«Дневник путешествие в творчестве Мацуо Басё»
Отличие европейского дневника-путешествия от японского “чистого” дневника и дневника-путешествия заключается в том, что европейский путешественник претерпевает определенную внутреннюю эволюцию – это видно, например, и в радищевском “Путешествия из Петербурга в Москву”, и в “Сентиментальном путешествии” Стерна. Японский дневник-путешествие не дает эволюцию героя. Дневник “По тропинкам Севера”, как и другие произведения Басе этого жанра, можно сравнить с “нанизанными строфами” – с рэнга, только здесь “строфы” длиннее и написаны прозой с яркими вкраплениями-звездочками – хокку. Единство этим рэнга придает образ автора – внимательного и тонкого наблюдателя, чуткого и к, казалось бы, незаметным и малопривлекательным явлениям природы и человеческой жизни, и не скрывающего своего восторга при виде общепризнанных красот японской природы.
В 27-й главе Басе описывает свое посещение Гавани Цуруга, где полнолуние считается особенно красивым (а любование луной распространено в японском быту): “Мало-помалу скрылся пик Сиранэ и показался пик Хина. Я перешел мост Асамуцу; у тростника в Тамаз колосились кисти. Миновал заставу Угуису, перешел перевал Юноо и в Хютагадзе, на горе Казруяма, слышал шорох первых диких гусей. В четырнадцатый день в сумерки я остановился в гостинице в гавани Цуруга. В эту ночь луна была особенно ясной. “И завтрашней ночью будет так же?” – спросил я. “Ясно ль, пасмурно ль будет в следующую ночь, здесь на Севере знать заранее трудно”… На пятнадцатый день, как и сказал хозяин, пошел дождь.
* Полная луна!
* Как погода севера
* Переменчива…
Но чаще всего взор поэта привлекают места с неброской красотой, требующей для ее восприятия острой наблюдательности, тонкой культуры любования, умения вскрыть красоту, заложенную во всех проявлениях жизни человека и природы. При этом Басе как бы подготавливает читателя к встрече с прекрасным, отходя сам в сторону – остальное должен домыслить читатель. Проанализируем одну из глав произведения, обращая внимание и на своеобразие композиционного построения: “. Когда исчерпаны были все виды бухт и гор, воды и суши, душа затосковала по Кисакате. Направившись на северо-восток от гавани Саката, я переходил горы, следовал вдоль берега, ступал по песку. Когда солнце уже понемногу клонилось к закату, – ветер с моря стал взметать прибрежный песок, заморосил дождь и скрыл гору Текай.
Я брел в потемках наугад. “И при дожде все по-особому, и, когда прояснится, будет любопытно!” – так подумав, я забрался в крытую камышом хижину рыбака и стал ждать, пока перестанет дождь. Наутро, когда небо совсем прояснилось и радостно засверкало солнце, я поплыл в лодке к Кисакате”. Далее следует описание бухты Кисакатн. Но обращает на себя внимание, что ожидание любопытного пейзажного мотива на солнце не завершено, этот фрагмент создает впечатление незаконченности: автор только констатирует, что небо прояснилось и радостно засверкало солнце. А что же чувствует сам автор? Пусть читатель “дочувствует” этот вид при солнце самостоятельно. Так незаметно Басё вовлекает читателя в путешествие по тропинкам японского Севера.
Во второй части главы Басе как бы забывает о конечной цели поездки, намеченной в начале главы – Кисакате. Он продолжает: “Прежде всего, я подвел лодку к острову Ноина – Ноинсима – и посетил место его трехлетнего уединения. Сошел с лодки на другом берегу. Здесь, как память о Сайге, стоит старая вишня, воспетая в стихе: “Над цветами”. На берегу есть курган, – говорят, могила императрицы Дзинго. Храм зовется Камандзюдоси.
Я не слыхал, чтобы она здесь бывала. Как же так?” Скрытая, не высказанная прямо радость от вида горы Текай при ярком солнце сменилась элегическим настроением, вызванным встречей с местами, связанными с Сайге и с памятью о императрице Дзинго. В заключительной части главы происходит встреча с Кисакатой: “Усевшись в келье в этом храме, я поднял штору и одним взглядом вобрал весь вид: на юге гора Текай упирается в небо, а отражение ее падает в море. На западе дорогу преграждает застава Муямуя. На востоке возведена насыпь, и виднеется далеко дорога на Акиту. С севера раскинулось море, и место, куда заходят волны, зовется Сиогоси. Мацусима словно смеется, Кисаката словно досадует. К унынию прибавляется печаль.
* О Сиогоси!
* Здесь цапли мочат ноги,
* Прохладно море.
По европейской традиции, поэт должен был бы радоваться, что наконец-то состоялась встреча с целью поездки, но Басе печален. Вид бухты в дождь напоминает поэту историю китайской красавицы Сиши, наложницы императора, который из-за любви к ней забросил все государственные дела. Сиши это так тревожило, что она постоянно хмурилась. Так радостное ожидание встречи с Кисакатой перерастает в печаль. Как это по-японски! О6ратим внимание и на удивительный пейзаж, перерастающий в эпический образ Японии, вмещенный даже не в одно предложение, а в его часть: “на юге гора Текай упирается в небо, а отражение ее падает в море. На западе дорогу преграждает застава Муямуя. На востоке возведена насыпь, и виднеется далеко дорога на Акиту. С севера раскинулось море, и место, куда заходят волны, зовется Сиогоси”. Это как у Сайге: ни одного лишнего слова. Но глава еще не завершена. Вслед за двумя своими хокку Басе помещает хокку Соры, долгое время разделявшего с Басе путевые тяготи.
* Праздник
* О, Кисаката!
* Что едят сегодня?
* Священный праздник…
* (Сора)
* Затем следует хокку Тзйдзики:
* Шалаш рыбачий.
* Лежат дверные доски.
* Прохладный вечер…
Заканчивается глава строчкой Басе и еще одним хокку Соры. Включая стихотворения Соры и Тэйдзики, Басе превращает главу из монолога в дружескую беседу трех поэтов, предоставляя право Соре и Тэйдзики на свои точки зрения, на дополнительные оттенки поэтического восприятии природы. Таким образом, печаль автора от встречи с Кисакатой сменяется праздничным настроением, вызываемым стихотворением Соры, завершается картиной рыбачьего шалаша и в финале главы автор (вместе с читателем) как бы взмывает вверх над пеной волн к соколиному гнезду. Какие тонкие и разнообразные перепады настроений, внедренные всего в одну главу!
Любопытно начинается следующая глава: “Жаль было расставаться с Сакатой, и день шел за днем. Но вот загрустил я по небосводу Хокурикудо”. Читателя ждут следующие переливы настроений… Странствия Басе являютея одновременно и путешествием в прошлое Японии, постепенно напоминающим о себе то развалинами, то какими-нибудь легендами, то памятными местами.
Уже во второй главе Басе пишет: “Сходил поклониться в Муроно Ясиму. Мой спутник Сора рассказал: “Здешнее божество именуется Коно Ханасукуяхимз. Это та же самая богиня, что и в храме на горе Фудзи. Она вошла в глухо обмазанное жилище, зажгла огонь, закляла, и так родился бог Хоходоминомикого. С той поры это место называют Муроно Ясима – Когли Муро. Оттого же иногда зовут Кэмури – Дым. Такое предание ходит по свету”. В 6-й главе Басе посещает развалины горной кельи настоятеля одной из сект Буте. В 13-й главе он пишет о стеле в деревне Итикава у замка Тага: “… Если соскоблить мох, еле заметно проступают знаки. На ней обозначено число до границ уезда в четырех направлениях”.
Басе цитирует надпись “Сей замок воздвигнут в первый год Дзинки главноначальствующим и военачальником тиндзюфу Оно Асон Адзуморо и перестроен в шестой год Тзмпэй Ходзи советником и наместником областей Токайдо и Тосандзи, военачальником тиндзюфу Эми Асон Асакари. Первый день двенадцатого месяца” и комментирует следующим образом: “Это приходится на годы царствования императора Сему. Хотя доныне из уст в уста ходит множество преданий о воспетых в древности местах, но горы рушатся, реки мелеют, дороги прокладываются заново, камни оседают и прячутся в землю, деревья дряхлеют и уступают место свежей поросли, время идет, век сменяется, и сам след их недостоверен! Но здесь перед нами, нет сомнения, памятник тысячелетний, и мы своими глазами познаем сердца древних.
Вот заслуга моих хождений, радость до конца моих дней! – от этой мысли я забыл трудности пути и только лил слезы”. Люди, встреченные поэтом на “тропинках Севера”, – это и хозяева гостиниц, и монахи, и куртизанки, и рыбаки, и крестьяне, дровосеки, охотники, паломники. С кем не встречался Басе в пути – так это знать и чиновничество.
Особо отмечает Басе встречи с любителями поэзии и вообще людьми искусства. Спутником в странствиях некоторое время был Сора: “Фамилия Сора – Кавааи, зовется он Согоро. Он живет под сенью банана возле моего дома и помогает мне в заботах о воде и топливе. И на этот раз он был рад повидать вместе со мной Мацусиму и Кисакагу и облегчить мне тяготы пути. На заре в день выхода в путь он сбрил себе волосы, облачился в черную монашескую одежду и знаки своего имени “Сого” – “весь” и “пять” – изменил на другие – “вера” и “просветление”.
Мацуо Басе (1644-1694)
Поэт родился в Уэно, провинция Ига, в семье самурая Мацуо Едзаэмона. Он был третьим ребенком. Отец и старший брат будущего поэта преподавали каллиграфию. Уже дома он получил хорошее образование. В юности увлекался китайскими поэтами, особенно Ду Фу. С 1664 г. в Киото изучал поэзию. Состоял на государственной службе с 1672 г. в Эдо (ныне Токио), затем стал преподавателем поэзии. Получил известность как поэт комического рэнга (ранняя разновидность хокку). Басе считается создателем жанра и эстетики хокку.
В 1680-е годы Басе, руководствуясь философией буддийской школы Дзэн, в основу своего творчества положил принцип «озарения». Поэтическое наследие Басе представлено семью антологиями, созданными им и его учениками: «Зимние дни» (1684), «Весенние дни» (1686), «Заглохшее поле» (1689), «Тыква-горлянка» (1690), «Соломенный плащ обезьяны» (книга 1-я, 1691, книга 2-я, 1698), «Мешок угля» (1694). Наследие Басе составляют также лирические дневники, написанные прозой в сочетании со стихами.
Несмотря на то что всю жизнь он страдал от нищеты, Басе как истинный филисоф-буддист почти не уделял внимания этому обстоятельству.
Я банан посадил
И теперь противны мне стали
В Эдо (ныне Токио) Басе обитал в простой хижине, подаренной ему одним из учеников. Возле дома он своими руками посадил банановое дерево. Считается, что именно оно дало псевдоним поэту. Басе переводится как «банан, банановое дерево», «банановая пальма».
Как стонет от ветра банан,
Как падают капли в кадку,
Я слышу всю ночь напролет.
Зимой 1682 г. Эдо, столица сегунов, в очередной раз пострадала от крупного пожара. К несчастью, он погубил «обитель бананового листа» – хижину поэта. Сам Басе тоже чуть не погиб в огне. Поэт сильно переживал потерю. После недолгого пребывания в провинции Каи он вернулся в Эдо, где с помощью учеников построил в сентябре 1683 г. новую хижину, возле которой снова посадил банановое дерево. Но это действие было лишь символическим возвратом к прошлому. До конца своей жизни Басе остается странствующим поэтом.
В августе 1684 г . в сорокалетнем возрасте, в сопровождении ученика Басе отправляется в свое первое путешествие. В те времена путешествовать по Японии было очень трудно. Многочисленные заставы и бесконечные проверки причиняли путникам немало хлопот. Внешне поэт был похож на скромного буддийского паломника: лысоватый, небольшого роста, в простом плаще, с соломенным зонтом и холщовой сумкой.
После многодневного путешествия по- главному тракту То-кайдо Басе и его спутник прибыли в провинцию Исэ, где поклонились легендарному храмовому комплексу, посвященному богине Солнца Аматэрасу Омиками.
В сентябре они оказались на родине Басе, в Уэдо. Там поэт повидал брата и узнал о смерти родителей. Ученик отказался от дальнейших странствий и вернулся домой, а Басе после путешествий по провинциям Ямато, Мини и Овари, опять прибыл в Уэ-ДО.
Путешествия Басе служили и распространению его стиля, ибо везде поэты и аристократы приглашали его к себе в гости. Хрупкое здоровье Басе заставляло волноваться его поклонников и учеников, и они всякий раз облегченно вздыхали, когда он возвращался домой.
До конца своей жизни Басе вновь и вновь отправлялся в путь, черпая силы в красоте природы. Его поклонники ходили за ним толпами, повсюду его встречали сонмы почитателей, среди которых были и крестьяне, и самураи.
В конце жизни Басе, вновь посетил родной край, а затем пришел в Осаку. Это путешествие оказалось для него последним. Великий японский поэт скончался в возрасте пятидесяти одного года.
Предвидя это, одно из повествований о своем путешествии по Японии Басе озаглавил «Нодзасари кико» («Смерть в пути»).
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
Ворон сидит одиноко.
Из сердцевины пиона
Медленно выползает пчела.
О, с какой неохотой!
Где гнездо твое старое?
Всюду сливы в цвету.
Предыдущий реферат из данного раздела: Мастерская или храм?
Следующее сочинение из данной рубрики: Дороги войны
Биография Мацуо Басё
Считается, что Басё был стройным человеком небольшого роста, с тонкими изящными чертами лица, густыми бровями и выступающим носом. Как это принято у буддистов, он брил голову. Здоровье у него было слабое, всю жизнь он страдал расстройством желудка. По письмам поэта можно предположить, что он был человеком спокойным, умеренным, необычайно заботливым, щедрым и верным по отношению к родным и друзьям. Несмотря на то, что всю жизнь он страдал от нищеты, Басё, как истинный филисоф-буддист, почти не уделял внимания этому обстоятельству.
Портрет Басё работы Ёсы Бусона
В Эдо Басё обитал в простой хижине, подаренной ему одним из учеников. Возле дома он своими руками посадил банановое дерево. Считается, что именно оно дало псевдоним поэту (Басё, переводится как «банан, банановое дерево»). Банановая пальма неоднократно упоминается в стихах Басё:
* * *
Я банан посадил –
И теперь противны мне стали
Ростки бурьяна.
***
Как стонет от ветра банан,
Как падают капли в кадку,
Я слышу всю ночь напролёт.
Перевод Веры Марковой
Зимой 1682 года сёгунская столица Эдо в очередной раз стала жертвой крупного пожара. К несчастью, этот пожар погубил «Обитель бананового листа» — жилище поэта, и сам Басё чуть не погиб в огне. Поэт сильно переживал утрату дома. После короткого пребывания в провинции Каи он вернулся в Эдо, где с помощью учеников построил в сентябре 1683 года новую хижину и снова посадил банановое дерево. Но это действие было лишь символическим возвратом к прошлому. Отныне и до конца своей жизни Басё – странствующий поэт.
В августе 1684 года, в сопровождении своего ученика Тири, в сорокалетнем возрасте Басё отправляется в своё первое путешествие. В те времена путешествовать по Японии было очень трудно. Многочисленные заставы и бесконечные проверки паспортов, причиняли путникам немало хлопот. Однако, надо думать, Басё был достаточно умён и уж точно достаточно известен, чтобы пройти эти преграды.
Интересно посмотреть, что представляло собой его дорожное одеяние: большая плетёная шляпа (которые обычно носили священники) и светло-коричневый хлопчатобумажный плащ, на шее висела сума, а в руке посох и чётки со ста восемью бусинами. В сумке лежали две-три китайские и японские антологии, флейта и крохотный деревянный гонг. Одним словом, он был похож на буддийского паломника.
Предполагаемое место рождения Басё в провинции Ига
После многодневного путешествия по главному тракту Токайдо, Басё и его спутник прибыли в провинцию Исэ, где поклонились легендарному храмовому комплексу Исэ дайдзингу, посвященному синтоиской богине Солнца Аматэрасу Омиками. В сентябре они оказались на родине Басё, в Уэдо, где поэт повидал брата и узнал о смерти родителей. Затем Тири вернулся домой, а Басё после странствий по провинциям Ямато, Мини и Овари, опять прибывает в Уэдо, где встречает новый год, и снова путешествует по провинциям Ямато, Ямасиро, Оми, Овари и Каи и в апреле возвращается в свою обитель. Путешествие Басё служило и распространению его стиля, ибо везде поэты и аристократы приглашали его к себе в гости. Хрупкое здоровье Басё заставило поволноваться его поклонников и учеников, и они облегчённо вздохнули, когда он вернулся домой.
До конца своей жизни Басё путешествовал, черпая силы в красотах природы. Его поклонники ходили за ним толпами, повсюду его встречали ряды почитателей – крестьян и самураев. Его путешествия и его гений дали новый расцвет ещё одному прозаическому жанру, столь популярному в Японии – жанру путевых дневников, зародившемуся ещё в X веке.
Лучшим дневником Басё считается «Окуно хосомити» («По тропинкам севера»). В нём описывается самое продолжительное путешествие Басё вместе с его учеником Сора, начавшееся в марте 1689 г. и продолжавшееся сто шестьдесят дней. В 1691 году он снова отправился в Киото, тремя годами позже опять посетил родной край, а затем пришёл в Осаку. Это путешествие оказалось для него последним. Басё скончался в возрасте пятидесяти одного года.
Лирика – это единственный вид искусства, который человек может целиком и полностью «присвоить» себе, превратив лирическое произведение или отдельные строки в часть своего сознания. Произведения других искусств живут в душах как впечатления, как память об увиденном, услышанном, а вот лирические стихи сами врастают в души, откликаются в нас в определенные моменты жизни. К этой мысли приходили многие мудрецы.
Краткость, как известно, сестра таланта. Может быть, поэтому народ всегда охотно и сам создавал, и живо откликался на лаконичные поэтические формы, которые легко запоминаются. Вспомним рубай Хайяма – четыре строчки. Почитаем древние латышские дайны, их тысячи, тоже кратких четырех-пяти-шестистиший
Ах, зелененькая щучка
Всю осоку всполошила!
Ах, красавица-девица
Всех парней растормошила.
В мировой поэзии и Востока и Запада мы найдем немало примеров кратких форм лирики. Русские частушки – это тоже особый вид лирики. В русских пословицах и поговорках просматриваются порой двустишия.
Но когда речь заходит о краткости как особой поэтике, мы сразу вспоминаем Японию и слова «танка» и «хокку». Это формы, которые несут глубоко национальный отпечаток Страны восходящего солнца. Пятистишие – танка, трехстишие – хокку. Японская поэзия культивирует эти формы уже много веков и создала удивительные шедевры.
Сразу скажем, что если бы не кропотливейшая и талантливейшая работа некоторых переводчиков, и, в первую очередь, Веры Марковой, мы бы вряд ли могли насладиться тончайшей поэзией Басе, Оницура, Тиё, Вусона, Исса, Такубоку. Именно благодаря конгениальности некоторых переводов книги японской лирики в России расходились еще недавно миллионными тиражами.
Прочитаем несколько стихотворений Басе, безусловно, великого поэта, достигшего в хокку наибольшей поэтической выразительности, в переводе В. Марковой.
И осенью хочется жить
Этой бабочке пьет торопливо
С хризантемы росу.
Можно и не знать, что хокку построена на определенном чередовании количества слогов; пять слогов в первом стихе, семь во втором и пять в третьем – всего семнадцать слогов. Можно не знать, что звуковая и ритмическая организация трехстишия – это особая забота японских поэтов. Но нельзя не видеть, не чувствовать, не понимать того, как много сказано в этих трех строчках. Сказано прежде всего о жизни человека «И осенью хочется жить. » И в конце жизни хочется жить. Роса на хризантеме – это не только очень красиво в изобразительном смысле, но и многозначно поэтически. Роса ведь очень чистая, очень прозрачная – это не вода в мутном потоке быстрой реки жизни. Именно в старости человек начинает понимать и ценить истинные, чистые, как роса, радости жизни. Но уже осень.
История жизни Мацуо Басё
В этом стихотворении можно уловить тот вечный мотив, который есть и у русского поэта, жившего через почти триста лет после Басе, у Николая Рубцова
Замерзают мои георгины.
И последние ночи близки.
И на комья желтеющей глины
За ограду летят лепестки.
Это из «Посвящения другу». И у Басе, и у Рубцова – вечный мотив жизни на земле и ухода. У Рубцова понятно, что речь идет об ограде палисадника и о глине в нем же, но направленность душевная – «последние ночи близки» – вызывает ассоциации с другой оградой, с кладбищенской, и с другими комьями глины.
Вот я прочитал трехстишие Басе и ушел аж до Рубцова. Думаю, что японского читателя эти строки уведут к своим ассоциациям – каким-то японским полотнам живописи – многие хокку имеют прямую связь с живописью – уведут к японской философии, хризантема имеет в национальной символике свой смысл – и читатель тоже на это откликнется. Роса к тому же – метафора бренности жизни.
Вообще здесь задача поэта – поэтической картиной, набросанной двумя-тремя штрихами, заразить читателя лирическим волнением, разбудить его воображение, – и для этого средств у хокку достаточно, если, конечно, хокку пишет настоящий поэт.
Вот еще трехстишие Басе:
Едва-едва я добрел,
Измученный до ночлега.
И вдруг – глициний цветы!
В традиции хокку изображать жизнь человека в слиянии с природой. Поэты понуждают человека искать потаенную красоту в простом, незаметном, повседневном. Согласно буддийскому учению, истина постигается внезапно, и это постижение может быть связано с любым явлением бытия. В этом трехстишии – это «глициний цветы».
Конечно, мы лишены возможности воспринимать стихи Басе в полной мере, о которой Поль Валери сказал, что «поэзия – это симбиоз звука и смысла». Смысл перевести легче и вообще возможно, но вот как перевести звук И все-таки, нам кажется, при всем том, Басе в переводах Веры Марковой очень близок к своей первоначальной, японской, особенности.
Не всегда надо искать в хокку какой-то особый глубокий смысл, зачастую – это просто конкретное изображение реального мира. Но изображение изображению рознь. Басе это делает очень зримо и чувственно:
Утка прижалась к земле.
Платьем из крыльев прикрыла
Голые ноги свои.
Или в другом случае Басе стремится передать через хокку пространство – и только. И вот он его передает:
Бушует морской простор!
Далеко до острова Садо,
Стелется Млечный Путь.
Если бы не было Млечного Пути, не было бы и стихотворения. Но на то он и Васе, чтобы через его строки нам открылось огромное пространство над Японским морем. Это, видимо, холодная ветреная осенняя ясная ночь – звезд бесчисленное множество, они блестят над морскими белыми бурунами – а вдали черный силуэт острова Садо.
В настоящей поэзии, сколько ни докапывайся до последней тайны, до последнего объяснения этой тайны все равно не докопаешься. И мы, и наши дети, и наши внуки повторяем и будем повторять «Мороз и солнце; день чудесный. » – все понимают и будут понимать, что это вот поэзия, самая чудесная и истинная, а почему она поэзия и что в ней такого – об этом даже не хочется особенно и задумываться. Так и у Басе – японцы чтят его, знают наизусть, не всегда отдавая себе отчет, почему его многие стихи сразу и навсегда входят в душу.
Но ведь входят! В настоящей поэзии маленькая зарисовка, какой-нибудь пейзаж, бытовой фрагмент могут стать поэтическими шедеврами – и народ их так и будет осознавать. Правда, порой трудно, даже невозможно передать на другом языке, в чем заключается чудо того или иного стихотворения на языке родном. Поэзия есть поэзия. Она тайна и чудо – и так ее и воспринимают любители поэзии. Поэтому кажущееся нам простым и незамысловатым трехстишие Басе знает наизусть каждый культурный японец. Мы этого можем и не уловить не только из-за перевода, но и потому, что мы живем в другой традиции поэтической, а также по многим другим причинам.
О сколько их на полях!
Но каждый цветет по-своему –
В этом высший подвиг цветка!
Прав Басе, у нас другие цветы, нам свое надо культивировать. Васе родился в замковом городе Уэно провинции Ига в семье небогатого самурая. Васе – это литературный псевдоним, подлинное имя Мацуо Мунэфуса. Провинция Ига была расположена в центре острова Хонсю, в самой колыбели старой японской культуры. Родные поэта были очень образованными людьми, знали – это предполагалось в первую очередь – китайских классиков.
Басе с детства писал стихи. В юности принял постриг, но не стал настоящим монахом. Он поселился в хижине близ города Эдо. В его стихах есть описание этой хижины с банановыми деревьями и маленьким прудом во дворе. У него была возлюбленная. Ее памяти он посвятил стихи:
О, не думай, что ты из тех,
Кто следа, не оставил в мире!
Поминовения день.
Басе много странствовал по Японии, общался с крестьянами, с рыбаками, со сборщиками чая. После 1682 года, когда сгорела его хижина, вся его жизнь стала странствованием. Следуя древней литературной традиции Китая и Японии, Васе посещает места, прославленные в стихах старинных поэтов. В дороге он и умер, перед кончиной написав хокку «Предсмертная песня»
В пути я занемог,
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным лугам.
Могила Басё в Оцу(префектура Сига) в Японии
Поэзия была для Басе не игрой, не забавой, не заработком, а призванием и судьбой. Он говорил, что поэзия возвышает и облагораживает человека. К концу жизни у него было множество учеников по всей Японии.
Реферат: Мацуо Басё
| Название: Мацуо Басё Раздел: Биографии Тип: реферат Добавлен 20:12:31 04 апреля 2008 Похожие работы Просмотров: 818 Комментариев: 14 Оценило: 2 человек Средний балл: 5 Оценка: неизвестно Скачать |
Омиками. В сентябре они оказались на родине Басё, в Уэдо, где поэт повидал брата и узнал о смерти родителей. Затем Тири вернулся домой, а Басё после странствий по провинциям Ямато, Мини и Овари, опять прибывает в Уэдо, где встречает новый год, и снова путешествует по провинциям Ямато, Ямасиро, Оми, Овари и Каи и в апреле возвращается в свою обитель. Путешествие Басё служило и распространению его стиля, ибо везде поэты и аристократы приглашали его к себе в гости. Х рупкое здоровье Басё заставило поволноваться его поклонников и учеников, и они облегчённо вздохнули, когда он вернулся домой.
Загрузка...