “тихо ворчала”, “точно… воображала себя сильным и бурным потоком”, и трава, которой “не видно в потемках своей старости, в ней поднимается веселая, молодая трескотня”, и “тоскливый призыв” степи, звучащий так, “как будто степь сознает, что она одинока”. Как и в случае с цветовыми образами, здесь происходит субъективация картины июльской степи, взаимопроникновение различных восприятий: Егорушки, с его детски непосредственным прислушиванием к музыке степи; повествователя, с его многранным опытом общения со степным миром (“едешь и чувствуешь…”, “хорошо вспоминать и грустить…”, “если долго всматриваться…”, “а то, бывало, едешь…”); потаенного самоощущения природы. Лирические оттенки окрашивают собой не только цветовые, звуковые образы, но и детали запахов степи: “Пахнет сеном… запах густ, сладко-приторен и нежен”.
Единичные звуковые образы становятся в повести основой для масштабного, глубоко антиномичного воплощения образа степного “гула”, в котором различные мелодии сливаются воедино и выражают общее мироощущение степи. С одной стороны, это “радостный гул”, проникнутый чувством торжества красоты, но с другой – сквозь эту радость все отчетливее проступает “тоскливый и безнадежный призыв” степи, который порожден горестной интуицией о природных “богатствах… никем не воспетых и никому не нужных”, о малости человека перед лицом “богатырских”, “размашистых” стихий природы. Эта бытийная тоска души по беспредельному преломляется в недоуменных, “сказочных мыслях” Егорушки о степной дали: “Кто по ней ездит? Кому нужен такой простор? Непонятно и странно…”.
В плане звукового оформления степного мира в повести выстраивается триединый ряд, основанный на нераздельности и неслиянности трех уровней воплощения степной музыки: “трескотня” (запечатлевающая многоцветие единичных проявлений степи) – “гул” (открывающий обобщающую перспективу видения бытия степного ландшафта) – “молчание”, которое преисполнено ощущением космической бездны мироздания, масштаба вечности, вбирающего в себя земное и небесное. Мотив степного молчания особенно ярко выразился в повести в философском изображении ночного небесного пейзажа (“звезды… само непонятное небо и мгла… гнетут душу своим молчанием”), а также в символичном образе молчания одинокой могилы в степи, глубинный смысл которого, наполняющий собой окружающую степную жизнь, постигается в лирически-возвышенном слове повествователя: “В одинокой могиле есть что-то грустное, мечтательное и в высокой степени поэтическое… Слышно, как она молчит, и в этом молчании чувствуется присутствие души неизвестного человека, лежащего под крестом… А степь возле могилы кажется грустной, унылой и задумчивой, трава печальней, и кажется, что кузнецы кричат сдержанней…”.
Подводя итоги, отметим, что в прозе Чехова цветовые и звуковые доминанты играют значительную роль в художественном воплощении степных пейзажей. Основы этой образной сферы сложились еще в раннем чеховском творчестве, и прежде всего в повести “Степь”, впоследствии же обогатились новыми смысловыми гранями в поздних рассказах. В цветовых и звуковых образах запечатлелась яркая палитра степной жизни, в ее тайной сопряженности с ритмами индивидуально-личностного, народного и природно-космического бытия. Предметная точность соединилась здесь с импрессионистским многообразием неуловимых тонов, оттенков, которые прорисованы во взаимопроникновении различных “точек зрения”, уровней восприятия, что несомненно вписывает произведения рассмотренного образно-смыслового ряда в общий контекст поисков обновления художественного языка на рубеже веков.
Список литературы
1. Криницын А. Семантика образа степи в прозе Чехова // Молодые исследователи Чехова. III. Материалы международной конференции. М., 1998. С.138 и др.
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: чс реферат, как написать дипломную работу, банки рефератов.
Драма крушения человеческой личности в рассказе А. П. Чехова “Ионыч”
Школьное сочинение
В 90-е годы XIX века основной темой произведений А.П. Чехова стала тема интеллигенции, причем его интересовало общественное поведение этого слоя, его умственное и психологическое состояние. В целом ряде произведений писатель подвергает критике общественную пассивность, пошлость, равнодушие, отсутствие общественных. запросов среди интеллигенции. Чехов вскрыл и показал такое явление среди интеллигенции, как футлярность, которая является особым состоянием души, свойством человеческого характера, заключающимся в желании не вмешиваться в жизнь, в энергичной защите от внешнего мира. Таким футляром может быть наука, семейное гнездо, собственность, материальное благополучие.
Обратившись к одной из острых проблем современности, Чехов предметом изображения делает внешне незаметные внутренние изменения в мыслях, настроениях человека, в оценках себя и окружающего мира. Своеобразие творческой манеры Чехова в том, что социальные противоречия он осознает как кризисное состояние человека, из которого он или стремится выйти, или, наоборот, подчиняется и дает поглотить себя мелкой, пошлой жизни.
В 90-е годы Чехов главной творческой задачей делает испытание героя на прочность, на право быть личностью, умение остаться самим собой, уметь противостоять среде. Чехов не принимает формулу “среда заела”. Он считает, что человек должен уметь противостоять среде, пошлости, иначе он сам становится олицетворением мещанства, косности и гибнет как личность. В рассказе “Ионыч” как раз и представлен процесс изменения героя, духовная деградация личности, превращение из доброго человека, не лишенного даже поэтической жилки, в холодного дельца, в котором материальное полностью вытеснило духовное.
Перед читателем проходит путь главного героя Дмитрия Ионыча Старцева, показана постепенная неизбежная утрата живого восприятия жизни, потребности в человеческом общении, а вместо всего этого — “обретение”: жажда накопительства — когда материальное благополучие становится футляром, в котором герой замыкается, опошление, физическое и духовное ожирение.
В этом рассказе воплощается одна из главных черт художественной манеры Чехова — умение коротко говорить о значительных проблемах. Предметом небольшого по объему произведения стал большой отрезок жизни героя. Коротко рассказать об эволюции героя Чехову позволили художественные средства, которыми он пользовался: ступенчатость раскрытия жизненного пути героев. В жизни Старцева автор выделил четыре этапа: первый — приезд в город и знакомство с семьей Туркиных, второй — через год — роман с Котиком, третий — через четыре года — новая встреча с Котиком, и последний, четвертый — через несколько лет — окончательная деградация. В раскрытии этих этапов Чехов предельно лаконичен, но, тем не менее, перед читателем предстает процесс обнищания духа героя, ослабление его воли, силы сопротивления.
На первом этапе Дмитрий Старцев — молодой человек, только что назначенный земским врачом и поселившийся в Дялиже, недалеко от губернского города С. Он энергичен, полон сил, увлечен работой настолько, что даже в праздники не имеет свободного времени. Молодость и энергия подчеркнуты одной красноречивой деталью: “. Пройдя девять верст и потом ложась спать, он не чувствовал ни малейшей усталости”. В это время герой знакомится с семьей Туркиных, “самой образованной и талантливой” в городе. Но одни и те же шутки изо дня в день, пошлые анекдоты хозяина, однообразные развлечения, приевшиеся и всем надоевшие, говорят о том, что на самом деле жизнь этой семьи заурядна и типична. Старцев видит всю эту серость, даже пытается бороться с ней, но. влюбляется в Котика, и на глаза его словно падают розовые очки.
На втором этапе Старцев, хоть и работает, но уже меньше занят, появляется большая заинтересованность в личном благополучии. Герой еще способен по-молодому, свежо и непосредственно любить, но, получив отказ, довольно быстро успокаивается. Он прячется в “футляр”, отгораживается от всего мира, — обыватели еще раздражают его своими взглядами на жизнь, и у него пока нет близких друзей. Старцев прекрасно понимает, в какую трясину погружается, но даже не пытается сопротивляться обстоятельствам. Здесь Чехов делает акцент на одной, но очень важной детали: у Старцева появилась пара лошадей и кучер Пантелеймон в бархатной жилетке. Доктор перестает ходить пешком, страдает одышкой, любит закусить, а главным развлечением, в которое “он втянулся незаметно, мало-помалу”, становится любование добытыми практикой зелеными и белыми бумажками.
На третьем этапе — через четыре года — Дмитрий Старцев уже забывает о деятельности в земской больнице, у него большая частная практика. Главный его интерес — деньги, которые он с наслаждением пересчитывает по вечерам. Старцев еще больше полнеет, еще сильнее страдает одышкой, а “выезжает” уже “не на паре лошадей, а на тройке с бубенцами”.
Чехов не рассуждает о душевных качествах Ионыча в этот период, но обращает внимание на одну деталь, которая по своей значимости в раскрытии внутреннего мира героя равна целым авторским рассуждениям: это огонек, который на мгновение затеплился в душе Старцева под влиянием встречи с Котиком. Но и этот огонек при воспоминании об ассигнациях тут же погас. На последнем этапе — через несколько лет — мы видим, как в результате утраты смысла, цели жизни разрушается личность. Доктор Старцев окончательно превращается в Ионыча. Его одолела жадность; увлечение любимым делом, желание приносить общественную пользу вырождается в эгоистические хлопоты, интерес к людям превращается в высокомерие. Жизнь героя опустошена и обеднена окончательно.
Таким образом, расставляя временные вехи, указывая на этапы материального обогащения героя, которые воплощены в таких художественных деталях, как средства передвижения, используя художественные детали, помогающие раскрыть внутренний мир героя, Чехов лаконично представляет историю падения человека.
Показывая постепенное превращение Старцева в обывателя, Чехов разоблачает не только его, но и окружающую среду. В этом отношении интересна семья Туркиных. Описывая эту семью, Чехов сосредоточивает внимание на главной общей черте всех Туркиных — самолюбовании, претенциозности. Раскрывая эту черту в различных ее проявлениях, Чехов словами Старцева окончательно развенчивает всех Туркиных: “Если самые талантливые так бездарны, то каков же должен быть город!”
Какая же сила губит Старцева? Сила воистину страшная своей обыденностью — это всего-навсего стремление к сытости и покою, подавляющее другие, более высокие стремления. Чехов не осуждает само по себе желание “дьячковского сына” обрести благополучие, но раскрывает катастрофические последствия подмены гуманных идеалов стяжательскими. Процесс духовного умирания Старцева тем тягостнее, что он вполне сознает, в какое мерзкое болото погружается, но не пытается бороться или хотя бы бежать, а предпочитает жить по законам этого болота.
Рассказ “Ионыч” — это повествование о человеке, в чьей душе внутренний диалог превратился в обывательский монолог, из которого загорелся было “светлый огонек” и погас, вместе с любовью возникла и какая-то другая жизнь, но она исчезла, как мираж. Это не только история о том, как “среда заела человека”, но и беспощадный рассказ о человеке, который, перестав сопротивляться влиянию духовно обнищавшего общества, утратил все человеческое.
В рассказе “Ионыч” звучит голос самого Чехова, обращенный к читателям: не поддавайтесь губительному влиянию уродливой среды, вырабатывайте в себе силу сопротивления обстоятельствам, не предавайте светлых идеалов молодости. Берегите в себе человека!
Пейзаж в прозе А. П. Чехова
Антон Павлович Чехов – тонкий лирик, умеющий увидеть и передать красоту окружающего мира, его гармонию и индивидуальность. В повести “Степь” с большой лирической выразительностью раскрывается “торжество красоты, молодость, расцвет сил и страстная жажда жизни”. Как будто забывая о своей глубоко укоренившейся сдержанности повествования, автор пишет: “…душа дает отклик прекрасной суровой родине, и хочется лететь над степью вместе с ночной птицей”. Чеховская степь поэтична, поражает мощью и полнотой неистраченных сил.
Герои Чехова и природа не существуют отдельно друг от
Так кратко, без лишних слов, автор сумел показать пришедшее к героям чувство любви. Они сами еще не подозревают, что их “курортный роман” – не легкое увлечение, а глубокое и сильное чувство, но автор уже объясняет это читателям, включая в повествование мирный вид города. “Так шумело внизу, когда еще тут не было – ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет. И в этом постоянстве, в полном равнодушии к жизни и смерти каждого из нас кроется, быть может, залог нашего вечного спасения, непрерывного движения жизни на земле…” Картины природы являются в повестях Чехова и своеобразными “мостками”, по которым автор переходит от темы к теме, от одной сюжетной линии к другой. Хочется отметить и еще одну особенность и чеховской прозы, и классической русской литературы в целом при описании героев и пейзажа. “Отрицательные персонажи” никогда не “общаются” с природой, они ее не замечают, считая лишь себя центром вселенной.
Так, герой рассказа А. П. Чехова “Человек в футляре” Беликов не только не замечает окружающей красоты, он постоянно прячется от нее в своеобразный футляр из одежды, калош, зонта… Окружающий мир страшит его своей изменчивостью: “как бы чего не вышло”: “Ложась спасть, он укрывался с головой; было жарко, душно, в закрытые двери стучался ветер, в печке гудело; слышались вздохи из кухни, вздохи зловещие…” Герой другого рассказа, “Ионыч”,- Дмитрий Ионыч Старцев увидел окружающую красоту лунной ночи, когда чувство любви охватило его, но позже уже никогда не показал автор такого слияния персонажа с природой. Его уже не было. Человек, мечтающий лишь о богатстве, жаждущий наживы, не видит пользы в пустом созерцании природы.
Первый признак “неблагополучия” человека, если он не замечает окружающей красоты. И это гениально понял и показал А. П. Чехов. Автор не шел против истины ни в жизни, ни в искусстве, поэтому его произведения нам и интересны, учат правильному восприятию жизненных ситуаций, умению понять жизнь с ее многообразием и красотой.
Похожие сочинения:
Образ провинциального города в прозе А. Чехова Провинциальный городок в произведениях Чехова воспринимается мною как некий собирательный образ. Серый, скучный день. Он такой же серый и скучный, как и все остальные дни, приходящие в этот город. Всюду.
Тема ответственности человека за свою судьбу в прозе Чехова Антон Павлович Чехов – один из самих читаемых в мире прозаиков. Он прожил в двадцатом веке всего несколько лет, но искусство этого столетия неотделимо от его имени. Облик Чехова –.
“Город неправильных отступлений” в прозе Чехова Серый, скучный день. Он такой же серый и скучный, как и все остальные дни, приходя-щие в этот город. Всюду только серый цвет: серые, слишком широкие улицы, маленькие, приплюснутые дома, тоже.
Рецензия на повесть А. П. Чехова “Степь” Прочтя первые страницы повести, я не обманулся в своих ожиданиях. Лаконичное описание одежды, внешности, своеобразие языка героев дало исчерпывающую характеристику персонажей: Кузьмичову, отцу Христофору, Егорушке. Читая дальше, я был приятно.
Маленький человек в рассказах А. П. Чехова “Маленький человек” в рассказах А. П. Чехова I. Изображение “маленького человека” – один из способов проявления гуманизма и демократизма русских писателей XIX века. II. Эта тема как понятие социальное в.
О подтексте в произведениях А. П. Чехова В творчестве Чехова 90-х годов отчетливо закрепилась установка писателя на объективность повествования, “не позволявшая ему открыто заявлять о собственных “субъективных” симпатиях и антипатиях”. Объективность повествования становится эстетическим кредо Чехова и.
Рецензия на рассказ А. П. Чехова “Тоска” Ознакомившись с рассказом А. П. Чехова “Тоска”, я увидел проблему одиночества, отсутствие взаимопонимания между людьми. В этом произведении мы чувствуем любовь Чехова к рядовым труженикам, подобным Иону Потапову. Рассказы Чехова.
Образ современника в отечественной прозе последних десятилетий. (По прозе В. Пелевина) Образ современника в отечественной прозе последних десятилетий. (По прозе В. Пелевина) В краткую эпоху “перестройки” в России успехом пользовались прежде всего произведения, так или иначе разоблачающие мифы, созданные в эпоху.
Тест по творчеству А. П. Чехова 1. Кто главный герой рассказа А. П. Чехова “Смерть чиновника”? А. Беликов Б. Акакий Акакиевич В. Макар Девушкин Г. Червяков 2. Какие из перечисленных рассказов относятся к раннему периоду творчества.
О творчестве А. П. Чехова Наивысшим художественным образцом для Чехова была проза А. С. Пушкина, очаровывавшая его гениальной простотой и лаконичностью. Из зарубежных писателей он особенно высоко ценил Г. де Мопассана, в совершенстве владевшего искусством.
ОЧЕРК ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА А. П. ЧЕХОВА Детские годы – родился в Таганроге, в небогатой купеческой семье; переезд семьи в Москву, А. Чехов остается в Таганроге. Переезд в Москву. Учеба на медицинском факультете. Первые публикации в журнале.
Драматургия Чехова А. П Пьесы А. П. Чехова “Дядя Ваня”, “Три сестры”, “Вишневый сад” впервые были поставлены еще при жизни драматурга на сцене Московского Художественного театра. Они не только принесли известность их автору, но.
Размышляя о прозе Пушкина. Проза Пушкина. Мысли о прозе Пушкина Русский женский национальный характер. В развитии русской художественной прозы основополагающее значение А-ра С-ча П-на особо велико, ведь у него почти не было предшественников. На гораздо более низком уровне, по сравнению.
Периоды творчества А. П. Чехова Творчество Чехова отразило многие процессы, происходившие в русской жизни конца XIX в. Оно развивалось, в основном, по двум направлениям: создание рассказов и утверждение новой по характеру лирической и психологической драмы.
Проза А. П. Чехова Творчество Чехова завершает классический период русской литературы и в то же время открывает новые пути развития, подхваченные уже литературой XX века. Вот почему относительно творчества Чехова так остро стоит вопрос.
Фильмография произведений А. П. Чехова Произведения Антона Павловича Чехова чрезвычайно кинематографичны. Неудивительно, что фильмография по его произведениям содержит более пятисот наименований. Это художественные, анимационные фильмы, фильмы-спектакли и фильмы-концерты. Чехова экранизировали еще в эпоху немого кино.
Сюжет жизни А. П. Чехова Общество ждет и надеется… В. Г. Короленко Жизнь Чехова в чем-то сродни его художественным созданиям. Не так-уж много в ней внешне драматических эпизодов. Не было у Чехова ни дуэлей с.
Основная тема в рассказах и повестях А. П. Чехова второй половины 80-х – начала 90-х гг. XIX века Во второй половине 80-х гг. в письмах Чехова увеличивается число своеобразных творческих деклараций, с помощью которых он стремится обосновать свое понимание задач литературы, определить свое место в литературном процессе. Назначение.
Первые пьесы А. П. Чехова На протяжении всей своей творческой деятельности Чехов выступал и как прозаик, и как драматург. Между его прозой и драматургией существует тесная связь, выражающаяся в общности проблематики, широте социально-философских обобщений, в.
Герои юмористических рассказов А. П. Чехова Антон Павлович Чехов – мастер рассказа, признанный во всем мире. Его коротенькие истории имеют, в основном, незамысловатый сюжет, но наполнены глубоким смыслом. Главные герои в них – люди различных профессий.
Своеобразие сюжета драматургии А. П. Чехова Драматургия Чехова строилась с учетом достижений прежде всего русской литературы, в частности драматических произведений И. С. Тургенева и А. Н. Островского. Вместе с тем пьесы Чехова – шаг вперед в.
Новаторство А. П. Чехова Пьеса Чехова “Вишневый сад” появилась в 1903 году, на рубеже веков, когда не только общественно-политический мир, но и мир искусства начал ощущать потребность в обновлении, появлении новых сюжетов, героев, приемов.
Своеобразие темы любви в прозе А. И. Куприна И сердце вновь горит и любит – оттого, Что не любить оно не может. А. С. Пушкин Творчество Александра Ивановича Куприна тесно связано с традициями русского реализма. В своем творчестве.
ПЕЙЗАЖ В ТВОРЧЕСТВЕ А. А. ФЕТА Движение реализма в русском искусстве XIX века было настолько мощным и значительным, что все выдающиеся художники испытали его влияние на своем творчестве. В поэзии А. А. Фета влияние реализма в.
Пейзаж в рассказе Ивана Тургенева “Бежин луг” И. С. Тургенев – проницательный и прозорливый художник, чуткий ко всему, умеющий подмечать и описывать самые незначительные, мелкие детали. Тургенев в совершенстве владел мастерством описания. Все его картины живы, ясно.
Пейзаж в творчестве Фета “Природа у него – точно в первый день творения: кущи дерев, светлая лента реки, соловьиный покой, журчащий сладко ключ… Если назойливая современность и вторгается иной раз в этот замкнутый мир.
Особенности стиля Чехова Прозу Чехова отличает необычайная краткость и содержательность. Писателю удается в отдельном эпизоде изобразить жизненную драму, на малом пространстве развернуть романное содержание. Сам Чехов признавался: “Умею о длинном говорить коротко”. Чехов.
Личность Чехова и его произведения Личность Чехова и его произведения План I. Творец и его детище. II. Анализ творчества Чехова. III. Автор – главный герой своего произведения. Творец часто изображается в своем творении и часто.
Биография Чехова Антон Павлович Чехов – великий русский писатель, талантливый драматург, академик, врач по профессии. Самое главное в его творчестве – это то, что многие произведения стали классикой мировой литературы, а его.
ПЬЕСА А. П. ЧЕХОВА “ВИШНЕВЫЙ САД” Новаторство Чехова-драматурга. Пьеса “Вишневый сад” : простота сюжета; лиризм ; отсутствие главного героя или героини . Большое количество внесценических персонажей. Зло в пьесах Чехова не персонифицировано, оно не имеет конкретного.
Пейзаж как деталь в рассказах А.П.Чехова
Пейзаж у Чехова небогат разнообразными описаниями природы. Писатель, следуя своей творческой манере, своим принципам, стремясь к наиболее выразительному изображению, отбирает только легкие детали.
Сохраняя традиционную функцию пейзажа, необходимого для раскрытия характеров героев, Чехов пользуется приемом параллельного описания природы и душевного состояния персонажей. Когда Никитин, учитель словесности, “чувствовал на душе неприятный осадок”, “шел дождь, было темно и холодно”. Неуют холодного темного леса с протянувшимися по лужам ледяными иглами соответствует тоскливым мыслям студента Ивана Великопольского, в то время как вид родной деревни, освещенной багровой полосой зари, возникает тогда, когда герой охвачен “сладким ожиданием счастья”. Мягкий лунный свет отвечает трепетному состоянию Старцева, подогревает в нем страсть; луна уходит за облака, когда тот теряет надежду и на душе его становится темно и мрачно. Чудный романтический пейзаж, нарисованный рассказчиком “Дома с мезонином” превращается в унылый вид местности, где взамен цветущей ржи и кричащих перепелов появляются “коровы и спутанные лошади”, когда “трезвое, будничное настроение овладело” героем. Пейзаж в повести «Степь» максимально психологичен, лиричен, соотнесён с человеческими переживаниями. Природа всего очеловечена (у тополя стройная фигура, птицы плачут и жалуются на судьбу, степь сознаёт, что она одинока, лучи солнца играют и улыбаются и т.д.).
В сложившейся чеховской художественной системе природный мир не может быть изображен без реального наблюдателя, положение которого в пространстве точно определено. Во второй период творчества Чехова это — персонаж, в третий — персонаж и повествователь. Перед наблюдателем картины природы на первый план выступают детали не всегда главные; все зависит от расположения наблюдательного пункта, настроения наблюдающего.
Так, герой рассказа «Верочка», городской житель, видящий лунный летний вечер «чуть ли не в первый раз в жизни», замечает в нем прежде всего необычное, фантастическое: «Промежутки между кустами и стволами деревьев были полны тумана, негустого, нежного, пропитанного насквозь лунным светом и, что надолго осталось в памяти Огнева, клочья тумана, похожие на привидения, тихо, но заметно для глаза ходили друг за дружкой поперек аллей. Луна стояла высоко над садом, а ниже ее куда-то на восток неслись прозрачные туманные пятна. Весь мир, казалось, состоял только из черных силуэтов и бродивших белых теней, а Огнев, наблюдавший туман в лунный августовский вечер чуть ли не в первый раз в жизни, думал, что он видит не природу, а декорацию, где неумелые пиротехники, желая осветить сад бенгальским огнем, засели под кусты и вместе со светом напустили в воздух и белого дыма». В первой главе рассказа «Убийство» о лесе сказано только, что он едва освещен луной и издает «суровый, протяжный шум» – лишь эту деталь замечает герой, полный страшных предчувствий. Мрачные подробности делают наше восприятие более реалистичным.
Кроме углубления психологического анализа пейзаж необходим для более образной характеристики обстановки, в которой разворачиваются события. В описании места действия повести “Палата № 6” лес репейника и крапивы, торчащие из забора острия гвоздей напоминают о колючей проволоке, подчеркивают сходство больницы с тюрьмой, предваряя рассказ о несвободе человека.
Короткий штрих в описании состояния природы может изменить на противоположное впечатление от произведения, придать отдельным фактам дополнительное значение, по-новому расставить акценты. Так, выглянувшее в конце рассказа « О любви » солнце заставляет нас обрести надежду на преодоление людьми своей несвободы. Без этой детали произведение оставляло бы ощущение такой же безысходности, какая заключена в словах, завершающих рассказ «Крыжовник»: «Дождь стучал в окна всю ночь». Очень важно отметить, что сохраняя традиционную функцию пейзажа , необходимого для раскрытия характеров героев, Чехов пользуется приемом параллельного описания природы и душевного состояния персонажей.
Одним из сквозных образов творчества Чехова является дождь – символ беспросветности будничной жизни, неосуществимости истинного счастья. Непрерывный дождь, с разговоров о котором начинается рассказ “Душечка”, так же однообразен и скучен, как и антрепренер Кукин, с чьего лица не сходит выражение отчаяния даже в день счастливой свадьбы. Дождь идет, когда учитель словесности Никитин начинает осознавать мнимость доставшегося ему счастья. Вид серого неба и мокрых деревьев предваряет повествование героя рассказа “О любви” Алехина о жизни, в которой счастье несовместимо с порядочностью. Шумом дождя сопровождается описание уродливого счастья помещика Чимши-Гималайского, достигнутого ценой потери живой души. Дождливая погода омрачает день похорон Беликова, ставшего мертвецом еще при жизни. В то же время интеллигентный, философски мыслящий Иван Иваныч, умеющий противостоять рутине обывательщины, с наслаждением подставляет лицо под дождь.
Образ сада также постоянно присутствует в рассказах Чехова. Это символ добра, красоты, человечности, осмысленности существования. Сад полон музыки счастья, это приют влюбленных, где даже тюльпаны и ирисы, просят, “чтобы с ними объяснялись в любви” (“Учитель словесности”). Никитин и Манюся, Коврин и Таня, Художник и Мисюсь, Старцев и Екатерина Ивановна встречаются в садах, когда их души наполнены чистым, искренним чувством. Сад отзывчив к душевному состоянию героев, влияет на их настроение. Утомленный, с расшатанными нервами, Коврин попадает в холодный сад, затянутый едким дымом; но “взошло солнце и ярко осветило сад”, и “в груди его шевельнулось радостное чувство, какое он испытывал в детстве, когда бегал по этому саду” (“Черный монах”). Сад требует постоянного ухода, поэтому он символизирует и работу, движение, неразрывную связь поколений: “Но что больше всего веселило в саду и придавало ему оживленный вид, так это постоянное движение. От раннего утра до вечера около деревьев, кустов, на аллеях и клумбах, как муравьи, копошились люди с тачками, мотыгами, лейками. ” (“Черный монах”). В общем, сад – это идеал полноценного бытия: “Когда зеленый сад, еще влажный от росы, весь сияет от солнца и кажется счастливым, . то хочется, чтобы вся-жизнь была такою” (“Дом с мезонином”). Поэтому гибель сада всегда символизирует смерть.
Символом смерти традиционно считается и луна. Лунный свет заливает множество пейзажей Чехова, наполняя их печальным настроением, покоем, умиротворением и неподвижностью, сходными с тем, что приносит смерть. За рассказом о смерти Беликова следует описание видного до горизонта поля; “и во всю ширь этого поля, залитого лунным светом, тоже ни движения, ни звука”. Коврин, незадолго до смерти любуясь наполненной лунным светом бухтой, поражается согласию цветов, мирному, покойному и высокому настроению. Луна освещает холодный труп доктора Рагина, узника палаты № 6. Но наиболее четко мысль о родстве луны и смерти выражена в рассказе “Ионыч”, когда Старцев видит кладбищенский “мир, где так хорош и мягок лунный свет, точно здесь его колыбель”, где “веет прощением, печалью и покоем”.
Однако луна- символ многозначный. Отразившись в воде, она вызывает в душе прилив темной страсти, изменяет мироощущение, омрачает рассудок. В сумраке появляется перед Ковриным на берегу реки Черный монах, и его “бледное, страшно бледное худое лицо” могло оказаться выглянувшей из-за туч луной. Если сад был символом светлой, возвышающей человека любви, то луна толкает к запретному чувству, побуждает к неверности. В рассказе “Дама с собачкой” Гуров с Анной Сергеевной делают первые шаги навстречу друг другу, поражаясь необычному сиреневому морю с идущей по нему от луны золотой полосой. Ольга Ивановна из рассказа “Попрыгунья”, зачарованная “лунным блеском”, бирюзовым цветом “воды, какого она раньше никогда не видела”, решается на измену мужу. Неопытная Аня, героиня рассказа “Анна на шее”, делает первый шаг на пути испорченной кокетки, когда “луна отражалась в пруде”.
Ярко представить общую картину помогает и бытовая обстановка. Желая показать нищету крестьян, их тяжелую жизнь, в рассказе «Студент» писатель вводит маленькую деталь — «дырявые соломенные крыши», — которая ярко и точно изображает ситуацию.
В использовании пейзажа проявляется отношение Чехова к своим героям. Беликов ни разу не появляется на фоне природы. Николая Ивановича Чимшу-Гималайского окружают “канавы, заборы, изгороди”. Это люди, потерявшие человеческий облик. Пока в душе доктора Старцева теплился огонек, рассказ о его жизни сопровождался описаниями природы; автор даже подарил ему любимый клен в саду. Похожий на языческого бога Ионыч больше не стоит такого подарка. Чем живее душа, чем созвучнее она существу природы. Органично вписаны в пейзаж старинной усадьбы сестры Волчаниновы, героини рассказа “Дом с мезонином”, симпатичные автору так же, как и увидевший их рассказчик, оказавшийся художником-пейзажистом. Неотделим от пейзажа в рассказе “Крыжовник” купающийся под дождем Иван Иваныч, слитность которого с природой подчеркнута движением качающихся на исходящих от него волнах белых лилий. Этому герою доверено высказывать самые близкие автору мысли.
Таким образом, предметное построение пейзажа подчиняется общим принципам использования вещи, детали в художественной системе Чехова. Она дана во временных, постоянно новых состояниях, которые она сама ежесекундно творит: облачко, которое скоро уйдет, лунный свет, отражающийся в лампадке или бутылочном осколке, ярко-желтая полоса света, ползущая по земле, блики солнца на крестах и куполах, непонятный звук, пронесшийся по степи. Чехов использует в своих произведениях пейзаж как деталь , показывающую постоянные изменения трепетного мира.