Образ города в первых произведениях Брюсова: сочинение

«Образ города в первых произведениях Брюсова»

Наряду с декадентским индивидуализмом молодого Брюсова общей, объединяющей основой его лирики того времени является, как уже упоминалось, ее урбанистический характер. Лирический субъект Брюсова полон тривиальными и пряными впечатлениями городского быта, соблазнен его соблазнами. Природа заслонена от него городскими образами, и он, вопреки общепринятым литературным традициям, бурно от нее отмежевывается:

* Есть что-то позорное в мощи природы,
* Немая вражда к лучам красоты:
* Над миром скал проносятся годы,
* Но вечен только мир мечты.

Образ города в первых книгах Брюсова еще не развертывается во всю ширину, не принимает законченной формы, не становится главным объектом художественного изображения. Но уже и тогда в самом складе переживаний поэта, в особенностях его лиризма, в поэтических пристрастиях, в отборе образов и деталей обнаруживается его урбанистическая суть. При этом многие из его лирических зарисовок отличаются остро ощущаемой цепкой предметностью и натуралистической обнаженностью. Любовь, о которой рассказывает Брюсов в своих стихах, раскрывается преимущественно с чувственной стороны, иногда с налетом какой-то грешной сентиментальности:

* Здесь, в гостиной полутемной,
* Под навесом кисеи
* Так заманчивы и скромны
* Поцелуи без любви.
* («Поцелуй», 1895)
* И уже без всякой сентиментальности:
* Да! жестоки и строги укоры!
* Но тебе все равно ведь, как видно!
* Ты закинула руки бесстыдно
* И бесстыдно уставила взоры.
* Ты молчишь.
* Ты стальному упорству
* Предала свою детскую душу.
* Но я криком молчанье нарушу!
* Плачь! проси о пощаде! покорствуй!
* Этот стан, слишком гибкий и стройный,
* Эта грудь, за разрезом рубашки.
* («К моей Миньоне», 1895)

На фоне современной Брюсову банально-традиционной поэзии представляется особенно своеобразным и ощутимым. Недаром один из младших современников Брюсова, оценивая пятнадцать лет спустя ранние брюсовские стихи, поражался их непреходящей жизненностью и поэтической остротой, а позже прямо объявил брюсовскую лирику 90-х годов вершиной его творчества. Это последнее суждение, конечно, преувеличено, но не вовсе лишено справедливости: оно может предохранить от распространенной с давнего времени недооценки художественной выразительности ранних брюсовских стихов.

Лирический герой молодого Брюсова одинок. Упоминания о «друзьях» и обращения к возлюбленной не могут заменить ему живой человеческой среды, заслуживающей сочувствия и способной к сочувствию.

* И нет никого на земле
* С ласкающим, горестным взглядом,
* Кто б в этой томительной мгле
* Томился и мучился рядом.
* («И ночи, и дни примелькались», 1895)

Есть основания утверждать, что в стихах Брюсова 70-х годов, задолго до знаменитого блоковского цикла, же возникает образ «страшного мира» со всеми его гримасами и гротесками. Об атмосфере этого мира, в ее крайнем сгущении, можно судить хотя бы по следующему шестистрочному стихотворению:

* Мне снилось: мертвенно-бессильный,
* Почти жилец земли могильной,
* Я глухо близился к концу.
* И бывший друг пришел к кровати
* И, бормоча слова проклятий,
* Меня ударил по лицу.
* («Поев. ***», 1896)

Лик «страшного мира» проступает у молодого Брюсова не только в монологической лирике самовыражения, но отчасти и в его стихотворениях, проецированных на объективную городскую действительность. На улицах брюсовского города появляются три грязные пьяные женщины («Подруги», 1895), и обманувшаяся в любви, пережившая ее безрадостный опыт девушка («Туманные ночи», 1895), и еще женщина, ночная проститутка («Фантом», 1894), и сумасшедший, в ужасе скользящий по городу, окруженный своими бредовыми видениями:

* Я встречаю нагие тела,
* Посинелые в рыхлом снегу,
* Я минуты убийств стерегу
* И смеюсь беспощадно с угла.
* А потом, отряхнувши пальто,
* Придвинув картуз на глаза,
* Я бегу в неживые леса
* И не гонится сзади никто!
* («Сумасшедший», 1895)

Последняя строка в приведенных стихах обнажает потаенные, нижние пласты лирического сознания Брюсова и, конечно, является открытием в поэзии своего времени. Никто из русских поэтов до Брюсова не писал о том, что ужас порождается не только действительно существующей угрозой, что ее нет, что пустота 1(«не гонится сзади никто») может быть хищной, угрожающей, что отсутствие реальных врагов, так или иначе заполняющих собой пустоту, может быть страшнее, чем их присутствие. Из этих штрихов создается мир, в котором реальное, как у Достоевского, граничит с фантастическим, сдвинутым со своих осей, безумным.

Образ города в первых произведениях Брюсова

Наряду с декадентским индивидуализмом молодого Брюсова общей, объединяющей основой его лирики того времени является, как уже упоминалось, ее урбанистический характер. Лирический субъект Брюсова полон тривиальными и пряными впечатлениями городского быта, соблазнен его соблазнами. Природа заслонена от него городскими образами, и он, вопреки общепринятым литературным традициям, бурно от нее отмежевывается:

* Есть что-то позорное в мощи природы,
* Немая вражда к лучам красоты:
* Над миром скал проносятся годы,
* Но вечен только мир мечты.

Образ города в первых книгах Брюсова еще не развертывается во всю ширину, не принимает законченной формы, не становится главным объектом художественного изображения. Но уже и тогда в самом складе переживаний поэта, в особенностях его лиризма, в поэтических пристрастиях, в отборе образов и деталей обнаруживается его урбанистическая суть. При этом многие из его лирических зарисовок отличаются остро ощущаемой цепкой предметностью и натуралистической обнаженностью. Любовь, о которой рассказывает Брюсов в своих стихах, раскрывается преимущественно с чувственной стороны, иногда с налетом какой-то грешной сентиментальности:

* Здесь, в гостиной полутемной,
* Под навесом кисеи
* Так заманчивы и скромны
* Поцелуи без любви.
* («Поцелуй», 1895)
* И уже без всякой сентиментальности:
* Да! жестоки и строги укоры!
* Но тебе все равно ведь, как видно!
* Ты закинула руки бесстыдно
* И бесстыдно уставила взоры.
* Ты молчишь.
* Ты стальному упорству
* Предала свою детскую душу.
* Но я криком молчанье нарушу!
* Плачь! проси о пощаде! покорствуй!
* Этот стан, слишком гибкий и стройный,
* Эта грудь, за разрезом рубашки.
* («К моей Миньоне», 1895)

На фоне современной Брюсову банально-традиционной поэзии представляется особенно своеобразным и ощутимым. Недаром один из младших современников Брюсова, оценивая пятнадцать лет спустя ранние брюсовские стихи, поражался их непреходящей жизненностью и поэтической остротой, а позже прямо объявил брюсовскую лирику 90-х годов вершиной его творчества. Это последнее суждение, конечно, преувеличено, но не вовсе лишено справедливости: оно может предохранить от распространенной с давнего времени недооценки художественной выразительности ранних брюсовских стихов.

Лирический герой молодого Брюсова одинок. Упоминания о «друзьях» и обращения к возлюбленной не могут заменить ему живой человеческой среды, заслуживающей сочувствия и способной к сочувствию.

* И нет никого на земле
* С ласкающим, горестным взглядом,
* Кто б в этой томительной мгле
* Томился и мучился рядом.
* («И ночи, и дни примелькались», 1895)

Есть основания утверждать, что в стихах Брюсова 70-х годов, задолго до знаменитого блоковского цикла, же возникает образ «страшного мира» со всеми его гримасами и гротесками. Об атмосфере этого мира, в ее крайнем сгущении, можно судить хотя бы по следующему шестистрочному стихотворению:

* Мне снилось: мертвенно-бессильный,
* Почти жилец земли могильной,
* Я глухо близился к концу.
* И бывший друг пришел к кровати
* И, бормоча слова проклятий,
* Меня ударил по лицу.
* («Поев. ***», 1896)

Лик «страшного мира» проступает у молодого Брюсова не только в монологической лирике самовыражения, но отчасти и в его стихотворениях, проецированных на объективную городскую действительность. На улицах брюсовского города появляются три грязные пьяные женщины («Подруги», 1895), и обманувшаяся в любви, пережившая ее безрадостный опыт девушка («Туманные ночи», 1895), и еще женщина, ночная проститутка («Фантом», 1894), и сумасшедший, в ужасе скользящий по городу, окруженный своими бредовыми видениями:

* Я встречаю нагие тела,
* Посинелые в рыхлом снегу,
* Я минуты убийств стерегу
* И смеюсь беспощадно с угла.
* А потом, отряхнувши пальто,
* Придвинув картуз на глаза,
* Я бегу в неживые леса
* И не гонится сзади никто!
* («Сумасшедший», 1895)

Последняя строка в приведенных стихах обнажает потаенные, нижние пласты лирического сознания Брюсова и, конечно, является открытием в поэзии своего времени. Никто из русских поэтов до Брюсова не писал о том, что ужас порождается не только действительно существующей угрозой, что ее нет, что пустота 1(«не гонится сзади никто») может быть хищной, угрожающей, что отсутствие реальных врагов, так или иначе заполняющих собой пустоту, может быть страшнее, чем их присутствие. Из этих штрихов создается мир, в котором реальное, как у Достоевского, граничит с фантастическим, сдвинутым со своих осей, безумным.

Образ города в творчестве В.Я. Брюсова

Автор: Мария Брылова, 02 Декабря 2010 в 02:21, курсовая работа

Описание работы

Данными задачами обусловлена и композиция работы. Она состоит из введения, основной части и заключения. Основная часть представлена одной главой, которая включает в себя следующие разделы: истоки формирования темы города в творчестве Брюсова и основные этапы эволюции образа города в его поэзии.

Содержание

Введение
Глава 1. Истоки
Глава 2.Образ города в раннем творчестве В.Я.Брюсова
Образа города в зрелом творчестве В.Я. Брюсова
( на примере поэмы «Конь блед»)
Образ города в позднем творчестве
В.Я. Брюсова
Заключение
Список использованной литературы

Работа содержит 1 файл

Курсовая.doc

Глава 2.Образ города в раннем творчестве В.Я.Брюсова

Образ города в поэзии В.Брюсова возникает уже в первых его книгах: «Juvenilia» («Юношеское», 1892-1894гг.), «Chefs d’ oeuvre» («Шедевры», 1894-1896гг.), «Me eum esse» («Это – я», 1896-1897гг.). Здесь город еще не становится главным объектом художественного изображения, не развертывается во всю ширину. Наоборот, поэт бежит от него:

Эта светлая ночь, эта тихая ночь,

Эти улицы, узкие, длинные!

Я спешу, я бегу, убегаю я прочь,

Прохожу тротуары пустынные.

«Все кончено…», 1895

Для лирического героя данного стихотворения узкие длинные улицы и « тротуары пустынные» являются местом, усиливающим ощущение разлуки с любимой. В городе он чувствует себя одиноким, брошенным, но бегство из него тоже невозможно.

На улицах брюсовского города еще появляются несчастные в любви герои: пережившая ее безрадостный опыт девушка («Туманные ночи», 1895) и женщина-проститутка («Фантом», 1894). Город здесь становится свидетелем любовных переживаний героев, но бесчувственным, он только равнодушно смотрит на них и на происходящие события. Так нашему взору предстает еще одна картина:

Три женщины, грязные, пьяные,

Обнявшись, идут и шатаются,

Дрожат колокольни туманные,

Кресты у церквей наклоняются.

Эта яркая зарисовка с натуры близка некрасовскому петербургскому пейзажу, изображающему обездоленный городской люд, пропивающий с горя последние гроши.

Городская обстановка раннего Брюсова накаляется присутствием еще одного немаловажного героя – сумасшедшего, в ужасе скользящего по городу, окруженного своими бредовыми видениями:

Я встречаю нагие тела,

Посинелые в рыхлом снегу,

Я минуты убийств стерегу

И смеюсь беспощадно с угла.

Сумасшедший радуется, что горят дома и весь город пылает в огне, а он стоит за углом и любуется придуманной самим же картиной. В своем сознании он убегает из города в «неживые леса», видя в них выход из быстро меняющегося городского окружения.

Итак, в представленных ранних стихах В. Брюсов отрицательно воспринимает город, он еще начинает «вдыхать его ядовитые пары», не понимая, что можно дышать полной грудью.

В постижении другого образа города Брюсов обращается к символизму. Он пишет стихотворение о городе, которым сам восторгается:

Дремлет Москва, словно самка спящего страуса,

Грязные крылья по темной почве раскинуты,

Кругло-тяжелые веки безжизненно сдвинуты,

Тянется шея – беззвучная, черная Яуза.

Здесь город, доведенный до неузнаваемости в фантастическую картину. Москва уподобилась самке страуса с раскрытыми грязными крыльями, а речка Яуза стала тонкой шеей большой птицы. Стихотворение «Ночью» – яркий пример метаморфоз Брюсова, которые будут сопровождать образ города на всем протяжении его урбанистической поэзии.

Лирический герой раннего Брюсова полон впечатлениями городского быта. Природа заслонена от него городскими образами, и он, вопреки общепринятым литературным традициям, бурно от нее отмежевывается.

Это было на улице, серой и пыльной,

Где деревья бульвара склонялись бессильно.

Мы стояли с тобой молчаливо и смутно.

Волновалась улица жизнью минутной.

«На бульваре», 1896.

Здесь городская улица начинает проявлять какие-то чувства к своим героям, к двум влюбленным. Она не просто присутствует, она – «волнуется». Город поворачивается лицом к героям, а В. Брюсов к городу.

Итак, говоря о начальном периоде творчества Брюсова, следует отметить, что, несмотря на декадентский индивидуализм молодого поэта, общей основой его ранней лирики все-таки является ее урбанистический характер. Находясь в «зачаточном состоянии», город не лишен своей яркости. Его улицы с равнодушного созерцания своих прохожих наполняются чувством сострадания. В городе раннего Брюсова много неясностей, недосказанности, туманности. Он часто затушеван вечерним и ночным светом, при котором разлука любимых становится еще трагичнее, а узкие длинные улицы приобретают серый цвет, что тоже пагубно влияет на его героев. Герои раннего Брюсова связаны с городом как местом пребывания и существования в нем. Особый акцент делается на их субъективных переживаниях.

Читайте также:  Что же представляла собой поэзия Брюсова: сочинение

Образа города в зрелом творчестве В.Я. Брюсова

( на примере поэмы «Конь блед»)

Вершиной своего поэтического творчества сам В.Я.Брюсов считал сборник стихотворений «Stephanos» («Венок»). В «Венке» ярко расцветает гражданская лирика Брюсова, начавшая проявляться ещё в сборнике «Urbi et Orbi» («Граду и миру»). Брюсов поёт «гимн славы» «грядущим гуннам», прекрасно понимая, что они идут разрушить культуру современного ему мира, что мир этот обречён и что он, поэт, — его неотрывная часть. Брюсов, происходивший из русского крестьянства, находившегося под «барским гнётом», был хорошо знаком с сельской жизнью. Крестьянские образы возникают ещё в ранний — «декадентский» — период брюсовской лирики. На протяжении 1890-х годов поэт обращается к «крестьянской» теме всё чаще. И даже в период поклонения городу у Брюсова иногда возникает мотив «бегства» с шумных улиц на лоно природы. Свободен человек лишь на природе, — в городе он лишь ощущает себя узником, «рабом каменьев» и мечтает о будущем разрушении городов, наступлении «дикой воли». Брюсов сам ощущает себя рабом буржуазной культуры, культуры города, и его собственное культурное строительство является сооружением той же тюрьмы, что представлена в стихотворении «Каменщик». Схоже по духу с «Каменщиком» и стихотворение «Гребцы триремы» (1905).

Важную роль в сборнике В.Я. Брюсова «Венок» играет поэма «Конь блед», написанная в 1903 году, которую так ценил А. Белый. Подчёркивая философско- исторический смысл поэмы, Брюсов писал К.И.Чуковскому: “Это – НЕ Париж,НЕ Лондон, НЕ Нью-Йорк. Это город Будущего, город “Земли” (название трагедии Брюсова)”. Это и другие урбанистические стихотворения Брюсова, даже впрямую и не связанные с темой Петербурга, оказали значительное влияние на русскую поэзию начала века и, в частности, на ее «петербургскую» линию. «Брюсов, — писал Д. Максимов, — в первую очередь поэт-урбанист, первый русский лирик XX века, отразивший в поэзии жизнь большого города новейшего капиталистического типа. В этом его подлинное художественное открытие» В данной поэме перед читателем предстаёт полная тревоги, напряжённая жизнь города. Город своими «грохотами» и «бредом» стирает надвигающийся лик смерти, конца со своих улиц — и продолжает жить с прежней яростной, «многошумной» напряжённостью.

Эпиграфом к поэме служат строки из «Апокалипсиса», откровения апостола Иоанна Богослова: «И се конь блед и сидящий на нем, имя ему Смерть». По «Апокалипсису», на землю прибудут четыре вестника, среди которых будет конь блед, олицетворяющий собой саму смерть.

Данная поэма В.Я. Брюсова является призывом, предупреждением скорого конца. На улицах города кошмар: «буря», «адский шепот», «грохот», «рокот колес» – все это создает неприятную атмосферу.

Улица была – как буря. Толпы проходили,

Словно их преследовал неотвратимый Рок.

Мчались омнибусы, кебы и автомобили,

Был неисчерпаем яростный людской поток.

Вывески, вертясь, сверкали переменным оком

С неба, с страшной высоты тридцатых этажей;

В гордый гимн сливались с рокотом колес и скоком

Выкрики газетчиков и щелканье бичей.

Лили свет безжалостный прикованные луны,

Луны, сотворенные владыками естеств.

В этом свете, в этом гуле – души были юны,

Души опьяневших, пьяных городом существ.

В этом отрывке автор дает нам представление о месте события. На улицах города не только техника, но и люди. Это люди, опьяненные городом, постепенно теряющие свою душу.

Но в эту «бурю» врывается «чужой», «заглушая гулы, говор, грохот карет», будто действительно звук «г», умело использованный автором стихотворения, заглушает мирские звуки, порожденные суетой:

И внезапно – в эту бурю, в этот адский шепот,

В этот воплотившийся в земные формы бред,-

Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный топот,

Заглушая гулы, говор, грохоты карет.

Показался с поворота всадник огнеликий,

Конь летел стремительно и стал с огнем в глазах.

В воздухе еще дрожали – отголоски, крики,

Но мгновенье было – трепет, взоры были – страх!

Был у всадника в руках развитый длинный свиток,

Огненные буквы возвещали имя: Смерть.

Полосами яркими, как пряжей пышных ниток,

В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь.

Конь – вестник неминуемой смерти, но люди испытывали «мгновенный великий ужас». Само по себе это фантастическое явление завораживает. Более того, оно поражает своей несовместимостью с обычной, каждодневной городской обстановкой: “вывески, вертясь, сверкали переменным током”, “сливались с рокотом колес и скоком выкрики газетчиков и щелканье бичей”. Исток драматизма впечатляющий: неостановимое движение “пьяных городом существ” – “несозвучный топот” вестника апокалипсического “конца света”. Эта исходная ситуация оригинально развита. Они не наблюдали за временем, впустую проходит их жизнь. Горожане соблазнены, одурманены своей свободой но, на самом деле, закованы в цепи, создаваемые обществом, его устоями, мнениями, и не способны изменить что-либо и разрушить эти цепи. И лишь проститутке и сумасшедшему, людям, которые в обществе считаются «падшими», морально нечистыми, дано понять смысл этого послания:

И в великом ужасе, скрывая лица,- люди

То бессмысленно взывали: “Горе! с нами бог!”,

То, упав на мостовую, бились в общей груде.

Звери морды прятали, в смятенье, между ног.

Только женщина, пришедшая сюда для сбыта

Красоты своей,- в восторге бросилась к коню,

Плача целовала лошадиные копыта,

Руки простирала к огневеющему дню.

Да еще безумный, убежавший из больницы,

Выскочил, растерзанный, пронзительно крича:

“Люди! Вы ль не узнаете божией десницы!

Сгибнет четверть вас – от мора, глада и меча!”

Брюсов акцентирует не “великий ужас” людей перед “всадником смерти” (хотя мотив такой есть), а восторг перед ним “женщины, пришедшей сюда для сбыта красоты своей”, и сумасшедшего, “бежавшего из больницы”. Отражена конечная степень трагизма: гибель воспринимается спасением. Женщина, “плача, целовала лошадиные копыта” у “коня блед”. А когда он пропал, проститутка и безумный “все стремили руки за исчезнувшей мечтой”:

Своеобразие поэзии В. Я. Брюсова

Школьное сочинение

В конце 90-х годов XIX века в русской литературе возникает новое направление — символизм. Основоположником этого направления считается Валерий Брюсов — поэт, прозаик, переводчик и главный теоретик символизма. Его творчество было настолько новым, непривычным, своеобразным, что, хотя и вызывало в свое время различные толки, ни для кого не могло остаться незамеченным. Как писатель-символист, Брюсов в своей поэзии особое внимание уделял символу, “туманной неясности”, полутонам. Даже сама личность поэта является загадкой для современников, что создает некий ореол таинственности и недоступности всего, что бы он ни делал. Его творчество, как и сама его жизнь, отражает противоречивые искания человека, стоящего на рубеже двух веков. О своеобразии его поэтического мира можно судить по тому, как описывает поэт сам процесс творчества:

Тень несозданных созданий

Колыхается во сне,

Словно лопасти латаний

На эмалевой стене.

На эмалевой стене

Полусонно чертят звуки

В звонко-звучной тишине.

“Кто из художников не знает, что в эти моменты в его душе родятся самые фантастические картины, — писал Брюсов. — С целью внушить читателю то же настроение я могу прибегать к самым сильным, к самым неестественным преувеличениям. ” Само понятие символизма поэт определил как “поэзию оттенков” в противоположность прежней “поэзии красок”.

Тематика творчества В. Брюсова широка и многообразна. Здесь мы встречаем и гимн мечте, и одиночество лирического героя в современном городе, и традиционное обращение к античности, и собственное восприятие поэзии, жизни, любви. Но о чем бы ни писал поэт, главным всегда оставалось его стремление “вызвать в душе читателя совершенно особые движения”, которые он называл “настроениями”. В. Брюсов был убежден в том, что именно символизм должен стать “поэзией оттенков”, “выразить тонкие, едва уловимые настроения” и тем самым “как бы загипнотизировать читателя”.

Поэта всегда волновали события современности. В его душе неизгладимый след оставили первая русская революция 1905-1907 годов и Первая мировая война, рост промышленного производства, строительство и расширение городов, словом, все социально-экономические преобразования, происходившие в стране. Одной из основных тем поэзии Брюсова стала урбанистическая тема.

Поэт чувствовал большую тревогу за судьбу и жизнь города. С одной стороны, он был убежден, что этот “коварный змей с волшебным взглядом” притягивает людей, овладевает их душами и убивает, бросая в объятия нищеты и порока. С другой — понимал, что современный “стальной”, “кирпичный”, “стеклянный” город является центром науки, искусства и прогресса:

Горят электричеством луны

На выгнутых длинных стеблях;

Звенят телеграфные струны

В незримых и нежных руках.

Можно сказать, что Валерий Брюсов, обеспокоенный судьбой и жизнью города, считавший, что тот, совмещая все ужасы цивилизации, сам “подымает” над собой “нож, с своим смертельным ядом”, отдавал должное его красоте, величию, верил в торжество разума и добра:

Я люблю большие дома

И узкие улицы города, —

В дни, когда не настала зима,

А осень повеяла холодом.

Пространства люблю площадей,

Стенами кругом огражденные, —

В час, когда еще нет фонарей,

А затеплились звезды смущенные.

Город и камни люблю,

Грохот его и шумы певучие, —

В миг, когда песню глубоко таю,

Но в восторге слышу созвучия,

В душе поэта постоянно жила жажда обновления, ожидания счастливых перемен. Погружаясь в романтические мечты, он создавал в своем воображении яркие экзотические картины, ирреальные, неожиданные образы. Реальная жизнь, к сожалению, не могла дать ему те настроения, которые он мечтал испытать. Поэтому, как признавался сам поэт, он искал эти настроения в творчестве и создавал “поэзию, чуждую жизни”, творил свой собственный мир, устремленный к неземной красоте, вечной любви, высокому искусству:

Создал я в тайных мечтах

Мир идеальной природы, —

Что перед ним этот прах:

Степи, и скалы, и воды!

Именно красоту Брюсов считал источником всего лучшего, источником истинного вдохновения. А единственным божеством для поклонения стихотворца является творчество. Поэтому он не замыкался на переживании мрачных минут настоящего, не оглядывался с тоской на прошлое. Он всеми средствами художественного слова и художественного образа стремился приблизить будущее. Тема будущего, космоса все чаще звучит в его стихотворениях (“Сын Земли”, “Детские упования” и др.). в поисках связующего звена истории, в попытках осмыслить закономерности происходящих процессов, предопределить будущее автор старается установить связь времен: между прошлым и настоящим, настоящим и будущим. И все чаще таким связующим звеном снова оказывается гармонии, красота, единство культуры, людей, природы. Мысли о гармонии, счастье и всеобщем единстве заставляют поэта все чаще обращаться к античному миру, где он находил торжество добра, милосердия, человеколюбия, справедливости—тех жизненных ценностей, которых так не хватало в реальном современном мире.

В традициях античности Брюсов осмысливает всю жизнь. (“Правда вечная кумиров”, “Последний мир”), отдельную личность (“Юлий Цезарь”, “Ассаргадон”), природу. Следуя античной традиции в описании окружающего мира, поэт не просто воспевает природу, ее красоту, естественность и гармоническое совершенство, но и стремится проникнуть в тайный смысл простых, обыденных явлений. Так, весна для Брюсова — символ надежды, мечты, обновления мира:

Что же! Пусть не мед, а горечь тайную

Собрал я в чашу бытия!

Сквозь боль души весну приветствую,

Как прежде, светлой песней я!

“Словно строгий счет мгновений”, проходят облака над землей, а “вечер на лесном пути во всей с иным, далеким, сходен”. Пейзажная лирика Валерия Брюсова отличается ясностью, простотой, образностью. Она и заставляет задуматься о смысле жизни, и позволяет проникнуть в тайны Вселенной, и окутывает небывалым ощущением возвышенного, волшебства, поражает красотой и гармонией:

Волна набегает, узорно

Извивами чертит песок

И снова отходит покорно,

Горсть раковин бросив у ног.

Так же как в описании природы, в описании любовного чувства поэт часто обращается к экзотическим образам, к античным традициям. Подобно художникам далекого прошлого, Брюсов воспевает чувственную любовь, настоящую страсть, пылкие сильные чувства. Хотя при этом в любовной лирике поэта часто звучит мотив обреченности, трагичности:

Читайте также:  Мне видеть не дано, быть может: сочинение

И ты вошла в неутолимый сад

Для отдыха, для сладостной забавы?

Цветы дрожат, сильнее дышат травы,

Чарует все, все выдыхает яд.

День проскользнет. Глаза твои смежатся.

То будет смерть. — И саваном лиан

Я обовью твой неподвижный стан.

И все же красоту, очарование, прелесть автор стремится видеть абсолютно во всем. “Все семь цветов радуги одинаково прекрасны, — писал он, — и все земные переживания не только счастие, но и печаль, не только восторг, но и боль”. Поэт любил жизнь во всех ее проявлениях, пытался осмыслить, понять, проникнуть в суть всех явлений на земле. Но для своего времени он, его поэзия были не всегда понятны, потому что были необычны, новы. Сам Брюсов осознавал это, потому в предисловии к одной из своих книг писал: “Бедная моя книга. Ты будешь похожа. на безумного певца, который вышел на поле битвы, в дым, под выстрелы, — только с одной арфой. Одни, пробегая, не заметят тебя, другие оттолкнут со словами: “не время!”, третьи проклянут за то, что в руках у тебя не оружие. Не отвечай на эти упреки. Они правы: ты не для сегодняшнего дня. Проходи мимо, чтобы спокойно ждать своего часа”. И поэзия его, книга его жизни дождалась своего часа, прошла через упреки, критику, непонимание. Прошла — для того, чтобы теперь светить людям, очаровывать, покорять, поражать, вдохновлять, волновать сердца. И теперь эта книга по праву заняла свое почетное место на золотой полке русской поэтической классики.

Стремясь постигнуть творчество этого незаурядного человека, нужно прежде всего видеть в нем поэта, о стихотворениях которого А. Блок писал: “Книга совсем тянет, жалит, ласкает, обвивает. долго просижу еще над ней, могу похвастаться и поплясать по комнате, что не всю еще прочел, не разгадал всех страниц, не пронзил сердце всеми запятыми”.

Образ города в первых произведениях Брюсова

Наряду с декадентским индивидуализмом молодого Брюсова общей, объединяющей основой его лирики того времени является, как уже упоминалось, ее урбанистический характер. Лирический субъект Брюсова полон тривиальными и пряными впечатлениями городского быта, соблазнен его соблазнами. Природа заслонена от него городскими образами, и он, вопреки общепринятым литературным традициям, бурно от нее отмежевывается:

Есть что-то позорное в мощи природы, Немая вражда к лучам красоты: Над миром скал проносятся годы, Но вечен только мир мечты.

Образ города в первых книгах Брюсова еще не развертывается во всю ширину, не принимает законченной формы, не становится главным объектом художественного изображения. Но уже и тогда в самом складе переживаний поэта, в особенностях его лиризма, в поэтических пристрастиях, в отборе образов и деталей обнаруживается его урбанистическая суть. При этом многие из его лирических зарисовок отличаются остро ощущаемой цепкой предметностью и натуралистической обнаженностью. Любовь, о которой рассказывает Брюсов в своих стихах, раскрывается преимущественно с чувственной стороны, иногда с налетом какой-то грешной сентиментальности:

Здесь, в гостиной полутемной, Под навесом кисеи Так заманчивы и скромны Поцелуи без любви. («Поцелуй», 1895) И уже без всякой сентиментальности: Да! жестоки и строги укоры! Но тебе все равно ведь, как видно! Ты закинула руки бесстыдно И бесстыдно уставила взоры. Ты молчишь. Ты стальному упорству Предала свою детскую душу. Но я криком молчанье нарушу! Плачь! проси о пощаде! покорствуй! Этот стан, слишком гибкий и стройный, Эта грудь, за разрезом рубашки. («К моей Миньоне», 1895)

На фоне современной Брюсову банально-традиционной поэзии представляется особенно своеобразным и ощутимым. Недаром один из младших современников Брюсова, оценивая пятнадцать лет спустя ранние брюсовские стихи, поражался их непреходящей жизненностью и поэтической остротой, а позже прямо объявил брюсовскую лирику 90-х годов вершиной его творчества. Это последнее суждение, конечно, преувеличено, но не вовсе лишено справедливости: оно может предохранить от распространенной с давнего времени недооценки художественной выразительности ранних брюсовских стихов.

Лирический герой молодого Брюсова одинок. Упоминания о «друзьях» и обращения к возлюбленной не могут заменить ему живой человеческой среды, заслуживающей сочувствия и способной к сочувствию.

И нет никого на земле С ласкающим, горестным взглядом, Кто б в этой томительной мгле Томился и мучился рядом. («И ночи, и дни примелькались», 1895)

Есть основания утверждать, что в стихах Брюсова 70-х годов, задолго до знаменитого блоковского цикла, же возникает образ «страшного мира» со всеми его гримасами и гротесками. Об атмосфере этого мира, в ее крайнем сгущении, можно судить хотя бы по следующему шестистрочному стихотворению:

Мне снилось: мертвенно-бессильный, Почти жилец земли могильной, Я глухо близился к концу. И бывший друг пришел к кровати И, бормоча слова проклятий, Меня ударил по лицу. («Поев. ***», 1896)

Лик «страшного мира» проступает у молодого Брюсова не только в монологической лирике самовыражения, но отчасти и в его стихотворениях, проецированных на объективную городскую действительность. На улицах брюсовского города появляются три грязные пьяные женщины («Подруги», 1895), и обманувшаяся в любви, пережившая ее безрадостный опыт девушка («Туманные ночи», 1895), и еще женщина, ночная проститутка («Фантом», 1894), и сумасшедший, в ужасе скользящий по городу, окруженный своими бредовыми видениями:

Я встречаю нагие тела, Посинелые в рыхлом снегу, Я минуты убийств стерегу И смеюсь беспощадно с угла. А потом, отряхнувши пальто, Придвинув картуз на глаза, Я бегу в неживые леса И не гонится сзади никто! («Сумасшедший», 1895)

Последняя строка в приведенных стихах обнажает потаенные, нижние пласты лирического сознания Брюсова и, конечно, является открытием в поэзии своего времени. Никто из русских поэтов до Брюсова не писал о том, что ужас порождается не только действительно существующей угрозой, что ее нет, что пустота 1(«не гонится сзади никто») может быть хищной, угрожающей, что отсутствие реальных врагов, так или иначе заполняющих собой пустоту, может быть страшнее, чем их присутствие. Из этих штрихов создается мир, в котором реальное, как у Достоевского, граничит с фантастическим, сдвинутым со своих осей, безумным.

Образ города в первых произведениях Брюсова

Другие сочинения по теме:

Краткая хроника жизни и творчества Валерия Яковлевича Брюсова 1873, 1 декабря (по ст. ст.) Дата рождения Валерия Яковлевича Брюсова (г. Москва). 1885-1893 Учеба в гимназиях Москвы; увлечение поэзией.

Своеобразие поэзии В. Брюсова Своеобразие поэзии В. Брюсова заключается, прежде всего, в новом типе личности, который она выражала. Он воспевал могущество завоевателей, попиравших целые.

Любимые темы Брюсова Одно время под влиянием Ивана Коневского Брюсов занялся метафизической поэзией, некоторые его стихи в этом роде — чудная риторика, но.

Влияние символизма на ранее творчество Брюсова В процессе самоопределения поэзии Брюсова и его эстетических взглядов очень важным оказалось воздействие на него творчества Эдгара По, отчасти парнасцев.

Общая характеристика лирики Валерия Яковлевича Брюсова На первом этапе существования символизма В. Брюсов был главным теоретиком нового течения и его признанным лидером. Сила характера, умение подчинять.

Тяготение Брюсова к Пушкину и Лермонтову В его дневниках 90-х годов поражает обилие противопоставлений, наметок на будущее и стоящее за этим чувство обязанности перед собой, какого-то.

Стихи Брюсова 1914-1917 годов о войне Стихи Брюсова 1914-1917 годов о войне собраны в трех отделах «Семи цветов радуги» и в одном из отделов «Девятой Камены».

Антология Брюсова «Поэзия Армении» Нельзя не обойти вниманием такое исключительно важное событие в жизни Брюсова, как сближение его с армянской культурой и ее деятелями.

Аналіз вірша Брюсова «Прийдешні гуни» Вірш «Прийдешні гуни» Валерій Брюсов писав майже цілий рік і закінчив 10 серпня 1905 р. В «Прийдешніх гунах» — найбільш.

Сочинение на тему: Образ провинциального города в прозе А. Чехова Провинциальный городок в произведениях Чехова воспринимается мною как некий собирательный образ. Серый, скучный день. Он такой же серый и скучный.

Образ города в поэме «Медный всадник» «Вступление», посвященное торжественному описанию столицы, толкуется как прославление дел и личности Петра, как победа царя над стихией. Но Белинским же.

Становление Брюсова как поэта Брюсов родился в зажиточной купеческой семье. Отец Валерия Брюсова, Яков Кузьмич, в зрелые годы отошел от торговых дел и жил.

Поэзия Брюсова Валерий Яковлевич Брюсов родился в 1873 г. в купеческой семье. Он получил хорошее образование и позже, постоянно читая и занимаясь.

Собирательный образ глуповцев в романе «История одного города» Традиционный темой в творчестве российских писателей на протяжении многих веков является патриотическая тема — тема Родины, России. Достаточно вспомнить А.

Анализ стихотворения «Кинжал» Брюсова Современники отмечали отрывистую, «лающую» манеру декламации Брюсовым своих произведений. Ритмические ассоциации при чтении Брюсова — размеренное, уверенное в себе движение.

Сюжетный анализ стихотворения Брюсова «Конь Блед» Стихотворение Брюсова — это призыв, предупреждение скорого конца. На улицах этого города кошмар: «буря», «адский шепот», «грохот», «рокот колес» —.

Образ Дон Жуана в произведениях Байрона В «Дон Жуане» очень скоро обнаруживается, что, чем более сами события подсказывают традиционно романтические решения, тем откровеннее автор их отвергает.

Новаторство в поэзии Валерия Яковлевича Брюсова Валерий Яковлевич Брюсов (1873-1924). С Брюсовым произошло то, что часто бывает с основоположниками каких-либо направлений и систем: они первыми перерастают.

Образ страны в произведениях А. П. Довженко Украина… За фольклорной и литературной традицией перед нашем внутренним зрением возникают «тихие воды, ясные звезды». И не такой видим эту.

Образ кривого зеркала в произведениях Гоголя Чичиков, глядящийся в кривое зеркало, — мотив очень значительный. «Ах, Павел Иванович…» — говорит Чичикову старин Муразов. — «Я думаю.

Образ города в творчестве Брюсова

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 01 Февраля 2013 в 19:11, доклад

Описание работы

Цель настоящего исследования – проследить эволюцию образа города в поэзии В. Брюсова.
Основными задачами являются:
– знакомство и анализ со стихотворениями В.Я.Брюсова;
– раскрыть своеобразие художественного изображения города в творчестве поэта;
– выявить функционирование образа города в ранней, зрелой и поздней поэзии В. Брюсова;

Содержание работы

Содержание:
Введение.
Глава 1. Истоки.
Глава 2.Образ города в раннем творчестве В.Я.Брюсова.
Образ города в зрелом творчестве В.Я. Брюсова
( на примере поэмы «Конь блед»).
Образ города в позднем творчестве В.Я. Брюсова.
Заключение.
Список использованной литературы.

Файлы: 1 файл

РЕФЕРАТ.docx

Министерство образования и науки Российской Федерации ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВ»

По дисциплине: История Отечественной Литературы

Тема: Образ города в творчестве В.Я. Брюсова

Выполнил:

Студентка 1курса

Заочного отделения

группы № 24/173

Кочина Александра Яковлевна

Преподаватель:

Телятник Марина Александровна

Введение.
Глава 1. Истоки.
Глава 2.Образ города в раннем творчестве В.Я.Брюсова.
Образ города в зрелом творчестве В.Я. Брюсова

( на примере поэмы «Конь блед»).
Образ города в позднем творчестве В.Я. Брюсова.
Заключение.
Список использованной литературы.

В русской литературе существует несколько сквозных тем, к которым обращаются многие писатели, поэты, вне зависимости от эпохи, в которую они живут, вне зависимости от направления, в русле которого они создают свои произведения. Москва ли это Карамзина ,Грибоедова или Петербург Пушкина, Гоголя, Достоевского, город активно входит в прозу и поэзию XVIII – XIX веков. Но каждый из писателей и поэтов привносит в раскрытие «вечной» темы что-то свое, уникальное, неповторимое.

В начале XX столетия тему города затронули поэты Серебряного века: В.Я. Брюсов, А. Белый, А.А. Блок и др. Возникая как фон произведения, место действия героев и событий, город превращается в средство писательского замысла, приобретая тем самым свою художественную образность и становясь полноправным действующим лицом. Наиболее ярко это проявилось в творчестве В.Я. Брюсова – известного поэта, писателя, литературного критика, историка, философа, переводчика, теоретика русского символизма.

Валерий Яковлевич Брюсов одним из первых поэтов XX века, обратившихся к теме города и оказавших существенное влияние на последующих поэтов-урбанистов. Творчество Брюсова, как родоначальника урбанизма в русской поэзии XX века вызывает немалый интерес у исследователей.

Изучением его творчества занимались Д. Максимов, М. Шаповалов, Н.Бурлаков, и т.д. О нем написано много работ, в которых рассматриваются разные аспекты деятельности Брюсова: Брюсов-критик; Брюсов-переводчик; Брюсов-историк; Брюсов-прозаик [4] и т.п. Целый ряд исследователей: Т.Анчугова, Л.Протасова, Т.Ковалева раскрывают специфику языка Брюсова. Круг исследований расширяется в монографиях Н. Бурлакова [2], М. Шаповалова [10]. Эти авторы рассматривают жизненный и творческий путь писателя в целом, обращается внимание и на тему города, поскольку она является одним из основных мотивов поэзии В.Я. Брюсова.

Читайте также:  Владимир Набоков русский и американский писатель: сочинение

В данных работах выявляются основные черты брюсовского города, подчеркивается значимость Брюсова как поэта-урбаниста, приводятся факты обращения поэта к данной теме, выявляется его отношение к городу.

Н. Бурлаков [2] связывает город Брюсова с местом его рождения, с Москвой. Опираясь на биографию поэта, он выделяет этапы его творчества.

В исследовании В. Волошина [3] город Брюсова рассматривается с позиции приятия-неприятия его поэтом. Волошин выделяет два типа города в брюсовской поэзии: Старый Город и Новый Город. Старый Город, существовавший при Брюсове, самим поэтом отвергается. Брюсов хочет построить Новый Город. «Город Будущего он строит по образцу и подобию Старого Города. Но, не постигнув законов Старого Города, в Городе Будущего он обречен на то же незнание и непонимание» [3, стр. 426]. М. Волошин считает, что Брюсов не певец, а враг города, и заявляет в своём труде: «Такому яростному врагу города не подобает имя «поэта города» [3, стр. 426].

Традиционная же точка зрения выражена в работах М. Шаповалова,

К. Чуковского, С. Гиндина. Эти ученые видят в Брюсове певца города и приводят в доказательство наиболее значимые его урбанистические произведения. К. Чуковский, делая обзор современной ему русской поэзии, останавливается на В. Брюсове как на одном из «городских» поэтов [9]. Автору статьи удается убедить читателя в том, что только город – преобладающее начало в творчестве В.Брюсова.

Итак, можно сделать вывод, что творчество В. Брюсова интересовало и интересует многих литературоведов. Но на мой взгляд, данная тема раскрыта недостаточно полно. В рассмотренной мной критической литературе не прослежена вполне отчетливо специфика и эволюция образа города в поэзии В. Брюсова.

Цель настоящего исследования – проследить эволюцию образа города в поэзии В. Брюсова.

Основными задачами являются:

– знакомство и анализ со стихотворениями В.Я.Брюсова;

– раскрыть своеобразие художественного изображения города в творчестве поэта;

– выявить функционирование образа города в ранней, зрелой и поздней поэзии В. Брюсова;

Предметом исследования являются стихотворения и поэмы В.Брюсова разных периодов. В работе также используются малоизвестные источники, письма и статьи поэта, воспоминания о нем современников и другие материалы.

Данными задачами обусловлена и композиция работы. Она состоит из введения, основной части и заключения. Основная часть представлена одной главой, которая включает в себя следующие разделы: истоки формирования темы города в творчестве Брюсова и основные этапы эволюции образа города в его поэзии.

Однажды В.Я. Брюсов воскликнул : «Я не хочу прошлого! Я хочу будущего, будущего! Только разве прошлое других людей, давно отошедших, прошлое иных веков. Его я люблю!»[11]. И поэт нашел область, соединяющую в себе черты давних столетий и знаки меняющегося грядущего. Так был воспринят им город. В его поэзии начинают появляться картины городской жизни с ее шумами, грохотом, движением людских толп и быстро мчащихся экипажей, с ее соблазнами и противоречиями. В.Я.Брюсов становится одним из первых поэтов-урбанистов в русской поэзии ХХ века.

Сам по себе урбанизм является направлением в искусстве, а следовательно, и в поэзии, изображающим жизнь больших современных городов. В отличие от живописи и архитектуры урбанистическая поэзия направлена на отражение жизни крупных капиталистических городов с их огромным населением, шумной техникой, с контрастами роскоши и нищеты с помощью образного поэтического слова. В урбанистической поэзии важно, чтобы читатель ярко себе представлял описываемые поэтом картины городской жизни.

Как урбанизм связан с различными областями в искусстве, так и урбанистическая поэзия связана с различными течениями и литературными группами, которые по-своему воспринимали город. Так, если глава итальянского футуризма Ф. Маринетти славил шумы города, лихорадочные темпы жизни, то В.Брюсов изображает капиталистический город, его неисчерпаемый «яростный людской поток» как «воплотившийся в земные формы бред» («Конь блед»). Мрачен урбанизм поэтов-гуманистов. В поэзии Э.Верхарна, произведениями которого так увлекался Брюсов, капиталистический город – враг человека: «То город-спрут, горящий осьминог» («Города-спруты»). У А.А. Блока город – «страшный мир», у В.В. Маяковского – «адище город», у раннего Бехера-экспрессиониста – «каменный лес», «гробы, стоящие с кружевом окон».

Все эти примеры показывают, что урбанистическая поэзия по своему содержанию неоднородна. И если ее последователь опирается на своих предшественников, то это еще не значит, что он не привнесет ничего нового, так как из всего ее многообразия, синтезируя и видоизменяя ее, он найдет свой путь изображения города.

Это касается многих поэтов, которые, идя по чьим-то следам или параллельно, взаимовлияют друг на друга, но все же остаются самими собой.

Это относится и к урбанизму В.Я. Брюсова. В разработке этой темы он опирается на традиции своих предшественников: А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Н.А. Некрасова, Ф.М. Достоевского из русской литературы. Тема города к началу 20 века была уже не новой. Она активно вошла в произведения великих классиков XVIII – XIX веков: К.Н. Батюшкова, Н.М. Карамзина, А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Н.А. Некрасова и других.

Возникнув еще в новгородских былинах и плавно перейдя в плутовские повести XVII века, она получила свое дальнейшее развитие в XVIII – XIX века. В это время описывался, как правило, столичный город: Москва или Петербург. Впервые развернутое художественное описание города показал К.Н. Батюшков в очерке «Прогулка по Москве» (1811г.). Для него Москва – город, в котором причудливо смешивались самые разнородные начала: европейские и азиатские, древние и новые. Батюшковская Москва – более город природы, нежели истории или культуры, ее древний облик подчеркивается неоднократно; она – смешение признаков города и деревни. Эти черты становятся постоянными в описаниях Москвы XIX века. Московский пейзаж видит и М.Ю.Лермонтов, в своем очерке «Панорама Москвы» (1834 г.) он подмечает то же редкостное сочетание в городской жизни разнородных начал. Это же смешение и деревенские черты Москвы, утопающей в садах, упоминает и В.Г. Белинский в статье «Петербург и Москва» (1845 г.). Исключительная роль в создании классического для русской литературы образа города – Москвы – принадлежит А.С. Грибоедову. Он показывает в своей комедии «Горе от ума» (1824 г.) нравы патриархального города, живущего традициями полувековой давности. Его Москва – оплот невежества, культурного провинциализма, город умственной и душевной лени. А.С. Пушкин в романе «Евгений Онегин» (1823-1831 г.) тоже представляет Москву как олицетворение закостенелого барства, но автор смотрит на город с позиции патриота, истинного гражданина и защитника. Л.Н.Толстой в романе-эпопее «Война и мир» (1863-1869) выворачивает наизнанку «портрет» Москвы в «Горе от ума». Его Москва противопоставлена Петербургу. Она – естественное место пребывания Ростовых, в Петербурге они чужие. Тему отчуждения от города и в то же время города как среды обитания разрабатывает Н.В. Гоголь в своих петербургских повестях. Для него город – это прежде всего город контрастов: пышных дворцов и глубокой нищеты («Нос», «Шинель» и др.). Страдания городской бедноты ярко описывает Н.А. Некрасов. В очерке «Петербургские углы» он рисует «дно» столицы: сырые подвалы с обвалившейся штукатуркой, убогих, жалких жильцов, находящих утешение в пьянстве. Но вместе с тем, он отмечает прогрессивную роль города. Близок по духу Н.А. Некрасову и Ф.М. Достоевский. Он тоже видит контрастность городской жизни, но его образ города предстает в философском аспекте как символ болезни целого мира. Петербург Ф.М. Достоевского – это олицетворение зла и надежда на то, что люди «сотворят достойные плоды покаяния» и Петербург будет другим.

Таким образом, к концу XIX столетия город в изображении многих писателей и поэтов стал носить не только описательный, «фоновый», характер, но и более глубокий, осмысленный, философский. Новый век требовал нового художественного и философского осмысления этой темы. Изменения, возникшие на рубеже двух веков, влекли за собой и изменения в городе. И как нельзя лучше их подхватил и отразил в своей урбанистической поэзии В.Я. Брюсов.

Отдавая дань традициям, в его лирике встречаются и старая пушкинская Москва («Мир»), и гоголевские контрасты («Ночь»), и достоевская болезнь мира («Среди людей»), и некрасовская беднота («Фабричная», «Каменщик»).

Так, в поэзии Некрасова он находит «беспощадный реализм», умение передать страшные картины, трагизм которых понятен только горожанину. Брюсов говорит, что Некрасов современен, так как он сумел передать двойственность города, его «блеск и мрак», феерическую красоту и «гной ран» современности.

Вслед за Гоголем, Достоевским, Брюсов воспринимает тему города, как остро социальную, обнаженную внутренние конфликты общественной жизни.

Следует отметить, что на формирование Брюсова как поэта-урбаниста оказала влияние и окружающая его среда, тот микроклимат, в котором он жил. В.Брюсов родился в Москве, на Цветном бульваре, в доме, который даже своим внешним нескладным устройством, пристройками, полутемными комнатами, скрипучими деревянными лестницами напоминал о нравах и привычках едва ли не дореформенного торгового мещанства. Остановка, окружавшая молодого Брюсова, отражала и более поздний уклад. Брюсов вырос в большом капиталистическом городе, который в то время в значительной мере уже потерял свою старозаветность. Уже тот факт, что город являл собой как старые, так и новые явления, отражал в сознании молодого поэта какую-то двойственность отношения к нему. Даже в облике и характере Брюсова- старшеклассника, бородатого, некрасивого, преисполненного юношеского самомнения, чудаковатого, погруженного в свои мысли, поражающего учителей способностями и знаниями, одинокого среди товарищей, угадывалось зарождение какой-то непривычной породы людей, возбужденных реальностями и видениями по-новому развернувшейся городской жизни. Брюсову открылась искривленная душа буржуазного города, мир ночных ресторанов, домов терпимости и картежных страстей. Еще в ранней юности он соприкоснулся с этой стихией, переболел духовными болезнями горожанина.

Глава 2.Образ города в раннем творчестве В.Я.Брюсова

Образ города в поэзии В.Брюсова возникает уже в первых его книгах: «Juvenilia» («Юношеское», 1892-1894гг.), «Chefs d’ oeuvre» («Шедевры», 1894-1896гг.), «Me eum esse» («Это – я», 1896-1897гг.). Здесь город еще не становится главным объектом художественного изображения, не развертывается во всю ширину. Наоборот, поэт бежит от него:

Эта светлая ночь, эта тихая ночь, Эти улицы, узкие, длинные!

Я спешу, я бегу, убегаю я прочь,

Прохожу тротуары пустынные.

«Все кончено…», 1895

Для лирического героя данного стихотворения узкие длинные улицы и «тротуары пустынные» являются местом, усиливающим ощущение разлуки с любимой. В городе он чувствует себя одиноким, брошенным, но бегство из него тоже невозможно.

На улицах брюсовского города еще появляются несчастные в любви герои: пережившая ее безрадостный опыт девушка («Туманные ночи», 1895) и женщина-проститутка («Фантом», 1894). Город здесь становится свидетелем любовных переживаний героев, но бесчувственным, он только равнодушно смотрит на них и на происходящие события. Так нашему взору предстает еще одна картина:

Три женщины, грязные, пьяные,

Обнявшись, идут и шатаются,

Дрожат колокольни туманные,

Кресты у церквей наклоняются.

Эта яркая зарисовка с натуры близка некрасовскому петербургскому пейзажу, изображающему обездоленный городской люд, пропивающий с горя последние гроши. Городская обстановка раннего Брюсова накаляется присутствием еще одного немаловажного героя – сумасшедшего, в ужасе скользящего по городу, окруженного своими бредовыми видениями:

Я встречаю нагие тела,

Посинелые в рыхлом снегу,

Я минуты убийств стерегу

И смеюсь беспощадно с угла.

Сумасшедший радуется, что горят дома и весь город пылает в огне, а он стоит за углом и любуется придуманной самим же картиной. В своем сознании он убегает из города в «неживые леса», видя в них выход из быстро меняющегося городского окружения.

Итак, в представленных ранних стихах В. Брюсов отрицательно воспринимает город, он еще начинает «вдыхать его ядовитые пары», не понимая, что можно дышать полной грудью.

В постижении другого образа города Брюсов обращается к символизму.

Он пишет стихотворение о городе, которым сам восторгается:

Дремлет Москва, словно самка спящего страуса,

Ссылка на основную публикацию
×
×